МнениеВсё сложно:
Как мода пытается
не выйти из моды
Почему подделки стали частью моды, а молодость больше не продает
ТЕКСТ: Дарья Косарева, автор блога It’s So Last Season и одноимённого телеграм-канала
В недрах ютьюба без труда можно отыскать интервью Коко Шанель, которое она дала французскому телевидению в 1969-м году. Воспринимать без оторопи сентенции о том, что женщинам негоже открывать узловатые колени и ходить в брюках, из 2017-го совсем не получается: сегодня интонации Шанель, дизайнера, которая в своё время считалась новатором и революционером от мира моды, кажутся не просто высокомерными, но и реакционными.
«Лакшери на все времена — сумка Birkin из крокодиловой кожи», «подделки — однозначное зло», а «супермоделью может стать только очень высокая, очень худая обладательница классически красивого лица» — такой ассоциативный ряд сегодня больше не работает. Триумф антимоды и культуры ноу-броу, смерть конвенциональной роскоши, грядущая победа бодипозитива, разнообразия и гендерной амбивалентности — всё это случилось буквально за пару лет, на наших глазах и изменило модный ландшафт навсегда. Мода следует за обществом: вступают в силу новые социальные нормы, вырабатывается новая этика. Самое время посмотреть, как под новым углом оцениваются модные тенденции и почему одни и те же модные жесты раньше вызывали восторг, а теперь — возмущение.
Возьмём, к примеру, социальную ответственность. Сегодня Гоша Рубчинский подвергается обструкции за то, что романтизирует культуру гопников и коммерчески паразитирует на проблемах трудных подростков. Но вспомним Вивьен Вествуд с её панками и Рафа Симонса с его неформалами — в своё время творчество этих дизайнеров воспринималось как бунт против элитизма в моде, а их маргинальная эстетика расценивалась как попытка привлечь внимание к проблемам неблагополучных прослоек общества.
Похожие изменения произошли с восприятием «модных правил» Коко Шанель, которые она ещё полвека назад излагала под аплодисменты публики. В сегодняшнем обществе подобная риторика неприятия считается неприличной: даже известный своей несдержанностью Карл Лагерфельд последний год послушно молчит и больше не позволяет себе высказываний в духе «никому на подиуме эти ваши женщины с формами неинтересны» и «Адель всё-таки немножко жирная, хотя у нее красивое лицо и божественный голос».
Тереза Мэй стала первым политическим деятелем женского пола, которому удалось выбраться из наглухо застёгнутого делового костюма и ловко упаковать своё увлечение модой в обёртку феминизма
Совсем по-другому в 2017-м оценивают и культурно-этнические заимствования. Когда в 1967-м Ив-Сен Лоран показал свою африканскую коллекцию, представлявшую собой модное попурри на тему традиционных костюмов стран Африки, дизайнеру рукоплескали: его жест был интерпретирован как проявление политкорректности и искренний интерес к жизни африканского населения. Спустя пять десятилетий обвинения дизайнеров в культурной апроприации и эксплуатации чужого наследия стали общим местом. Один из недавних примеров — использование дредов на показе Marc Jacobs сезона весна-лето — 2017. Белых женщин с дредами в поп-культуре теперь воспринимают как оскорбление памяти о борьбе против сегрегации, а модный показ с дредами, в которых не было и тени правозащитного смысла, — и вовсе как плевок в лицо политкорректности. Несмотря на множество объяснительных комментариев, Марк Джейкобс, кажется, так и не смог оправдаться.
Очень показательна разница в подходах к модному маркетингу тридцатилетней давности и в конце второй декады XXI века. Если в 80-х революционным шагом считалась тактика Кельвина Кляйна, который вывел, казалось бы, непреложный постулат о том, что «молодость продаёт», то сегодня неприлично юными лицами в модных кампаниях никого не удивить, а вот появление пожилых женщин в рекламе белья или купальников до сих пор провоцирует мощные общественные дискуссии.
Интересны метаморфозы, которые претерпевает восприятие образа женщины — общественного деятеля и её манеры одеваться. На примере британского премьер-министра Терезы Мэй мы уже подробно разбирали эволюцию современного пауэр-дрессинга: Тереза стала, пожалуй, первым политическим деятелем женского пола, которому удалось выбраться из наглухо застёгнутого делового костюма и ловко упаковать своё увлечение модой и вызывающими нарядами в обёртку феминизма.
По её стопам идёт и американская журналистка Мегин Келли, взявшая интервью у Владимира Путина: она тоже утверждает, что в 2017 году женщина имеет право выглядеть сколь угодно сексуально и при этом восприниматься серьёзным профессионалом. На контрасте тут трудно не вспомнить Маргарет Тэтчер, для которой подчёркнуто консервативная и строгая одежда служила дополнительным штрихом к портрету могущественного политика, или Раису Горбачёву, из-за своей любви к модным туалетам не раз подвергавшуюся повсеместному порицанию.
По-настоящему кафкианская ситуация складывается в модном мире с подделками. На протяжении всего своего существования мода яростно боролась с фейком, а тут вдруг всего за пару лет контрафакт стал важной частью официальной фэшн-культуры. Первыми, как водится, всё почувствовали Vetements: в 2016-м, в рамках Недели моды в Сеуле, марка организовала поп-ап-бутик с говорящим названием Official Fake и выставила на продажу коллекцию, дизайн которой был вдохновлён южнокорейскими подделками Vetements.
И понеслось: сначала Алессандро Микеле приглашает к работе над коллекцией осень-зима — 2016/2017 граффити-художника GucciGhost, который прославился тем, что разрисовывал улицы классическими логотипами Gucci, а потом и вовсе в рамках круизной коллекции — 2017 выпускает копии фейковых футболок Gucci из 90-х.
Парадокс в духе нового времени заключается ещё и в том, что аутентичные подделки, назовём их так, обрели статус новой роскоши
Затем Louis Vuitton с Supreme создают совместную коллекцию, зачином для которой послужила поддельная линейка скейтбордов и футболок с лого LV: в 2000-м Supreme выпустили её без всякого согласования с французами. Один из самых обескураживающих скандалов на этой почве случился совсем недавно, и вновь с Gucci. В последней резортной коллекции Микеле представил модель, дизайн которой был почти в точности позаимствован у Dapper Dan, известного гарлемского портного 90-х, без зазрения совести использовавшего фирменную символику больших брендов — от тех же Gucci до Louis Vuitton — при пошиве своих изделий. Звучит абсурдно, но как раз Микеле пришлось долго извиняться за этот двойной плагиат.
Парадокс в духе нового времени заключается ещё и в том, что эти аутентичные подделки, назовём их так, обрели статус новой роскоши: те самые обновлённые футболки Gucci из 90-х стали дефицитом буквально сразу после поступления в продажу, ну а цены на вещи из коллекции Louis Vuitton x Supreme превосходят самые смелые предположения. Текущая модная повестка не позволяет делать на этот счёт каких-то окончательных выводов, и всё, что остаётся, — это, разевая от удивления рот, наблюдать, чем же закончится эта фейк-вакханалия и кто поставит точку в нескончаемом потоке квазиконтрафакта.
В финале этого текста хочется сказать, что все суждения и наблюдения автора неокончательны: новые модные силлогизмы не высечены в камне, а отношения моды и нового общественного порядка пока точнее всего определяются исчерпывающим фейсбучным статусом «Всё сложно». Продолжение следует.
Фотографии: Ports, Vetements
