МнениеРюши из хрюши:
Где в моде грань между иронией и безвкусицей

Moschino предлагают мужчинам носить рюши, короны и золотые лоферы

Середина июня. Флорентийская выставка Pitti Uomo, посвященная мужской моде, в разгаре. Крепость Fortezza da Basso переполнена серьезными и лощеными мужчинами. Здесь собрались сплошь белозубые загорелые красавцы в белых рубашках, коричневых лоферах и синих пиджаках. Все как из одного ларца, с шелковым платком в нагрудном кармане. Глядя по сторонам, замечаешь и девушек, но тоже в костюмах-тройках и шляпах. Их однородность вызывает если не смех, то как минимум тяжелый вздох.

Сбоку от позирующих для Style.com на скамейке скромно сидит парень (как выясняется потом, из Нью-Йорка), одетый в столь же белоснежную рубашку и костюм с шортами, обтягивающими его не слишком худые бедра. Он молча листает ленту инстаграма, перебирая ногами на весу. Внимание приковывает цвет его костюма — канареечно-желтый. На общем фоне он выглядит как человек с редким и нужным в моде чувством юмора и самоиронии. Совпадение или нет, цвет его костюма — «minion yellow», названный компаний Pantone главным в 2016 году. Цвет оптимизма и поп-культуры, что видно даже из названия.

В одном из старых флорентийских Палаццо Корсини XVII века проходит показ третьей мужской коллекции Moschino Джереми Скотта, специального гостя Pitti Uomo в этом сезоне. В барочных комнатах, украшенных старинными фресками, жарко. Гости сидят друг у друга на головах во дворце, который некогда был собственностью рода Медичи. На подиум бодро выходят парни и девушки с буклями на голове и мушками на щеках. Розовые рюши, банты, парча, прозрачное кружево, серьги, короны, спортивные костюмы, микротрусы с низкой посадкой, золотые лоферы, смокинги в каменьях, анораки и косухи, вышитые цветами, велосипедки в облипку, футболки с надписью «More Scores than Casanova» — в будущем году мужчина Moschino должен разодеться в пух и прах. В этой барочной коллекции мистер Скотт куражится над вычурностью, GQ-архетипом и заимствованием мужчинами женственности, превращая мачизм в клоунаду. Почему бы, действительно, не сделать огромную корону и не написать на ней «Uomo»? Хотя это, конечно, будет уже не Фредди Меркьюри, а король закусочной. Впрочем, Джереми Скотт не новатор. Он перерабатывает старые идеи того же Франко Москино. Вспомните рекламную кампанию Moschino начала 90-х: Франко сам позировал в сюртуке, парике, трусах, элегантных очках, бусах и серьгах.

На вечеринке после показа ищу глазами самых нарядных. Тех, кто будет носить эту коллекцию через год. Вижу парня в майке из пайеток и чокере на шее, пожилого господина в костюме цвета фуксии и остроносой обуви. Считаю по пальцам экстравагантных особ. Остается еще пара свободных пальцев на левой руке. Очередная коллекция Джереми Скотта — на грани, когда уже не смешно, но она будет продаваться. Только не здесь, а, судя по отчетам аналитиков рынка, в Азии и в Америке. Спортивный блок коллекции и рубашки с яркими принтами, чует сердце, разлетятся в момент. Недаром Moschino сделали на Джереми Скотта большую ставку: к выходу готовится даже документальный фильм про дизайнера, а недавно была опубликована его автобиография. Но между тем, что в 2015 году делает Джереми Скотт в Moschino, и тем, что делал в 1980-х сам Франко Москино, — пропасть.

Юмор, мода и интеллект тесно связаны. Обращаться с вещами смело и без лишнего пиетета, смешивать незаурядные аксессуары, одежду и обувь невозможно без чувства юмора и хоть капли отстраненности — как и смешно шутить, не обладая широким кругозором и незашоренным взглядом. Многие иконы стиля были не просто эксцентриками, но и блестяще образованными людьми. Вспомните Пегги Гуггенхайм, Диану Вриланд или живую легенду Айрис Апфель. Тонко шутить в моде первыми стали сюрреалисты 20-х годов XX века, то есть ровно век назад. Лобстеры на платьях, пуговицы в виде леденцов и арахиса — Эльза Скиапарелли заигрывала с общественными представлениями о плохом вкусе и придумывала вызывающие идеи вместе с Сальвадором Дали и Жаном Кокто.

