СтильВещь: Женщины об одежде, которая досталась им
от мам и бабушек

Я ношу мамин плащ, который она купила в магазине «Морава» в Воронеже в конце 1980-х. Вообще мама жила в Ельце, но у неё обнаружили какое-то затемнение в лёгких и отправили в тубдиспансер в Воронеже. В итоге ничего страшного не нашли, и мама решила что-то себе купить на радостях. Плащ был дорогой (140 рублей при её учительской зарплате в 105), югославский и модный («все завидовали»).

Сейчас нам кажется, что плащ стоимостью в полторы зарплаты — это очень дорого, но в 1980-е, уверяет мама, это было типично: в магазинах ничего не было, тратить было некуда, поэтому «деньги у всех были». Если родители ехали куда-то — куда угодно, — то всегда брали с собой деньги «на всякий случай», потому что в каком-нибудь селе или маленьком городе могли внезапно оказаться итальянские сапоги. Это не преувеличение: мама рассказывала, что часто находила там крутые вещи, которые никто не покупает, и шопинг был как раз из серии «поехать в Задонск, Ефремов и Лебедянь».

Я очень хорошо помню этот плащ из детства, он ассоциировался у меня именно с мамой: она носила его лет десять, до конца 1990-х. Потом плащ долго болтался по шкафам, а в 2015 году я переехала в Берлин и сразу о нём вспомнила. В первый же приезд попросила маму его найти. Выглядел он суперактуально — примерно такие же силуэты стали появляться в Monki. Мы его постирали, отпороли подплечники, нашли пояс, и плащ поехал в Берлин собирать комплименты. Потом, правда, оказалось, что у него сгнили почти все нитки, которыми были пришиты пуговицы, и они начали просто отваливаться, но я их перешью заново. На работе (я состою в креативном агентстве) часто спрашивают, откуда он, и когда я говорю, что это мамин и что он мой ровесник, получаю одобрительное: «О-о-о, вау!»

Я часто думаю, что если бы мы сейчас покупали вещи в полторы своих зарплаты, то тоже носили бы их годами и передавали бы детям. Не уверена, что это лучше, но задуматься можно.

Около двенадцати лет назад, разбирая вещи бабушки, мама с тётей нашли пышную двухслойную юбку из тяжёлого и пластичного шёлка. Вещица досталась мне, и я ношу её на протяжении всего этого времени. Помню, я была в таком восторге от находки, что надела эту абсолютно летнюю юбку в ноябре на учёбу, прямо с сапогами. Комбинация, конечно, та ещё — впрочем, нулевые не щадили никого.

Юбку бабушка купила в Кувейте, где они жили с 1983-го по 1986-й. Дедушку пригласили работать тренером одноимённого волейбольного клуба, до этого он тренировал женскую сборную Казахстана. Страна только двадцать лет как получила независимость и бурно развивалась на нефтяные деньги. Иностранцев там было немного, а вот магазины с одеждой западных брендов уже появились и явно были ориентированы на местных покупателей: многие женщины одевались по-светски, но без декольте и короткой длины, конечно. В одном из таких магазинов и купили юбку.

Вообще бабушка была большой модницей, умела находить красивые вещи, да ещё и отлично вязала. Однажды она захотела шубу, но при этом купить её решила непременно на свои деньги. Бабушка преподавала в музыкальной школе, а чтобы заработать на шубу, начала вязать вещи на заказ. Не знаю, сколько времени на это ушло, но шубу она в итоге сшила в ателье — по собственному эскизу.

Дедушка безумно её любил и всегда привозил ей что-то из заграничных командировок — весь бы её гардероб носила, судя по фотографиям. Однажды в Алматы прямо на улице бабушку остановила незнакомая женщина и очень долго и настойчиво уговаривала продать её костюм. Это был подарок дедушки, и, конечно, бабушка отказалась.

В начале нулевых ей пришлось спешно переезжать в Москву, и она смогла взять с собой совсем мало вещей. Спустя несколько лет после её смерти в коробках нашли льняную рубашку, пару белых босоножек Dior (к сожалению, они на меня не налезли — у бабушки был 36-й размер против моего 41-го) и эту юбку.

Я тщательно отбираю вещи в свой гардероб, покупаю винтаж, но если бы мне пришлось расстаться со всем, оставив лишь один предмет, я бы без раздумий отказалась от всего, кроме этой юбки. Я никогда не смогу ни подарить, ни продать её. Для меня это объект доброй энергии: в ней мне проще даются дела, завязываются знакомства, сама удача на моей стороне. Я надела её на объявление результатов вступительных экзаменов в МГУ и узнала, что прошла, в ней потом сдавала экзамены, практически не готовясь. Беру её в особенные поездки и собираюсь носить ещё долгие годы.

