Профессия«Россия — это большое вдохновение»: Я создаю текстильные скульптуры

ТЕКСТ: Светлана Падерина,
автор телеграм-канала wannabeprada

Детство

Я с детства на полном серьёзе считала, что родилась художницей. Была уверена, что это определённый ген, который я унаследовала от папы. Папа раньше рисовал. Это были либо графичные фантастические сюжеты, либо масляная живопись, он писал космос и динозавров. Но никогда не позиционировал себя как художника. Просто все всегда говорили, что раз папа умеет рисовать, то и мы с сестрой тоже. Мол, это «умение» у нас в крови. Папа давно не пишет картины, сейчас он кузнец, а его работы я забрала себе как память о том самом вымышленном гене художника.

Сколько себя помню, люди всегда говорили: «Она художница». У меня и у моей старшей сестры с рождения была тяга к рисованию, ну и вообще, мы с ней вечно что-то мастерили. Мы жили в деревне Якшина Свердловской области, и вот представьте себе: утро, вы выходите во двор, а там всего лишь качели и сушилка для белья, а за домом поле размером с три наши деревни. Вот это размах для фантазии. В такие моменты люди и начинают делать что-то новое, чтобы хоть как-то заполнить пустоту в себе и пустоту вокруг.

В детстве я была очень впечатлительна и порой так сильно проникалась чужими рассказами, что думала, будто это происходило со мной. Бывало, не различала сны и реальность в воспоминаниях, не понимала, было ли это на самом деле или это приснилось.

Я храню одно хорошее воспоминание: однажды зимней ночью бабушка разбудила меня и мою сестру, мы надели шубы, валенки и пошли на улицу. Дорога во дворе заледенела от мороза, мы начали кататься по ней, а бабушка ловила нас на бегу. И вот она остановилась и сказала посмотреть на небо — оно-то и было целью нашей прогулки. Тогда я впервые увидела Венеру и разные созвездия. Мне было четыре года.

Но есть и плохие воспоминания. Летом всё в той же деревне я играла с местной детворой. Мы что-то строили. Я так увлеклась, что не заметила, как все куда-то пропали. Оказалось, что это был заговор против меня. Дети вышли ко мне и сказали, чтобы я убиралась отсюда, что они больше не хотят со мной дружить. Помню, я не стала выяснять причину, а молча ушла играть в папин автобус, точнее, это была лишь оболочка автобуса, без колёс, сидений и прочего — папа что-то мастерил из неё. И вот я сижу в этой железной коробке, пытаюсь придумать, во что могу поиграть в одиночестве, как вдруг вся эта банда детей заходит ко мне, а в руках у них крапива. Мне тогда крупно досталось, они избили меня этой крапивой, я кричала, звала на помощь, но никто не помог. Когда они ушли, я вышла из автобуса вся в красных пятнах и подумала, что каждый из них ещё пожалеет, что я им больше не подруга. Скорее всего, они не пожалели и забыли меня, но модель отношения к людям «вы ещё пожалеете, что так со мной поступили» у меня осталась и по сей день.

Моя мама настояла на переезде в Нижний Тагил, когда мне было лет шесть, чтобы у нас с сестрой было больше возможностей. Всё-таки моя деревня из детства — это не красивые картинки, где вся семья в старорусских нарядах пьёт свежее молоко из кувшина. Это суровое место, где люди выживали как могли, где вместе с прекрасным свежим воздухом и красивыми пейзажами была бедность и разруха.

Школа

В школьные годы я искала, куда потратить своё время, и часто записывалась в разные кружки, причём самостоятельно. Одновременно я ходила на танцы и карате, на пение и футбол, в кружок рисования и на занятия по баскетболу, на лёгкую атлетику и в кружок юного натуралиста, а ещё в театральный. Была везде и сразу, мне нравилось не определять себя как человека одного дела. Возможно, сейчас я действую так же в творчестве. Моя активность немного ослабла в пятом классе, когда мы переехали в неблагоприятный район. В новой школе я по инерции ходила на баскетбол, но меня не любили, потому что новенькая, и это давление дало о себе знать. Я перестала быть активной, старалась уходить домой сразу после уроков и особо не появляться на людях. Помню, расписала обои в нашей с сестрой комнате, нарисовала большой рисунок во всю стену — богиню Исиду и бога Анубиса. Я тогда изучала культуру Древнего Египта. Папа зашёл в комнату, посмотрел и отвёл меня в художественную школу. Там я проучилась четыре года параллельно с обычной. Это было лучшее время на тот момент. Там были потрясающие преподаватели, увлекательные интерактивные занятия, иногда на природе. Люди там казались умнее, культурнее. Художественная школа наполнила меня знаниями, в которых я действительно нуждалась.

