Дело«Сначала я объединила шредер с экструдером»: Буляш Тодаева о пути к zerowaste.lab

О детстве и первых проектах

На то, чем я сейчас занимаюсь, по большей части повлиял мой дедушка. Он работал учителем труда и, когда я была совсем маленькой, мастерил для меня такие же маленькие табуреты и столы. У меня даже был специальный стол для рисования с уклоном — самая настоящая парта чертёжника. Когда я совсем надоедала дедушке, у него была для меня забавная игра: он рисовал мне на листке «смайлики» и говорил: «Точка, точка, запятая, тире, кругляшок, всё, рисуй». И так получилось, что с года я начала рисовать. А когда я начала рисовать много, часто и на это обратили внимание, я попросила отправить меня в художку. Заканчивая четвёртый класс художественной школы и девятый общеобразовательной, я поняла, что меня ничего не держит в десятом и одиннадцатом, я хочу поскорее это закончить и продолжать обучение любимому делу. С учёбой всё было хорошо, но не было того запала, который был в художественной школе.

Уже в художественном училище я погрузилась в тему средового и графического дизайна. Мне очень понравилось проектировать: сам процесс создания бумажных макетов, иллюстраций — меня это поглотило с головой. Когда мне было 17–18 лет, я уже начала бить татуировки, строить инсталляции как ассистент художника и рисовать что-то на заказ как графический дизайнер. А ещё у меня даже были небольшие бизнесы: я на заказ расписывала вещи, бывшие в употреблении. Недавно я увидела многомиллионный инстаграм, где девушка построила себе карьеру на том, что рисует принты на джинсовках и продаёт их. Удивилась, как моя «детская» подработка могла бы стать чем-то настолько масштабным.

Татуировки я начала бить в семнадцать лет и продолжала это делать на протяжении 5–6 лет. У меня самой тоже есть множество рисунков на теле: ветка туи, потому что я переехала из дома бабушки в новое место, где вокруг не было туй и жизнь в целом тогда очень изменилась. Есть «Чёрный крест» Малевича, орнаменты из словацкой деревни Чичманы, фара в расфокусе из-за того, что у меня был астигматизм и я видела свет немного иначе. На одной руке я исследовала, сколько может быть слоёв татуировки до тех пор, пока кожа перестанет принимать в себя пигмент, сейчас их шесть. Сейчас я, к сожалению, очень редко что-то делаю, но до сих пор поверхность, на которой я больше всего люблю рисовать, — это кожа. Она живая, она может с тобой разговаривать на своём языке, например: «Я опухла, больше не рисуй на мне, мне нужен отдых». Ты действительно взаимодействуешь с чем-то живым, природным, и это классно. Мне кажется, с такой точки зрения к татуировке мало кто подходил. Как будто всем больше нравится изображения делать и делать фокус на стилистике, а мне больше нравился сам процесс и его технология.

О Строгановке и промышленном дизайне

Когда я выпустилась из колледжа, у меня был диплом по выставочному оборудованию и я даже не собиралась идти дальше учиться. Я думала: «У меня есть работа, есть возможность развиваться в этой теме, зачем мне всё это нужно?» И решила, что Строгановка — это супернедосягаемое место, туда поступают годами и я туда никогда в своей жизни не попаду. Всё же я решила попытать удачу и пошла на недельные курсы, где нам провели по одной паре живописи, рисунка и истории искусства и рассказали, что будет на экзамене. Я подумала, а почему бы и нет? Сходила на эти экзамены, успешно сдала, поступила. И когда выбирала кафедру, увидела все дизайны, которые были там представлены: средовой, графический, мебели, транспортный и пром. Я посмотрела на промышленный и подумала, а что это вообще такое? Наверное, там что-то интересное. Я увидела на плакатах технику, какие-то скетчи, где животные превращаются в пылесосы и так далее — простые биоморфные переходы и базовые понятия о бионике. Я подумала: «Это интересно», — и решила пойти в этом направлении.

Это имело мало отношения к реальности. Мы занимались и другими вещами, не только скетчами о том, как клюв какаду становится краном-смесителем. Естественно, были и классные задачи, но из-за того, что это не очень коррелировало с тем, что действительно востребовано на рынке, очень многие просто не пользовались этими знаниями и не продолжали работать в проме. Многие мои одногруппники ушли в графдизайн например.

