Сообщницы«У собак другая логика»: Мы работаем собачьими психологами
Создательницы PiBo о бизнесе, отношениях, питомцах и их хозяевах
ксюша петрова
О том, что в мире существуют собачьи психологи, многие из нас узнали из телепрограммы «Переводчик с собачьего» с Цезарем Милланом (по крайней мере, среди сотрудниц Wonderzine ситуация именно такая). В России тоже есть кинологи, которые специализируются на решении проблем в собачьем поведении — и призывают относиться к питомцам как к партнёрам и полноправным членам семьи, с которыми нужно считаться. Cреди них — создательницы PiBo Надя Пигарева и Настя Бобкова, специалисты по коррекции поведения и психическому здоровью собак. Мы попросили Надю и Настю рассказать, как они начали работать с животными, с какими трудностями столкнулись, когда основали свой бизнес и на какие принципы опираются во время частных консультаций и курсов по дрессировке.
О том, как всё началось
НАСТЯ: Я с детства возилась с собаками, всем говорила, что буду кинологом. Потом поняла, что кинолог — это очень широкое понятие: от разведения собак до работы в МЧС. Это как медик — медиком можно назвать и медсестру, и главврача больницы. Я пошла учиться в Тимирязевскую академию на зооинженера, на последнем курсе стало понятно, что мне интересна именно коррекция собачьего поведения. Тогда в России не было вузов, где дают такой диплом — сейчас уже появились разные курсы, можно даже получить бумагу об окончании. Слава богу, что я тогда не пошла в кинологический колледж: сейчас у нас есть знакомая, которая там учится, судя по её рассказам, эта история вовсе не про воспитание вменяемых городских собак. Там очень жёсткая система дрессировки, предполагается, что после колледжа ты пойдёшь работать в МВД и будешь с собакой наркотики искать, к коррекции поведения это не имеет практически никакого отношения.
Я занималась самообразованием — читала книги и всё, что могла найти в интернете. Поначалу в голове была адская каша. Потом я поняла, что психология собаки похожа на психологию человека, точнее, ребёнка — у них похожие периоды развития, психические особенности. Поэтому я пошла учиться на человеческого психолога. Работать надо не только с собакой, а с хозяином или даже целой семьёй: семья — это система, в каждой семье свои погремушки, особое отношение к собаке и друг к другу. Психологическое образование мне дало и понимание людей, и знание психических процессов у собак.
Естественно, пока я училась, нужно было на что-то жить: чтобы снимать квартиру, учиться в институте и кормить себя и зверей, я работала менеджером по продажам собачьих кормов, в итоге провела там десять лет. Это была обычная офисная работа, не очень для меня интересная. Теперь мы работаем только в PiBo.
Консультация — это процесс очень эмоционально тяжёлый, ты как психотерапевт: надо поговорить со всей семьёй, выслушать, объяснить, чтобы все всё поняли
НАДЯ: Я вообще не думала, что буду заниматься собаками. Я представляла, что буду космонавтом, пилотом — в общем, что-нибудь великое. Поэтому я десять лет проработала официантом. В то время у меня, к сожалению, был молодой человек, с которым мы завели таксу. Пять тысяч на Avito, полный набор проблем: пёс был агрессивный, я не знала, как с ним гулять, ходила на поводке-рулетке — в общем, кошмар. В это время мне молодой человек начал говорить, что я в свои двадцать с чем-то ничего не добилась. Я решила, что он, конечно, свинья, но нужно и о себе подумать — для начала попробую чему-нибудь научить собаку, а там, может, стану кинологом. Тогда я представляла, что кинолог — это мужик в камуфляже, с вонючими карманами и прокуренным голосом. Я пошла с таксой учиться на собачью площадку, начало получаться, я решила, что мне хочется погрузиться в эту тему поглубже. И я предложила тренерше, с которой занималась, быть её помощницей. Тогда я жила в Петербурге, но нас стали всё чаще звать в Москву — в итоге всё пришло к тому, что пять дней в неделю я работала по двенадцать часов официантом, а потом в выходные садилась за руль и ехала в Москву, два дня пахала там, потом всё заново, такой день сурка.
