ПрофессияVestoj: Аня
Ароновски-Кронберг о том, как сделать независимый модный журнал

О Москве

Решение отправиться в Москву было спонтанным: я не знала об этом городе почти ничего, но когда меня пригласили прочитать лекцию, я сразу согласилась — из любопытства. В итоге мы приехали всей семьёй: я, Дэвид и наша дочь Калисто. Эта поездка ознакомительная, так что мы пока увидели только несколько крупных магазинов: ЦУМ, КМ20, ГУМ — последний особенно впечатлил меня своей масштабностью. В первую очередь мне хотелось узнать больше о состоянии современной российской моды, выяснить, хотят ли местные дизайнеры выходить на международный рынок или планируют развиваться здесь.

О бэкграунде и Vestoj

Я окончила факультет изящных искусств лондонской школы Central Saint Martins, а после пошла в магистратуру в области истории дизайна в Королевский колледж искусств. Мне стало интересно смотреть на модную индустрию в контексте философии, социологии и антропологии — вскоре я узнала, что для этого существует целая дисциплина и академическое сообщество, которое только этим и занимается. После учёбы я получила должность редактора в Acne Paper, но спустя пару лет я поняла, что пора двигаться дальше. Acne Paper был детищем Томаса Перссона (главный редактор. — Прим. ред.) и Джона Джоханссона (креативный директор. — Прим. ред.) — когда работаешь в таком издании, начинаешь понимать, что нужно соответствовать концепции и ожиданиям его создателей.

Мне же в тот момент уже хотелось делать что-то своё, найти свою нишу. Я часто задумывалась, как можно было бы объединить теоретический и практический подходы к моде — так появился Vestoj. Найти авторов было несложно — в научной среде много тех, кто хочет выйти за рамки академического сообщества и публиковать работы в красивом журнале. Куда сложнее было найти верный тон. Мне не хотелось, чтобы учёные использовали термины, непонятные остальным: Vestoj, конечно, не мейнстримовое издание, но мне хотелось, чтобы журнал был понятен не только академической аудитории. Я всегда использую лёгкий слог и юмор, чтобы людям было интересно читать, выбираю много иллюстраций и делю особенно объёмные тексты на блоки.

Кроме того, я стараюсь помнить, что не все читатели знают, например, кто такой Мишель Фуко, — так что у каждого имени и термина в Vestoj обязательно будет пояснение. Вся суть моего журнала в том, чтобы познакомить с теорией тех, кто о ней почти ничего не знает, а не заставить людей почувствовать себя глупыми. Ещё я стараюсь привлекать в качестве авторов профессионалов индустрии, которые могли бы писать о своей работе в критическом ключе. Кстати, сама я считаю себя скорее частью индустрии, нежели учёной, хотя и остаюсь научным сотрудником в Лондонском колледже моды.

Публикация от Polimoda (@polimodafirenze) 29 Ноя 2017 в 5:05 PST

Об аутентичности

Для каждого номера я выбираю тему, руководствуясь при этом исключительно своей интуицией. Не знаю, насколько моя логика понятна для остальных, но каждая новая тема по-своему вытекает из старой и позволяет рассмотреть моду под новым углом. Лейтмотивами предыдущих номеров были маскулинность, стыд, сила. Новая генеральная идея — капитал, но у меня ещё не было времени продумать план выпуска: пока я в декрете.

Что касается текущего номера, то его тема — аутентичность. Я постоянно вижу, как фэшн-маркетологи используют термины «мастерство», «ручная работа», «наследие» и другие слова, которые непосредственно относятся к понятию аутентичности. Но что заставляет их придавать этому такое значение? И вообще, можно ли быть «аутентичным» в моде или такого понятия больше не существует? С точки зрения индустрии аутентичный дизайнер — тот, кто лучше всех понимает коды подведомственной марки, но ведь мода постоянно меняется, и понятия — вместе с ней. Поэтому я решила подтолкнуть читателей к размышлению о значении этого слова в нашу эпоху. Для этого я использовала самые разные форматы: прозу, поэзию, исторические и научные очерки, фотографию и другие — при этом все статьи абсолютно безоценочны.