О работе с пластиком

Где-то на втором курсе я начала работать по профессии и уезжать на разные стажировки. И когда на третьем курсе уехала в Словакию, начала там сортировать отходы. До этого у меня были эксперименты с пластиком, но очень простые: в 2016 году мы в Строгановке делали из старых ложек и вилок плафоны в рамках заданий на дизайн-сообразительность. Мне очень понравилось работать с ним как с материалом, но какой-то социальной составляющей там не было. В Словакии, я простым способом начала всё сортировать, сдавать на переработку в баки возле общежития, где я жила с японкой и боснийкой, которые давно были погружены в подобный быт и помогали мне. В университете и вовсе были цеха по каждому из видов материала, где можно было сделать всё что угодно из своих задумок — у нас на кафедре студент на свой диплом сделал граммофон полностью, от платы до корпуса.

Когда я вернулась в Москву, у меня был жёсткий переход из одной реальности в другую, потому что я не смогла найти пункты сбора отходов около дома, совершенно не понимала, как с этим работать. Вспомнив, как мне нравилось работать с пластиком как с материалом, я решила исследовать эту тему. Всё началось с идеи, с изучения, сначала это влилось в мой быт, а потом в мою профессиональную деятельность.

О дипломе

Мне захотелось сделать что-то реальное. Я сама нарисовала несколько машин, а потом нашла похожие проекты машин, которые можно собрать самим и перерабатывать с их помощью некоторые фракции пластика. Так я наткнулась на проект Хью Лаймана — экструдер по переработке пластика в нить для 3D-печати. Я реализовала его с Александром Лукьяновым, он выступил как сборщик и специалист по электронике, а я больше как материаловед: я прописывала все процессы, которые происходят в расплаве и какие есть требования к качеству сырья. Потом я нашла другие open-source проекты (открытые проекты. — Прим. ред.), самым известным из которых был Precious Plastic, там тоже были разного рода машины, которые можно собрать самому.

В концепте я сначала объединила шредер с экструдером и создала другие забавные конструкции, конечно, совершенно нерабочие. Для меня построить машину было нереальной мечтой, я отказалась от всего, что меня окружало, и сказала: «Всё, не трогайте меня, я занимаюсь исследованиями». У меня было несколько десятков интервью с людьми из этой отрасли или около неё. Я познакомилась, кажется, со всеми активистами Москвы и других городов России, которых смогла найти. Я спрашивала их про гипотезы и алгоритмы действий, как они видят проблему и какие их волнуют темы, получала фидбэк на свои идеи. Думая над конструкцией, я обращалась к своим прошлым работодателям, ездила к конструкторам в Петербург и спрашивала, какой мотор лучше использовать. Эта потребность в технологиях в дальнейшем привела меня в НИТУ МИСиС, где я с точки зрения науки и технологий рассматривала этот вопрос. Этой базы мне тогда очень не хватало. А сейчас у меня как раз одно полушарие мозга, наверное, занимается технологиями, а другое — искусством и дизайном.

О пути к zero waste

Когда я вернулась из Словакии в Москву, я поняла: «У меня печеньки — один вид пластика, макароны — второй, а тетрапак — вообще другой материал». Я так замучилась это всё спрессовывать, хранить, вывозить в тот же «Собиратор», заказывать экотакси, что подумала: надо хотя бы по минимуму что-то сделать, чтобы максимально облегчить себе жизнь и оптимизировать покупки. Первое, о чём ты думаешь, когда пытаешься внедрять экопривычки, — теперь придётся далеко ездить, чтобы что-то купить, а от многого придётся вообще отказаться. Мне удалось, как мне кажется, найти золотую середину. Например, я не использую ватные диски, ватные палочки, одноразовые прокладки, порошки с отдушками, зубные пасты в тюбиках, одноразовые бритвенные станки и множество других одноразовых предметов. Это вещи, от которых в принципе легко отказаться и заменить их теми же мимикаки, менструальными чашами, тканевыми сумками и так далее. Я лучше куплю зубную пасту на развес, ведь её можно понюхать и выбрать то, что больше всего понравится, а не какой-то абстрактный тюбик с изображением ягод или трав, которые никакого отношения к составу обычно не имеют.