Ношу, обожаю и храню вещи, которые носили бабушки и мама. Самый дорогой для меня раритет — это красивенный огромный платок прабабушки, которому точно скоро будет лет сто. Его надеваю очень редко — берегу. Есть в моей коллекции костюм, пальто и тренч двоюродной бабушки, которая в годы Великой Отечественной войны попала в Германию, а затем в Канаду, поэтому все её вещи очень стильные. Это сестра моей родной бабушки. Сейчас ей девяносто два года, и она до сих пор держит с нами связь.

Ей было четырнадцать, когда немцы угнали её в лагерь на строительство железной дороги. После войны тех, кто возвращался, сажали в советские лагеря как предателей. Её мама написала ей письмо, где завуалированно дала понять, что возвращаться не надо. Она так и сделала, а затем уехала по какой-то программе в Канаду. Снова побывать в Советском Союзе и встретиться со своей мамой, с родными она смогла только в середине 80-х. Она приехала с группой туристов — но тогда ей даже остаться ночевать у нас было нельзя.

Когда я была маленькой, бабушка присылала письма и посылки со сладостями и одеждой. Она любила красивые, качественные вещи. Её тренч и пальто в 1990-е носила моя мама, а лет пять назад бабушкины вещи стали перебираться в мой гардероб. Мы с ней одной комплекции, поэтому мне и достались эти сокровища.

Меня назвали Верой в её честь. Она светлый, добрый и жизнерадостный человек, несмотря на тяжёлую судьбу. В Канаде она работала на фабрике печенья, вышла замуж, но детей после лагеря родить уже не могла. Всю жизнь они прожили вдвоём, муж умер лет десять назад. Но умение строить отношения — её дар. Когда ей исполнилось девяносто, друзья и родственники мужа устроили сюрприз-пати, и на вечеринку собралось больше тридцати человек.

Надевая её вещи, я всегда чувствую плюс сто к уверенности и стилю — а ещё любовь. Просто мурашки по коже. Больше всего ими дорожу. Они офигенно вписываются в гардероб, и в них я получаю комплименты.

Каждый год на 9 Мая я выступаю в платье моей бабушки, это уже традиция — я пою в нём советские песни. В моей семье было принято передавать вещи из поколения в поколение — не все, конечно, а какие-то классные. У меня есть планшет прадедушки, с которым он воевал в финскую войну. Он уже не носибельный, я храню в нём старые документы родственников. От мамы и бабушки у меня было много кофточек, юбок, есть ещё платье в китайском стиле из 1980-х.

Есть платье, которое сшили в 1970 году. Бабушка где-то достала крепдешин, а сшила платье мама её детской подружки. В нём она поехала на конференцию в Москву. Туда надевали всё самое лучшее, чтобы завести полезные связи. Бабушка была неврологом, открыла отделение для детей в больнице в Ярославле, и у неё была своя кафедра неврологии. На конференции она действительно завела связи, а впоследствии стала профессором, так что, можно сказать, платье ей помогло в карьере. Наверное, придавало уверенности в себе. Вообще, у меня в семье все женщины, кроме меня, по науке — и всегда очень наряжались на эти свои научные тусовки. Мне кажется, это для них было как Met Gala.

Я долго искала в магазинах модный тренч, но всё время меня что-то смущало — то какая-нибудь деталь, то цена. В мае я поехала с семьёй на родину отца, в деревню Добромысль Брестской области, где всю жизнь прожили дедушка и бабушка.

За чаепитием дедуля предложил брату примерить кожаный пиджак времён его молодости, и так я погрузилась в шкаф, полный бабушкиной одежды. К сожалению, пару лет назад бабушки не стало, но её вещи дед бережно хранит. Так я увидела тренч своей мечты. Полностью из хлопка, очень красивого оттенка, то ли розового, то ли персикового. С манжетами и пуговицами сзади. Я не помню его на бабушке, думаю, что я ещё не родилась, когда она его носила.

Бабушка Татьяна Игнатьевна родилась в 1936 году и была учительницей русского языка и литературы. Она жила в деревне, держала скот и занималась всем по хозяйству, но ей удавалось привносить в жизнь лоск. Сколько её помню, она всегда любила ухаживать за собой, пользовалась кремами, парфюмом и очень красиво одевалась. Меня всегда поражал этот контраст. В памяти всплывает картинка, как бабушка по воскресеньям ездила на велосипеде в церковь. Она надевала лучшие наряды: узкую юбку-карандаш, блузу и красивый платок — такой, как недавно снова появился на подиумах.

По духу бабушка была на сто процентов жительницей мегаполиса, но в своё время передумала ею становиться. После школы она поехала поступать в лингвистический университет в Минске вместе с подругой, успешно сдала экзамены и была зачислена. А подружка не прошла, так что бабушка из солидарности забрала документы. Потом они вместе поступили в Хабаровский педагогический университет, а в 1961 году она вернулась на родину и начала преподавать в местной школе.

За нарядами бабушка никуда специально не ездила: деревня находится близко к польской границе, и в райцентры оттуда завозили очень симпатичные вещи. По бирке тренча видно, что он сделан в Польше. Сама часто его надеваю, он почти не мнётся.