О честности в модной журналистике

Мой пример скорее исключение, чем правило. С одной стороны, в Vestoj нет рекламы, поэтому мне не нужно писать хвалебные статьи, чтобы марки меня любили, — это даёт определённую свободу. С другой стороны, я не хочу становиться аутсайдером индустрии. В отличие от учёных, которые могут обращаться к любой теме, не боясь потерять расположение коллег, для меня важно не терять к доступ к людям. Это своего рода танец с властью: хотя мне и не нужны деньги на издание Vestoj, я хочу быть частью этого круга, чтобы моя работа оставалась актуальна. Поэтому иногда я касаюсь и тем, которые заинтересовали бы более широкую аудиторию — например, беру интервью у крупных дизайнеров, хотя могла бы рассказывать лишь о небольших независимых марках. 

Наше главное отличие, например, от Vogue, заключается в том, что я стараюсь подтолкнуть интервьюируемого к критической оценке своей работы. Но иногда приходится включать и самоцензуру — например, в тех случаях, когда я знаю, что мой собеседник может пожалеть о сказанном. Тогда я прикидываю, насколько эта формулировка важна для статьи и стоит ли из-за неё наживать себе врага. В определённый момент каждый модный журналист решает для себя, прибегать ему к самоцензуре или нет. В конце концов, мы же не репортёры — мы рассказчики, а это значит, что каждый сам выбирает нарратив истории. Можно ли считать это честной журналистикой? При этом я бы никогда не стала продвигать чей-то продукт — я же не пресс-аташе. 

О Люсинде Чемберс

Я знала, что история Люсинды Чемберс всколыхнёт индустрию, но даже представить себе не могла, насколько сильно (Люсинда Чемберс — бывшая директор моды британского Vogue. В июле 2017 года она была вынуждена покинуть издание, после чего дала откровенное интервью Vestoj, в котором озвучила настоящие причины своего увольнения. Статья вызвала большой ажиотаж и практически сразу после публикации была удалена под давлением со стороны Condé Nast. Интервью вновь появилось на сайте лишь на следующий день — но уже в отредактированном варианте. — Прим. ред.). В тот момент я думала, что Люсинда всего лишь озвучила всем известные факты — то, о чём шепчутся в кулуарах, но не говорят публично. Сразу после публикации я получила письмо от Condé Nast с требованием удалить интервью. Это был уже конец рабочего дня, я была в растерянности и не успевала посоветоваться с юристами, поэтому решила, что проще будет пойти на уступку.

Не буду скрывать, что в тот момент я страшно перепугалась. Передо мной стоял уже не идеологический вопрос, а практический: сколько времени уйдёт на суды, сколько денег на это понадобится и тому подобное. На следующее утро я получила новое письмо — на этот раз представители Condé Nast написали, что всё в порядке и я могу оставить материал на сайте, если поправлю несколько формулировок. В первую очередь те, что касались обстоятельств, при которых Люсинда Чемберс покинула издательский дом. Слово «уволена» было скорее эмоциональным, нежели правдивым — в то время как Condé Nast настаивал на том, что компания соблюла необходимую процедуру. Люсинду можно понять, но и издательский дом тоже: для них важно было донести, что всё произошло по правилам. У меня было немного времени на раздумья, но я согласилась, потому что знала, что общий посыл статьи всё равно останется прежним. Материала не было на сайте только одну ночь, но его исчезновение вызвало ещё больший резонанс. Condé Nast это было совсем невыгодно, в то время как мне эта ситуация была на руку — после этого о Vestoj стали говорить все.

Эта ситуация многому меня научила. Когда я только начинала работу над Vestoj, думала, что большие корпорации — зло. Со временем я осознала, что это слишком упрощённый подход. Конечно, когда разворачивалась история с Люсиндой, меня ужасно раздражало давление со стороны большой компании. Сейчас я пришла к выводу, что это лишь вопрос перспективы и повестки — у каждого она своя. И даже если позиция Condé Nast шла вразрез с моим мнением, это была всего лишь их повестка, а мне как журналисту нужно было оставаться объективной. 