В конце 70-х ради не шутки, но бунта панк-движение предложило слоган «Anti-fashion is fashion». Эту идею реализовали в 80-е и 90-е по очереди Вивьен Вествуд, Жан-Поль Готье, Джон Гальяно, Франко Москино и Марк Джейкобс. Смешнее и радикальнее всех получилось у Москино — декадента, фантазера и сюрреалиста. Бывший иллюстратор Versace хотел пошутить над переоцененностью вещей, высмеять и подорвать материализм и капитализм и основал свою марку одежды в 1983 году — впрочем, сама она вскоре превратилась в успешный бизнес. Дом Москино выпускал женские и мужские вещи, аксессуары, духи, работал над кутюром и второй линией.

Джереми Скотт

не высмеивает

поп-культуру,

а спекулирует на теме

Москино не придумал новой формы в крое или новой ткани, зато благодаря ему мир получил буйство идей в собственном шкафу: ожерелья с круассанами и часами Rolex, шляпы в виде самолета или гигантской лампочки, золотые бра-топы, платья в виде пакета для покупок, дневной («обеденный») костюм, декорированный столовыми приборами, пальто с плюшевыми мишками. Он первый показал мужскую сорочку с очень длинными рукавами, обвязанными вокруг тела, как смирительная рубашка. Будучи иллюстратором, Москино переносил изображения на вещи — отсюда яичницы-глазуньи на юбках и смайлики на куртках. Москино открыто и тонко высмеивал жертв моды. Первым наносил на вещи ироничные слоганы-каламбуры, а рекламные кампании Moschino превращал в агитационные плакаты (вспомните кампанию «Stop The Fashion System» или против расизма). Успешность дома Moschino доказала: адепты моды готовы быть и смешными, и нелепыми, сохраняя и выражая собственную оригинальность. Сам Москино не считал себя ни дизайнером, ни «певцом новый эпохи», отзываясь о себе с кокетством и все той же самоиронией: «Я просто художник и декоратор».

Франко Москино, автор фразы «Хорошая копия лучше плохого оригинала», — это Энди Уорхол, только в мире моды: он был ярым постмодернистом и показал, как работают копии копий, подобия подобий, к примеру, перешив жакет Chanel на свой лад и сколотив состояние. Дизайнер умер в зените славы в 1994 году от СПИДа, через год после ретроспективы дома Moschino «Десять лет хаоса». С того момента креативным директором дома стала Росселла Джардини, в прошлом ассистентка Москино. В 2013 году Джардини передала дела Moschino Джереми Скотту.

Джереми Скотт — лицо уже другой эпохи, постпостмодернистской. По сути, его работы несут перевернутую идею Франко — «плохая копия лучше великого оригинала». В отличие от Москино, Скотт не столько высмеивает материализм и капитализм, сколько спекулирует на теме. Там, где Москино тонко шутил, Джереми Скотт выкатывает на подиум один гэг за другим. Джереми Скотт — популист. Он составляет коллекции что для своей марки Jeremy Scott, что для Moschino или adidas из парада символов современной поп-культуры, не особенно препарируя или деконструируя их, отлично зная, что это интернациональный язык. Микки Маус или кока-кола понятны всем, от Штатов до Казахстана. На выходе получается чистый китч, апеллирующий к самому массовому вкусу.

В интервью New York Magazine Джереми рассказывает, что тяга работать с треш-эстетикой у него из детства, которое он провел на ферме в захолустье штата Миссури. Но карьеру в индустрии моды он строил в конце 90-х уже в совсем другой атмосфере — в консервативном Париже. Скотт работал в PR-отделе дома Jean Paul Gaultier, тусовался по клубам района Пигаль и шокировал французов своими первыми китчевыми коллекциями и выкриками «Vive l’avant garde!». В 2001 году Скотт сделал самый верный стратегический шаг в своей карьере — переехал в Лос-Анджелес и передружился со всеми селебрити, которые поддерживают его до сих пор и задают моду сегодня. Джереми Скотта поддерживают Бритни Спирс и Мадонна, Кэти Перри и Леди Гага, Рианна и Бейонсе, Рита Ора и A$AP Rocky.