В это время мы познакомились с Настей — она тоже приехала к моей наставнице учиться. Это был переломный момент: я сразу почувствовала, что это — свой человек. Мы сразу начали общаться, переписывались, и потом я ушла от того молодого человека, у нас с Настей завязался роман. Я вместе с тренершей переехала в Москву, и мы с Настей помогали ей поднимать её дело.
В какой-то момент мы поняли, что делаем всю тяжёлую работу, а тренерша только командует. Мы для неё были бесплатной рабочей силой, которая якобы получает опыт, такими личными рабами. Так продолжалось примерно год. За это время мы скооперировались с Настей и начали вдвоём ездить по консультациям — это когда приезжаешь к людям домой и помогаешь разобраться с проблемой на месте.
НАСТЯ: Выяснилось, что когда мы работаем в паре, получается гораздо эффективнее, потому что мы очень разные, видим разное и работаем с разными вещами. Я что-то умными словами объяснить могу, а у Нади больше получается практика — показать, что делать руками. Ещё она может быстро сориентироваться в ситуации: пока я туплю, она уже всех спасла и никто никого не съел.
НАДЯ: Обычно кинологи работают поодиночке, но нам лучше в тандеме — так и веселее, и эффективнее, и нам кайфово.
Об отношениях и бизнесе
НАДЯ: Мы предложили тренерше, с которой работали, разделиться и сделали свой сайт, сначала дочерний. Дело в том, что все занятия у неё были на улице, а зимой маленькие собачки мёрзнут — это и обучению мешает, и просто опасно, тем же циститом. Мы решили открыть группу для маленьких собачек в помещении и предложили коллеге отправлять маленьких собак к нам, а мы больших с наших консультаций отправляли ей. В первую группу набралось пять человек — это очень мало, для сравнения — у нас сейчас четыре группы по десять собак. К концу занятий из этих пяти человек остался вообще один — остальным стало лень ездить. А когда ты в самом начале пути, такие вещи болезненно воспринимаешь — начинаешь думать, что ты безрукий неудачник, что раз один человек остался, ты вообще не создан для этой работы. Очень трудно было не остановиться, не уйти обратно в офис. В итоге выяснилось, что тренерша просто никого к нам не отправляла.
НАСТЯ: А мы к ней отправляли, такие вот честные.
НАДЯ: Тут стало понятно, что это конец, больше мы с ней работать не будем. Мы сделали новый сайт, уже полностью свой, у нас появилось название PiBo. Через какое-то время мы бросили офисную и ресторанную работу и начали заниматься только собаками.
НАСТЯ: Был очень тяжёлый период, года два, когда мы после основной работы ездили на консультации, а по выходным занимались дрессировкой, это был ад, и у нас не было времени вообще ни на что. Слишком много работы, слишком мало отдыха и слишком много сомнений — стоит ли продолжать. У женщин это вообще вбито в голову — сомневаться в себе и своих способностях, синдром самозванца.
Мы ничего не делали, чтобы раскрутиться, просто писали о себе в фейсбуке. Не было никакой рекламы, полагались на сарафанное радио. Но в какой-то момент оказалось, что на консультации запись вперёд на два месяца, а это уже чересчур. Мы думали, что скоро вообще умрём от нагрузки. Консультация — это процесс очень эмоционально тяжёлый, ты как психотерапевт: надо поговорить со всей семьёй, выслушать, объяснить, чтобы все всё поняли. Психотерапевт за несколько сессий очень сильно выматывается, хотя, казалось бы, ничего не делает — сидит болтает. У нас было такое же эмоциональное выгорание, и мы поняли, что надо снижать накал страстей и уменьшать количество консультаций.
Собаки тупо не понимают, почему пописать на кафель не так страшно, как на хозяйскую подушку. У них вообще другая логика
НАДЯ: Тогда мы дрожащими руками повысили цены, а потом ещё раз повысили, и ещё раз, но поток от этого не сильно уменьшился. Сейчас наши услуги стоят 9 тысяч рублей, это заметно дороже, чем у многих других кинологов — думаю, сейчас в среднем за консультацию просят от 1 до 3 тысяч рублей.
НАСТЯ: При этом мы никого не уговариваем к нам идти, даже наоборот. В фейсбуке мы всегда стараемся помочь удалённо, если решается всё просто — консультация не нужна.