Худграф

Я получила и высшее художественное образование, но уверена, что и без него моё творчество было бы таким же, как сейчас. Обучение на худграфе — это четыре года, проведённые в хорошей атмосфере. Хотя не всё было гладко и часто приходилось бороться за то, чтобы остаться самой собой, но и это я рассматриваю как важный жизненный опыт. Шить я начала во время учёбы, случайно. Мне в руки попал кусок белой простыни, и я сшила из него маленькую голову существа с ярко-красными щеками. Этого персонажа я раньше изображала в своих иллюстрациях. Но когда я сшила это, на меня обрушилась какая-то истина — почему я раньше этого не делала? Это же чистые эмоции: я не умею шить, это такая борьба с самой собой. Меня захватил процесс, я начала шить как сумасшедшая день и ночь, сделала такую же голову большего размера, потом ещё одну, и вот когда я сшила голову размером с себя, я начала искать другие формы. С тех пор текстиль моё основное направление, но не единственное.

В 2015 году я, будучи студенткой, сделала роспись забора родного худграфа. Сейчас я пытаюсь не вспоминать об этой истории, но именно с неё всё началось. Точнее, началось то, чего я не хотела. Я не стану вдаваться в подробности, в интернете есть информация о Семи святых девах худграфа. Если вкратце, я нарисовала семь святых женщин на заборе института, после чего весь город объявил мне войну. В тот период всё встало на свои места, друзья удаляли меня из соцсетей, и лишь несколько человек меня поддержали, любимые преподаватели и мои родители. После этой истории обо мне узнали, множество людей писали мне со всего мира. Но я не радовалась, потому что на меня повесили ярлык бунтарки, акционистки, а я была просто Алисой, которую никто не понял. Все эти годы меня активно звали на выставки, потому что «это же та самая богохульная девочка». А я что? Я выставлялась, чтобы показать, что я на самом деле другая.

Уральское арт-сообщество существует. Но я никогда не считала себя частью этой тусовки, хотя было время, когда я очень хотела ею быть. Сейчас я сотрудничаю с Уральским филиалом Государственного центра современного искусства, что меня удивляет, поскольку всегда думала, что я не в их вкусе. ГЦСИ издаёт серию зинов об уральских художниках — и я стала одной из героинь этого проекта.

Все свои первые выставки я организовала сама. Самое трудное в этом деле — найти зрителя. Найти помещение, сделать монтаж экспозиции не так сложно. Не понимаю художников, которые не могут действовать самостоятельно, ведь это твои работы, и логично, что только ты знаешь, как их нужно презентовать. Поэтому я не очень люблю экспозиции, в которых я мало что контролирую. Поначалу я была участницей арт-группы. Мы организовывали выставки, приглашая разных авторов, чтобы показать, кто и что есть в Нижнем Тагиле, и параллельно презентовали своё творчество. Мы провели пару таких выставок и решили, что получается какая-то каша, что надо больше концентрироваться на себе. Тогда я писала во все галереи в разных городах, и несколько галерей согласились нас принять. Например, мы ездили в Тольятти — за свой счёт, с баулами своих работ. Но эти предприятия были бессмысленными — выставки трёх людей, которых ничего не объединяло, кроме дружбы. Поэтому мы распались. Потом произошла эта история с Семью святыми девами, и надобность предлагать себя отпала — меня стали приглашать.