Это базовые бытовые штуки, о которых ты, казалось бы, не задумываешься, но которые реально действуют на тебя и которые для тебя важны. В итоге это настолько внедрилось в жизнь, что теперь я выделяю день, в который могу отдохнуть и заодно закупиться в zero-waste-магазине на месяц, два, а порой и на несколько месяцев вперёд.

Однажды я подумала, как же мне теперь проводить дни рождения. Во время учёбы в Строгановке лучшей активностью была пицца и сон с шести вечера до следующего дня. Теперь же я решила использовать день рождения как инфоповод и сделать классный флешмоб в инстаграме. Я выложила сториз со словами: «В этот день вы можете подарить мне подарок, просто сделав что-то хорошее для своей жизни». Сначала я просила людей сортировать отходы или разбирать шкаф и отдавать одежду на благотворительность. Потом это трансформировалось, обросло классными идеями того, что можно сделать в этот день. Даже незнакомые мне люди среди моих подписчиков подхватили этот флешмоб и внедрили эту идею у себя. Это действительно самый классный подарок — собираешься ложиться спать (в шесть вечера) и проверяешь, что подарили: кто-то увёз два пакета в charity shop, кто-то наконец рассортировал отходы, которые долго валялись, а кто-то пожертвовал деньги котикам.

О zerowaste.lab и коммерциализации проекта

Весь 2019 год этот проект жил как волонтёрская инициатива дизайнера-одиночки. В это время я слышала много пожеланий о том, чтобы он коммерциализировался и был максимально интегрирован в бизнес, но изначально у меня были искажённые представления о том, как в принципе строится предпринимательство. Я воспринимала его как типичный панк и думала: «Деньги? Фу!» — но при этом, естественно, работала на нескольких работах, чтобы обеспечить жизнь проекту. В начале 2019 года я пыталась сделать это максимально открытым форматом, и мной начали пользоваться, спрашивать о разных вещах, которые знала только я, а я всем делилась и распылялась. В какой-то момент, после конкурса Lexus Design Award, я вообще выгорела, а с декабря 2019-го по январь 2020-го я чувствовала себя максимально некомфортно и даже уехала на какое-то время из Москвы на пленэр к католическим церквям, чтобы перезагрузиться. Я прошла такой путь: с сентября по декабрь я погрузилась в науку в МИСиСе и изучала материаловедение — ушла «дальше в лес». Поэтому 2019 год можно назвать годом анализа, погружения в тему и обучения. Это было очень полезно, но проект в это время не развивался коммерчески. В феврале 2020 года я уволилась со своей основной работы и поняла, что у меня больше нет причин, чтобы не развивать его.

Я часто говорю это на своих лекциях: когда происходит релиз какого-то нового материала, в СМИ появляются заголовки вроде «Из водорослей придумали новый экологичный материал», а потом ты приходишь в обычные магазины и понимаешь, что находишься в другой реальности, которая не коррелирует с информационной. Для того чтобы новый материал дошёл до ретейла, он должен стать частью индустрии. У меня всегда есть слайд на лекциях: «Социальный дизайн вне бизнеса не влияет на потребительские привычки». То есть важно интегрировать какие-то важные социокультурные, экологичные, этичные, устойчивые проекты в экономику, чтобы менять её изнутри. Потому что извне это невозможно, механика такая, что ты должен стать бизнесом, чтобы влиять на другие бизнесы. Так влияние будет намного выше, чем когда ты действуешь как отдельный экоактивист. Но это только мой опыт.

Есть движение Fridays for future, они как раз устраивают пикеты и больше говорят о проблеме с теми людьми и организациями, которые вообще ничего не знают. Они поднимают проблему климатического кризиса, и это очень важно. А когда дело доходит до практики, людям, которые погрузились в вопрос, нужны действия. Эти действия может предложить бизнес. Когда я это поняла, ко мне подключились мои друзья, которые весь 2019 год мне твердили о коммерциализации проекта. Мы вместе сначала собрали концепт студии устойчивого дизайна Birzha studio. А летом прошлого года после пункта переработки на ВДНХ и разного рода лекций — у меня за 2020 год было 88 лекций, воркшопов и выступлений (просто сумасшедшая цифра) — мы пытались найти разных партнёров, работали с исследованиями, теорией и дизайном. Сначала мы сотрудничали с закрытыми проектами и не особо светились в Сети. Но после образовательных инициатив я поняла, что эта сфера мне интереснее на данный момент, и ушла развивать это направление.

