Личный опыт«Весила 38 кг и ничего не могла сделать»:
Я модель и боролась
с анорексией
Даша Каширина рассказывает, как оказалась в ловушке культа худобы
Интервью: Анна Елисеева
Всё чаще в центре внимания оказываются истории моделей, которые борются за право набрать вес; появились даже соответствующие сообщества и организации. Впрочем, модели до сих пор подвергаются критике, а иногда и травле за откровенность: «Она же сама выбрала такую профессию, это её работа». Считается, что модель — «победительница в генетической лотерее» — просто не имеет права поправиться. Стоит признать, что культ худобы до сих пор невероятно силён. И парадокс в том, что насадить его пытаются с помощью девушек, которым приходится бороться с болезнью.
Точной статистики о связи модельного бизнеса и расстройств пищевого поведения нет. Считается, что с этим сталкивались около 30 % девушек, задействованных в индустрии, и более 60 % хоть раз слышали просьбу сбросить вес со стороны своего агентства. Анорексией и булимией могут заболеть даже модели, не испытывающие давления со стороны букеров и клиентов. Многие относятся к своей худобе как к капиталу, единственной ценности и начинают смертельно бояться поправиться, серьёзно ограничивая себя.
Мы поговорили с моделью и актрисой Дашей Кашириной, которая с подругой основала благотворительную организацию Notskinnyenough и модельную онлайн-школу Model’s Start, о её болезни, борьбе с ней и желании помочь тем, кто столкнулся с расстройствами пищевого поведения.
Спор
В тринадцать лет в нашей школе я впервые заметила девочек, которые учились на класс старше и были моделями. Высокого роста и от природы худые, они ходили в модельную школу Славы Зайцева и участвовали в показах. Я думала, что мне до них невероятно далеко.
Примерно в то же время подруга предложила мне похудеть на спор. Я согласилась: было интересно проверить, смогу ли я. К тому же мне всегда хотелось чуть-чуть похудеть. Не скажу, что мне кто-то делал замечания по поводу моего веса, разве что в самом детстве, когда я занималась художественной гимнастикой. Наш спор был даже не про то, насколько мы сможем похудеть, а про то, сможем ли мы почти не есть: у нас был уговор потреблять 500 ккал в день — не больше. Мы не умели считать калории и ничего не знали о сбалансированном питании. Я продержалась так неделю, а потом вообще убрала из рациона практически все углеводы и жиры. Я знала, что мне нужно расти, чтобы быть моделью — мой рост на тот момент был 163 см, — поэтому решила есть мясо. Съедала две котлеты в день, зелёный салат с огурцами и помидорами, яблоко, хлопья (потому что слышала, что в них есть какие-то «волокна», благодаря которым ты растёшь).
Помню, в первый месяц я вообще не понимала, что со мной происходит, — начала срываться на окружающих, но продолжала не есть. Каждый вечер летом на даче мы с братом смотрели мультфильм про Гарфилда, который постоянно готовил лазанью. Я смотрела на это и начинала плакать. Тем же летом я уехала в лагерь, где похудела ещё больше. И хотя уже не было спора, я не могла остановиться: мне нравилось, как я выгляжу. Когда я вернулась в школу — по-моему, это был девятый класс, — никто не ожидал увидеть меня такой, какой я приехала. Знакомая девочка, которая тоже мечтала похудеть, сказала: «О боже, как ты это сделала?» Этого комментария было достаточно, чтобы почувствовать: я всё делаю правильно и оно того стоит. Остальные говорили, что со мной что-то не в порядке, но меня это уже не волновало.
Я решила довести дело до конца: «Раз уж худею — нужно хотя бы попробовать пойти в модельную школу». Я пришла в школу к Славе Зайцеву, меня взяли, и закрутилось. Однажды мои фотографии увидела Юлия Шавырина, директор модельного агентства Avant, и позвала к себе. Я пришла к ней со словами, что ещё не окончила модельную школу, ничего не умею и не знаю. Она ответила: «Поверь, всё это ерунда. В модельной школе тебя, может, научат ходить, если ты не умеешь, но, по сути, нет ни одной школы, которая бы классно учила быть моделью. Всё познаётся на практике». После тестовых фотографий со Львом Ефимовым у меня начался успех — мне все начали писать.
Девочки на кастингах, которые не могли похудеть и которые тоже верили в магию сорока килограммов, говорили, глядя
на меня: «Ты просто супер, ты идеальна».
И я думала: «Спасибо, это всё, что я хотела услышать»
По сути, это был постоянный внутренний челлендж. Вот сейчас пойду в модельную школу и начну нормально есть, если меня примут: пошла — не начала. Думала, вот сейчас пойду на танцы, и если меня примут и скажут, что я классно выгляжу, после этого и начну есть — но опять не начала. Так продолжалось снова и снова: я назначала себе срок или цифру на весах, после которой я остановлюсь. Я весила сорок два килограмма и думала, что если съем пирожок, сразу поправлюсь на килограмм. То есть мне нужно похудеть до сорока одного, чтобы съесть его, и тогда я поправлюсь обратно до сорока двух — будет идеально. Но как только я сбросила килограмм, мне, естественно, захотелось худеть ещё и ещё.