На улице стараемся обходить собачников стороной, а то как увидим натянутый поводок или как хозяйка ворчит на пса за проступок, о котором тот уже и думать забыл, сразу хочется сказать «ой всё» и уйти в закат.
Самое главное наше достижение — то, что нам вообще удалось сохранить бизнес. Помимо общего дела у нас же ещё были романтические отношения. Когда бизнес уже вошёл в колею, мы разошлись как пара, пробыв вместе четыре года. Вот это была сложность сложностей. Так как мы работаем именно в тандеме, мы не могли разделить обязанности и не пересекаться. Разрыв был болезненный для обеих сторон, многое поменялось, но мы понимали, что бросать наше детище нельзя, хотя иногда очень хотелось. Продолжали работать вместе и каждый день виделись, при этом в душе происходил апокалипсис. Но через пару месяцев после расставания стало понятно, что мы всё-таки можем что-то обсуждать и нормально работать дальше.
НАДЯ: Вне зависимости от того, пара мы или не пара в романтическом смысле, нам всё равно очень комфортно работать вместе. Мы доверяем друг другу как никому — ключи от машины, квартиры, ПИН-коды, счета, что угодно.
О стереотипах и ошибках хозяев
НАСТЯ: Классические проблемы, с которыми к нам приходят, — это агрессия: к другим собакам, к кому-либо в семье, к людям на улице. Ещё страхи: сейчас многие берут собак из приюта, у них часто есть такие проблемы. Нечистоплотность — у собак есть свойство ссать и срать, иногда они делают это не туда, куда надо, и хозяева часто делают только хуже, пытаясь эти проблемы решить. Люди не понимают, что собака отличается от человека по психике — приписывают собаке совесть, например, или мораль, говоря, что «она „назло“ делает». «Вот я прихожу после работы, рассказываю ему про свои проблемы, и он всё понимает», — ну нет, ничего он не понимает. Может, и хотел бы, но не получится. Собаки тупо не понимают, почему пописать на кафель не так страшно, как на хозяйскую подушку. У них вообще другая логика.
НАДЯ: К маленьким собакам часто относятся несерьёзно: «Ой, ты такой маленький, да зачем с тобой гулять, ой, ты кусаешься, как миленько!» Собака подаёт нормальные собачьи сигналы — «мне страшно», «я тебя сейчас сожру», — а с ней сюсюкаются или не обращают внимания. В итоге всех маленьких считают злыми или истеричками. Если бы дог подавал те же самые сигналы, реакция была бы совсем другая, с ним бы считались. Про больших собак тоже есть стереотипы: если берут крупного щенка в дом, сразу начинают его жёстко дрессировать, чтобы он не дай бог ни разу не огрызнулся, иначе всё, потом всех сожрёт. Вообще-то нет, так не работает. Это собака, большая или маленькая. У них мозг устроен одинаково, а вот люди по-разному относятся, из-за этого проблемы.
НАСТЯ: Вот к Пете все всё время подходят, потому что он такой хорошенький, маленький, как игрушечка (Петя — тринадцатилетний метис грифона и йоркширского терьера, он тоже присутствовал на интервью. — Прим. ред.). А он вообще не игрушечка, а тот ещё говнюк — может нарычать, и вообще от незнакомых людей не в восторге. К какой-нибудь большой, чёрной и волосатой собаке так руки никто не тянет.
НАДЯ: К питбулям особенно, а ведь это сладенькие собачки! Идеальные няньки, компаньоны.
НАСТЯ: Любого выбирай и целуй!
НАДЯ: Ещё все думают, что овчарки с рождения умные.
НАСТЯ: А таксы вредные и необучаемые, а чихуахуа — истерички.
НАДЯ: Вообще-то они одни из самых адекватных маленьких собак, это как маленький бульдог. Ещё стереотип — что маленьких собак не надо воспитывать.
НАСТЯ: И лабрадоров не надо, они вырастут и сразу станут умными.
О принципах работы и человеческом подходе
НАДЯ: Думаю, к нам приходят за атмосферой. Люди остаются надолго — не в том смысле, что ходят на занятия годами, а в том, что не теряют связь, становятся друзьями, даже наши нынешние девушки — бывшие курсантки. Складывается сообщество, где все друг с другом общаются, гуляют, что-то придумывают. Мне очень нравится эта движуха.