Выставки

В 2017 году состоялась выставка «По молочной железе путешествие». Она была в моей квартире. Мне захотелось сделать полностью самостоятельную выставку, и я просто посмотрела на стены своей квартиры и поняла, что всё готово. Преобразовала пространство, чтобы впустить зрителя, но так, чтобы можно было жить здесь и спать. Я думаю, что это одна из лучших моих выставок, потому что она была живой, постоянно трансформировалась, я делала новые работы и добавляла их. И у меня всё время был зритель (не только я сама, мой муж и мои коты). Срабатывало сарафанное радио: люди узнавали, что у меня выставка, и приезжали в Тагил из других городов и даже из других стран. Это было невероятное время: дело в том, что я сижу дома одна и испытываю недостаток общения, а тут я принимала гостей, угощала их чаем, мы обсуждали искусство. Я открыла её в конце июля 2017 года, а завершила в марте 2018-го, потому что мне нужны были работы на другую мою выставку «Уральская шкура» в Москве.

У меня никогда не было и не будет агента. У меня есть своя голова на плечах. Если художник пользуется услугами агента, что у него внутри вообще? Конечно, можно сказать, что агент ограждает художника от организационных вопросов и даёт ему свободу творить. Но художник — не цветочек, который не нужно беспокоить, потому что есть опасность нарушить его тонкую душевную организацию. Художник — это человек, который несёт свою мысль людям, и если это делает какой-то другой человек за него, то у меня мало доверия к такому художнику. Хотя, возможно, я слишком строга. Одно время у меня была идея создать блог, я даже завела себе страницу на тумблере и сделала несколько постов, а потом забросила. У меня не выходит делать что-то постоянно. Другое дело инстаграм-сториз — это формат, который ни к чему не обязывает, но зрителей он увлекает.

Мне очень трудно расставаться со своими работами. Потому что я знаю, что никто не будет относиться к ним так, как я. Иногда я продаю или дарю свои работы, а потом вижу, как люди неуважительно относятся к ним, и возникает желание забрать их назад. Но это уже невозможно. Иногда я делаю копии работ, тогда, конечно, намного легче расстаться. Вообще я редко продаю работы, я решила больше не отдавать их кому попало за гроши, поэтому сейчас многие отказываются от покупки, считая мои цены слишком высокими. Но я думаю, что 20 тысяч рублей за пусть и не очень большую скульптуру или маску — это ничтожно мало.

Знакомые рассказали мне о резиденции текстильных художниц Green AIR в Норвегии, сказали, что я обязана подать туда заявку. С заявкой была одна сложность — нужно было прислать описание проекта, который я хочу реализовать в резиденции, и я написала организаторам, что моё проживание в резиденции — это и есть мой проект. Я хотела разобраться с вопросом влияния местности на работы. Довольно долго я думала, что Урал оказывает на меня определённое влияние и что в другом месте я буду делать другие вещи. По итогу поездки я поняла, что это не так, мои мысли идут изнутри, а не снаружи. Моя итоговая работа в резиденции была похожа на готовую выставку, в отличие от других участниц — они показали своё рабочее пространство и работы в процессе. Я же в течение месяца обживала свою мастерскую и в конце концов впустила туда кого-то кроме себя. Получилось, будто я — это вирус, который захватил комнату, поскольку работы были повсюду, даже внутри печи.

Русское

Не вижу смысла уезжать из России. Это как в двадцать лет начать искать себе новую маму, потому что тебе что-то не нравится в своей. Да, здесь много проблем, мне очень не хватает культуры. И речь не только о музеях, театрах и прочем, я говорю о культуре поведения. Несмотря на недостатки людей, которые меня окружают, Россия — это большое вдохновение. Русская культура, которую мы старательно убиваем, очень меня вдохновляет. И в её смерти тоже есть какой-то шарм, вся эта ускользающая красота деревень и что-то такое истинно русское, то, что осталось лишь в старых сундуках и пыльных шкафах наших бабушек. Я мечтаю, «когда вырасту», жить в большом расписном тереме. В стране, которую я люблю несмотря ни на что.

Я бы хотела поменьше расстраиваться из-за всякой ерунды. Я слишком эмоциональна и чувствительна ко всему и мечтаю быть холоднее, чтобы было проще жить. Иногда я мечтаю вновь родиться и никогда не связывать свою жизнь с искусством, стать продавщицей в «Пятёрочке» и думать лишь о том, что приготовить на ужин. Сейчас в моей голове много всего, это не всегда хорошо. Я мечтаю полететь в космос с проектом DearMoon, я так сильно желаю этого, что не могу спать. И в такие моменты я думаю, вот бы быть чем-то иным. Да, счастье в отсутствии мыслей — и несчастье тоже в этом.

Фотографии: личный архив