В какие-то моменты мне было страшно. Это состояние, когда ты каждый день рыдаешь, не понимая, что с тобой, мёрзнешь, теряешь друзей, потому что постоянно на них срываешься. У тебя никого не остаётся рядом: ты считаешь всех глупыми и слабохарактерными. В той же школе Славы Зайцева находились люди, которые при виде спадающего с меня платья говорили: «Ты слишком худая, тебе нужно поправиться». Но когда я это слышала, мне было смешно. С другой стороны, девочки на кастингах, которые не могли похудеть и которые тоже верили в магию сорока килограммов, говорили, глядя на меня: «Я считаю, именно такой должна быть модель. Ты молодец, никогда не сдавайся, ты просто супер, ты идеальна». И я думала: «Спасибо, это всё, что я хотела услышать».
Помню, когда я пришла к Шавыриной, спросила у неё, нужно ли мне поправиться. Я спрашивала «не можно», а именно «нужно», хотела быть идеальной моделью для всех. И она ответила: «Ты знаешь, у нас есть девочка, которая весит тридцать восемь, и ничего». Конечно, она не знала, что у меня уже начались серьёзные проблемы. И я ни в коем случае не хочу сказать, что она заставляла девочек худеть. Но она не спросила, а я не рассказала о том, что на самом деле со мной происходит. А мне нужно было, чтобы кто-то сказал: «Набери вес, потому что ты скоро умрёшь».
С Шавыриной мы в итоге так и не поработали. Она хотела отправить меня в Азию, но я не уехала из-за учёбы в школе. Может, как раз психологически была не готова. У меня было много съёмок, и большинство фотографов не говорили ничего плохого про мой вес. Только Ник Сушкевич смотрел на меня леденящим взглядом и говорил, что мне нужно поправиться. Но я не понимала, шутит он или нет.
Горы
Я всегда была в нормальной форме для ребёнка своего возраста. Весила около пятидесяти килограммов при росте 163 см. А похудела на двенадцать килограммов — до тридцати восьми. Однажды мама увидела мою спину, когда я сидела в ванне, и накричала на меня, а я посмеялась, мол, всё окей. Она видела, что я худею, но, поскольку я врала, что ем, мама думала, что это просто особенности организма. Родители не знали, что это такое, в общем-то никто не знал. Об этом заболевании не говорили, «анорексия» была для всех незнакомым словом.
Мама возила меня по всяким клиникам, типа Института питания РАМН. Я заходила в кабинет, где врач просто говорила: «Ну, тебе надо кушать». Мне посоветовали вести пищевой дневник и съедать 2000 ккал в день. Но я по-прежнему ела мало. Меня заставляли пить какие-то смеси, как у спортсменов, вроде протеинов и витаминов. Тогда я вообще убрала из рациона всю еду.
Самым приятным было ложиться в кровать и наслаждаться пятью минутами перед сном: ощущением спокойствия и сытости, потому что когда лежишь, есть так не хочется. Это счастье хотелось продлить, и я боялась засыпать, потому что завтра ждало всё то же самое: тебе придётся голодать, идти в школу и терпеть холод. По моему опыту, у людей с анорексией не атрофируется чувство голода, они очень хотят есть, но врут всем, что это не так. Они боятся или поправиться, или причинить себе «вред» едой.
Ни один подсчёт калорий, никакая смена цифр на весах, ни один комплимент моим косточкам не мог сравниться даже с секундой на этой горе, когда у меня колотилось сердце и я преодолевала себя
Мне кажется, в какой-то момент я уже начала признаваться себе, что не справляюсь. Мама видела, что я всё время плачу и меня можно вывести из себя одним щелчком. Когда приходила из школы, падала на кровать и плакала по два-три часа, пока кто-нибудь не приходил домой. Мама сама много плакала и просто не знала, что делать: у неё ребёнок умирал на руках. При этом я никогда не говорила, о чём думаю и что происходит в моей голове.
А потом случилась одна история. Мы с мамой поехали в горы кататься на лыжах, я выбрела на какую-то трассу и, стоя уже наверху, поняла, что передо мной почти отвесный склон. Никого нет, я не могу никуда уйти. Оставалось либо стоять, плакать и умирать, либо шаг за шагом скатываться вниз, как могу: падая, теряя лыжи и карабкаясь за ними снова, набирая под одежду снег, через боль и слёзы.
Это оказалось для меня очень важным. За эти тридцать минут я получила столько адреналина, что поняла — это было самым крутым ощущением за много лет. Ни один подсчёт калорий, никакая смена цифр на весах, ни один комплимент моим косточкам не мог сравниться даже с секундой на этой горе, когда у меня колотилось сердце и я преодолевала себя. Я начала заниматься спортом, поправляться, активно есть и жить полной жизнью. Я как будто «договорилась» со своей головой.