Если окинуть взглядом все творчество Джереми Скотта с конца 90-х и по сей день, становится очевидно, что все его коллекции рассчитаны на одно сплошное шоу. В этом, кстати Скотт похож на Карла Лагерфельда, который действует ровно по тому же принципу и из сезона в сезон умудряется продавать своей аудитории китчевые вещи. По-видимому, их единомыслие не секрет для самих дизайнеров: однажды Лагерфельд заметил в интервью Le Monde, что Скотт — единственный, кто способен заменить его в Chanel. Кроме американских звезд, Джереми завоевал самый перспективный рынок — азиатский. Мистер Скотт рассказывает, что встречал в Китае фанатов с татуировкой в виде его лица, и это важная победа Скотта-бизнесмена: именно за азиатский рынок сегодня борются все. Та же Миучча Прада старается поправить свои дела в Азии с помощью смелой и инфантильной новой мужской «post-pop» коллекции.

Китч и юмор прекрасно отвечают запросу широкой аудитории на что-то нарядное, но в то же время не слишком напыщенное: в таких случаях на помощь и приходит яркое и забавное. Хороший пример — любовь российских звезд к «полуформальным», «ироничным» и «игривым» нарядам для светских выходов: например, появление оперной певицы Анны Нетребко в свитшоте Джереми Скотта с Губкой Бобом. Впрочем, если не брать в расчет эксцентричных поп-кумиров и эстетические взгляды их стилистов, большая часть аудитории люксовых марок все-таки воспринимает себя серьезно. Продавцы в московском бутике Moschino говорят, что женская коллекция марки «McDonald’s» продалась с трудом, зато бессменные юбки-колокольчики делают кассу в России каждый сезон.

Российская аудитория
люксовых марок
пока воспринимает себя серьезно

«Сравнительно недавно российский рынок подразумевал под словом „мода“ только люкс. Потребители относились к себе очень серьезно и стремились, чтобы их одежда ассоциировалась со зрелостью и состоятельностью», — говорят представители Podium Market. «В последние годы мы видим положительные изменения. Влияние блогеров и стритстайл-фотографов породило новое, здоровое отношение к себе и окружающим, чувство юмора и непосредственность. Мы заметили, что люди стали одеваться хаотично, как в детстве, в разноцветные яркие вещи. Например, в Podium Market халаты с надписью „Bitch“ на спине разлетелись за мгновение. Мы очень рады, что русские потребители стали более расслабленными по отношению к себе. Мода — это серьезный бизнес, к которому не следует относиться слишком серьезно».

«Одни тенденции принимают хорошо, а другие просто не воспринимают, и это в большой степени связано с чувством юмора. Возможно, дефицит внутренней свободы и юмора как раз влияет на то, что играть с более сложными сочетаниями людям в России непросто», — рассказывает команда концепт-стора «Кузнецкий мост 20», где висят легкомысленные платья Jacquemus и взрывные топы Nasir Mazhar, рассчитанные на состоятельную, но свободомыслящую аудиторию. «По не до конца изученным причинам россиянки предпочитают наряжаться в волшебных лесных фей и вымышленных принцесс, а также медсестер, барышень XIX века и хиппи из 60-х. При этом им сложно оценить и правильно надеть платье в пайетках леопардовой расцветки Ashish или по-настоящему красивую деконструированную вещь того же J.W. Anderson или Marques’Almeida».

Из однозначно эксцентричных вещей в магазине лучше всего продаются «костюмы американских заключенных» российской марки Walk Of Shame и головные уборы Piers Atkinson с матрешками в блестках, которые он сделал специально к пятилетию «КМ20», а также кепки с ушами Микки Мауса и кота, ободки с вуалью и крупными цветами и вещи Hyein Seo с надписями вроде «Школа сломала мне жизнь». Зато вещи, вдохновленные героями американской поп-культуры, не вызывают теплого отклика. Так, пока весь мир гоняется за свитошотами с портретом Канье Уэста и Ким Кардашьян, а также «грешной» курткой с вышитым пайетками ликом Иисуса, в магазине они лежат нетронутыми, а золотые козырьки Nasir Mazhar вызывают смешки и шутки про прорабов и ремонт.