НАСТЯ: На первом месте у нас всегда человек. Мы никогда не скажем: «Так, увольняйтесь с работы и сидите с собакой месяц». Важно решить проблемы собаки, но желательно, чтобы человек при этом не помер.
Часто бывает, что хозяин вызывает кинолога, рассказывает, какие есть проблемы, а ему говорят: «Ну что же вы хотели, вот вы собаке всё разрешали, а она вам на шею и села, сами виноваты!» Мы никогда так не делаем, потому что понимаем, что люди не хотели испортить собаке жизнь, просто им не хватает знаний.
НАДЯ: Мы сами не родились с этими знаниями, мы не гениальные кинологи, которым как-то магически или генетически всё передалось. Овчарки тоже не знают команды от рождения, что бы там про них ни думали.
НАСТЯ: Никто не обязан правильно с первого раза сделать. Поправляем по сто раз, если надо. В жизни всякое дерьмо случается — надо работать в тех условиях, которые есть.
НАДЕ: Бывает, что у человека так всё плохо, что ему нужно собаку кому-то отдать. Или просто понимает, что собака — не его, ему не нравится с ней, не интересно.
НАСТЯ: Это как выйти замуж, пожить пять лет и понять, что муж — отстой. Не хочешь его ни видеть, ни слышать, ни общаться — может быть такое и с собакой. Мы не будем вопить «как так можно», «взял пса — неси крест». Если хочет отдать — пожалуйста, пусть найдёт питомцу хороших хозяев, которые будут его любить, и у всех всё будет хорошо.
На первом месте у нас всегда человек. Мы никогда не скажем: «Так, увольняйтесь
с работы и сидите с собакой месяц»
НАДЯ: Жизнь и так тяжёлая, зачем добивать человека чувством вины — непонятно. Мы считаем, что не надо убиваться ради собаки. Надо организовать совместный быт так, чтобы всем было хорошо. Есть люди, которые всю жизнь кладут на спасение животных, они это делают не в кайф, а потому что у них синдром спасателя. От такого мы держимся как можно дальше, потому что это уже нездоровые созависимые отношения, которые и собаке, и человеку не нужны.
НАСТЯ: Единственное, за что я буду осуждать человека, — если он бьёт собаку, знает, что можно по-другому, но продолжает это делать. Тут просто человек плохой. Мы сами никогда не бьём собак ногами-сапогами, но можем иногда сурово одёрнуть, сказать: «Эй, собака, приди в себя, ты чего себя как скотина ведёшь?»
НАДЯ: Мы не всегда няшечки. Например, если одна собака жрёт другую — тут не будет никакого «ой, давайте так не будем, давайте разойдёмся», будем действовать жёстко.
Бывает, что мы отказываемся от консультации на этапе прочтения анкеты. При записи хозяин отвечает на несколько вопросов — иногда уже по этим ответам понятно, что мы не сработаемся, поэтому тратить время и наше, и клиента бесполезно. Мы не скрываем свою ориентацию, и это тоже фильтр: с людьми, которые проявляют гомофобию, мы не работаем. Если хоть какой-то намёк на это, если, например, кто-то в комментариях пишет что-то гомофобное или националистическое, человек сразу отправляется на фиг. Нам это не надо.
НАСТЯ: Не бывает такого, что собака сломана и лучше новую купить. Если человек готов работать, с любой собакой можно что-то сделать: понятно, что забитая дворняга из подворотни никогда не будет такой же открытой и весёлой, как с детства домашний лабрадор, но это может быть вполне социально адаптированная и счастливая собака.
Если человек и собака счастливы — пусть делают что хотят. Спит на диване и все довольны — отлично. У нас и в дрессировке нормативов нет — мы просто объясняем, зачем нужны команды и в какой ситуации они могут помочь. Например, «стоять» пригодится, чтобы остановить собаку перед оживлённой дорогой, а что именно ваш пёс по этой команде делает — замирает как вкопанный, просто стоит, да хоть борщ варит — всё равно, лишь бы зафиксировался на месте и все были довольны.
Фотографии: Личный архив