Театр
Я долго работала моделью — почти десять лет. Правда, сегодня работаю уже не так активно. В семнадцать лет я решила, что пойду в университет, очень хотела стать актрисой, но родители-врачи считали, что это не профессия. Я поступила на филфак МГУ и в первый же день увидела объявление об университетском театре МОСТ. Меня взяли, я стала учиться в театральной труппе, играла на сцене. Когда ушла из театра, практически сразу попала в мир кино — на площадку к режиссёру Анне Меликян для съёмки в эпизоде. Там я поняла, что жить без этого не могу и это намного интереснее, чем моделинг и прочее.
В театре меня оценивали по тому, как я играю. Мне казалось, что твои способности и желание работать намного важнее, чем параметры и внешний вид. И это, конечно, было облегчением. Но я всё равно очень комплексовала по поводу веса, не была уверена в себе. Знаю, что весь театр просто вешался от моих фраз, когда кто-нибудь предлагал: «А пойдёмте поедим вечером!» А я отвечала: «Что? Вечером? Уже больше шести часов!» И хотя я уже не была худой и худеть не собиралась, но некоторые привычки оставались. Ещё недавно, если я съедала на ночь сэндвич, просыпаясь утром, первым делом проверяла, насколько увеличилась моя рука.
Я пробовала вернуться в моделинг, но мне все говорили, что для этого обязательно нужно худеть. Естественно, я реагировала на это очень остро. Одна букер пообещала отправить меня в Азию, если я похудею за неделю. И предложила есть только белое мясо и огурцы, пить какой-нибудь чай для похудения и, конечно же, заниматься спортом: «У тебя всё быстро выйдет». Я сделала пробные фотографии, но она попросила похудеть ещё, и тогда я ответила: «Нет». На тот момент я весила пятьдесят два килограмма при росте 170 см.
Помощь
С подругой Еленой Мосейкиной мы открыли благотворительную организацию Notskinnyenough. Прежде всего, мы активно распространяем информацию о расстройствах пищевого поведения: находим какие-то статьи о том, что такое анорексия, булимия, орторексия, компульсивное переедание, а также о том, как помочь в таких случаях, и о том, что люди, столкнувшиеся с проблемой, не одни. Мы уже устраивали выставку с девушкой-фотографом Анной Мирошниченко, которая болела булимией и до конца ещё не справилась с расстройством. Она снимала таких же девушек, как она, и под каждой фотографией рассказывалась личная история.
Мы проводили лекцию и беседу с врачами из разных клиник, хотя их всего несколько, которые занимаются этими проблемами действительно серьёзно, и те очень дорогие. Например, в ЦИРППе стационарное лечение стоит порядка пятнадцати тысяч рублей в день. Есть ещё IntuEat, где предлагают амбулаторное лечение. Но к каждому человеку должен быть индивидуальный подход: кому-то нужно стационарное или амбулаторное лечение, кому-то — только психолог, кому-то нужна чётко прописанная диета, которой будет комфортно следовать всю жизнь, а кто-то ищет «духовного преткновения». Я познакомилась с ребятами, которые лечат людей с анорексией по системе двенадцати шагов, как у «Анонимных Алкоголиков».
Одна букер предложила мне есть только белое мясо и огурцы, пить какой-нибудь чай для похудения и, конечно же, заниматься спортом. На тот момент я весила пятьдесят два килограмма при росте 170 см
Хотелось бы, чтобы у нас были не только диетологи, которые распишут план питания, но и нутрициологи, которые расскажут о твоих отношениях с едой и её воздействии на организм. Чтобы были психологи, которые объяснят, почему у тебя сформировались нынешние представления о красоте и что не нужно стесняться говорить о неврозах. Чтобы люди понимали, где получить помощь или как её оказать близким. Не было ни одной модельной съёмки, где бы я не встретила человека, который не сталкивался с булимией и анорексией. И это не всегда модели, но и визажисты, фотографы и кто угодно.
Даже после того, как мы начали помогать людям, я всё ещё не могла адекватно оценивать свой рацион. Я считала, что уже давно в норме, но когда начала больше читать об этом, встречаться со специалистами и девушками, которые столкнулись с теми же проблемами, поняла, что ситуация ещё не наладилась. Первой моей победой, случившейся только этой весной, было начать есть после шести. Я нашла комфортный вид тренировок и поняла, что, оказывается, их можно проходить не каждый день, и если не заниматься неделю — тоже ничего страшного. Прошёл страх от мысли, что будет, если я вдруг не поем. Я питаюсь интуитивно и чувствую себя суперспокойно и свободно.
Мы как организация будем двигаться в сторону фонда. Делать хотим очень многое — например, собирать средства на лечение для тех, кто не может себе этого позволить, и устраивать мини-лагеря. В моём идеальном представлении это будет целый рехаб-центр: в него можно будет приехать на несколько месяцев, там будут врачи, диетологи, психологи, преподаватели, которые откроют человеку его возможности.