Публикация от kapok (@kapok) 3 Фев 2018 в 4:49 PST

О бумажных журналах
и живых мероприятиях

Будучи издателем и главным редактором Vestoj, я не беспокоюсь по поводу будущего бумажной прессы. Я знаю, что у меня есть своя ниша и свои читатели, готовые покупать журнал, в основном это профессионалы из индустрии и лидеры общественного мнения. Vestoj выходит раз в год, поэтому я стараюсь сделать издание красивым, приятным на ощупь, чтобы его можно было с гордостью хранить на полке среди книг и с удовольствием перечитывать. Такие журналы требуют большей вдумчивости, в то время как онлайн-издание всё же про скорость. Например, если бы я решила напечатать интервью с Люсиндой в бумажной версии Vestoj, оно бы уже давно потеряло актуальность. На сайте же я пробую новых авторов — чаще всего это молодые журналисты, у которых ещё не так много опыта. Что касается соцсетей, то пока я не вижу в них особого смысла — всё-таки я из другого поколения; хотя, может, всё дело в том, что я просто не провожу в них достаточно времени.

Что интересует меня больше всего, так это живые мероприятия — прекрасный олдскульный формат. Больше всего мне нравится, что это полная противоположность диджиталу, который сегодня захватил всё. Я получаю удовольствие от реальных встреч, общения, мне нравится видеть человеческие эмоции — здесь и сейчас. Один раз я даже наложила вето на использование девайсов на событии — это было просто необходимо, ведь весь смысл был в том, чтобы люди были вовлечены в происходящее, в истории спикеров. У мероприятий Vestoj своя философия: на них нужно присутствовать. И если кто-то не сможет прийти, то ничего страшного, будет следующий раз.

Мой любимый формат — когда участники рассказывают истории о вещах, с которыми у них связаны особенные воспоминания. Больше всего мне запомнилось мероприятие PS1, которое мы с Дэвидом делали в нью-йоркском музее MoMA. Вообще, Дэвид — мой серый кардинал, он даёт мне дельные советы, и многие ивенты мы делаем вместе. Я занимаюсь коммуникациями, а он — сет-дизайном. Это событие стало поводом снова поработать вместе, в чужом городе, но с потрясающими спикерами и знакомым форматом. Мы собрали очень разношёрстный лайнап: дизайнера Dapper Dan, модель Пэт Кливленд, художницу по костюмам сериала «Секс в большом городе» Патрисию Филд, дизайнера Мэри Макфэдден, писателя и первого редактора Interview Гленна О’Брайена и редактора Vogue Кэнди Прэттс Прайс. Каждый из участников рассказывал историю любимой вещи в контексте эпохи и района. Получилась своего рода экскурсия по Нью-Йорку сквозь время: Патрисия Филд говорила о Квинсе 50-х, Dapper Dan — о Гарлеме 80-х и так далее. 

Многие истории были очень личными, люди делились сокровенным. Гораздо проще делать это, когда тебя слушают всего несколько человек — возвращаясь к теме запрета на девайсы. Мало кто захочет изливать душу, когда перед тобой сидят двадцать человек с камерами. Это смущает. Мне хотелось, чтобы слушатели не отвлекались на съёмку, а полностью погрузились в рассказы, прочувствовали их. Я столько раз была на мероприятиях, которые, казалось, устраивались только для того, чтобы наделать красивых фото и видео и потом хвастаться перед знакомыми. Там ты как будто участник массовки, только тебе за это не платят. Я планирую проводить больше таких встреч: лучше увидеть и услышать вживую, чем смотреть фотоотчёты.

О советах молодым журналистам

Главное, что я могу посоветовать молодым журналистам, — быть терпеливым и не ждать быстрых результатов. Так вы будете меньше расстраиваться. Vestoj — дело всей моей жизни, больше арт-проект, нежели просто журнал. Я принимаю свою работу близко к сердцу и знаю, что буду её делать, что бы ни случилось — неважно, сколько у меня средств и есть ли финансирование. Поэтому я желаю молодым журналистам найти своё место и уверенно выполнять свою работу, какой бы популярной или непопулярной она ни была.

Фотографии: Getty Images (1), Tenderbooks