В ту поездку из деревни я увезла и теперь ношу ещё несколько бабушкиных платьев в отличном состоянии и пиджак, который шила на заказ единственная на всю деревню мастерица, — это добротные вещи, которые выглядят очень современно.

Моя бабушка придумала и сшила это платье, предположительно, в 1970-х. Она всегда обожала рюши, яркие цвета, оборки, заколки, бусы, брошки, причём часто носила всё вместе.

Бабушке в этом году исполняется сто лет! Она пережила годы продразвёрстки в деревне, потом блокаду Ленинграда, когда они с сестрой работали на военном заводе и варили суп из казеинового клея. Её вывезли по Дороге жизни. После войны она переселенцем поехала в Кёнигсберг, который с тех пор Калининград. Там уже познакомилась с дедушкой, работала на почте. Дедушка тоже человек был нелёгкий. Рукоделие было главной её отрадой. Она шила, вязала, даже пряжу сама делала на прялке. Явно отыгрывалась за весь голод и ужас, которые были в её жизни, хрусталём в комодах, коврами на всех поверхностях, кроме потолка, — и вот этими нарядами. Рюши, воланы, избыточный декор — даже базовые вещи из магазина она переделывала по своему вкусу. Как-то папа купил ей импортное платье в «Альбатросе», это был такой аналог «Берёзки», только для моряков. Так она и его где-то укоротила, сделала рюши из обрезков и пришила к нему.

Платье, в котором я на фото, она отдала мне лет семь назад, когда ещё узнавала родственников. И ещё одно, прозрачное чёрное в красные розы, я его пока не надевала, но планирую. Оно такое, как будто моя бабушка — бабушка Доменико и Стефано, на самом деле.

Подростком мне эти наряды казались кошмарными. Несмотря на то что 90-е сейчас часто ассоциируют с наследием бренда Versace, я тогда была убеждённым сторонником ультраминимализма. Теперь я понимаю, что в этом было столько индивидуальности, таланта, любви и удовольствия! Думаю, в нынешней реальности при соответствующем образовании моя бабушка Мария Семёновна могла бы стать успешным модельером.

Тяга к ретростилю (как и в целом к старинным вещам) у меня была всегда. В пятнадцать лет я нашла у бабушки тёмно-бордовые туфли «Мэри Джейн» и тут же стала ходить в них в школу. А лет десять назад у меня появилось желание носить мамины платья, сочетая их с чем-то современным. Я слежу за модой, но предпочитаю покупать только те вещи из новых коллекций, которые отражают мой собственный стиль и дух: тренды и мастхэвы часто стирают индивидуальность.

Возможно, всё дело в том, что в моей семье и бабушка, и мама, и мама мужа, и его бабушка тоже — большие модницы. У моей бабушки до сих пор хранится коллекция журналов мод за 70–80-е, я их с удовольствием листаю, когда приезжаю в гости. Несколько лет назад обнаружила у неё в шкафу несколько платьев, качество которых превзошло все ожидания. Похоже, текстильная индустрия в 70-е — не уверена, что советская, — производила ткани высочайшего уровня. Бежевое платье в коричневый горошек бабушка покупала, чтобы пойти на выпускной моей тёти в 1979 году. С тех пор оно бесконечное число раз пережило стирку и химчистку, как и волны моды на «платьице в горошек», и прекрасно сохранилось. Оно спасает в любую, самую сильную жару, даже в плюс сорок три.

Дедушка был партийным работником, ездил в заграничные командировки и привозил оттуда что-то бабушке, да и здесь по блату мог доставать вещи, которые тогда были в дефиците. Бабушка дружила с директорами магазинов, через них и можно было узнать, когда и какую «ограниченную коллекцию» привезут из стран соцлагеря. Так у моей мамы появился голубой в крупную клетку брючный костюм в стиле 1970-х, который я сейчас с удовольствием ношу. Почтенный возраст этого костюма выдаёт крой брюк — они забавно надуваются в области бёдер.

Мама мужа подарила мне их семейную реликвию — старинный ридикюль её мамы. Белую кожаную сумку бабушка Аня купила в круизе по Средиземному морю в 1966 году. Это был первый рейс круизного советского лайнера «Тарас Шевченко», и дедушка каким-то образом (предполагаю, что тоже по партийной линии) купил путёвки на него для своей жены и дочери. Они двадцать один день плыли из Риги в Одессу вокруг Европы и заходили во все порты по дороге. Вместе с ними плыл Леонид Утёсов. На этой сумке есть следы шариковой ручки: бабушка Аня была учительницей русского языка в Тбилиси.

Я очень сильно люблю эти вещи, которые вовсе не вещи. Когда я надеваю их, меня, как облаком, окутывают любовь бабушки, тепло дедули. Я надеюсь, что когда-нибудь смогу передать эту память моим детям. Рассказать, что это не просто одежда, купленная на распродаже по выгодной цене. У этих вещей есть история, они несут энергию людей, которые их носили.

Обложка: Ирина Даминова