Недавно я провела четырёхнедельный курс обучения волонтёров и полностью погрузила их во всё, чем занималась в 2018–2019 годах, что узнала за это время. Сейчас они помогают проводить воркшопы и иногда участвуют в наших коммерческих проектах. Но у лаборатории есть и резиденты — они являются нашими внутренними проектами, они либо создавались здесь, либо пришли уже готовые и присоединились к комьюнити. То есть у нас нет какой-то иерархии в этом смысле, всё максимально френдли. Мне нравится, что всё строится на базе образования и экспертизы и потом развивается в промышленности и бизнесе, а не наоборот, когда образование является лишь частью корпоративной социальной ответственности (КСО) компании.

О модели бизнеса

Мы работаем в основном на B2B-сектор (business-to-business — компании работают на другой бизнес, а не конечного потребителя. — Прим. ред.), потому что нам интереснее делать большее воздействие, не только с нашими ресурсами, но и с ресурсами партнёров. Так мы можем контролировать образование сотрудников и помогать бизнесам изнутри опять же. Бизнесы могут заказать нам анализ sustainability в динамике развития их продукции, создать и протестировать в нашей лаборатории прототипы, заказать инсталляцию и всё, что только придёт на ум: наша команда настолько разношёрстная, что как будто бы мы вообще всё на свете можем. Но мы стараемся чаще занимается тем, что касается системных проектов.

Но B2C-сектор (business-to-consumer — бизнес для потребителя. — Прим. ред.) нам тоже интересен. Среди наших резидентов есть, например, проект Fatique design, наполовину исследовательский, наполовину дизайнерский, который соединяет пластик и серебро. Пластик как камень вставляется в серебряную оправу. Это максимально меняет восприятие материала: все привыкли, что пластик — это что-то дешёвое, какая-то бижутерия, что-то, что не должно быть рядом с драгоценными металлами. Но Оля Астахова, основательница Fatique design, сделала эксперимент с украшениями, и это настолько новое прочтение материала, что оно не просто меняет сознание людей, но может повлиять и на индустрию. Металлургическая отрасль максимально неэкологична, это самый главный загрязнитель по углеродному следу в промышленности.

Благодаря таким проектам по-другому начинаешь воспринимать действительность, и мы стараемся, чтобы они всегда были замкнутого цикла. Чтобы можно было сдать всё обратно либо к нам, либо туда, где есть переработка, и дать материалу вторую жизнь. Например, упаковка от серёжек пересобирается либо в открытку, либо в коробку. Это придумала Соня Рябова, она неиссякаемый источник классных идей в нашей команде. Простая идея о том, что упаковка может стать чем-то другим, тоже один из наших принципов, которых мы придерживаемся в B2C-секторе. Чтобы, когда человек получал свою вещь, у него не было коробки или другой ерунды, которая мешает воспринимать чисто наш продукт.

О промышленности и образовании

Мы часто ездим на разного рода производства, снимаем все этапы производства, задаём каверзные и не очень вопросы и выкладываем всё это в свой инстаграм. Проекты должны быть не только на слуху где-то в статьях — они должны быть на слуху у профессионалов этой отрасли. Часто ты приходишь в обычный дизайнерский вуз и начинаешь говорить про пластики, а студенты даже не знают, как лить эпоксидку. Люди, которые должны хорошо разбираться в том, как сочетать материалы, как их экологичным и экономичным образом крепить, совсем не разбираются в теме. Для меня важно заниматься не только общего плана экопросвещением, но так же важно работать с молодыми специалистами, поддерживать их и погружать в реальность. Всё, что связано с тем, как функционируют некоторые современные российские производства, достаточно грустно. Не хочется говорить о крупных предприятиях, потому что люди там мыслят по-другому. Ты можешь работать с теми, кто открыт к экспериментам, можешь с ними разработать материал и тут же его продать и коммерциализировать, чтобы он появился в обычных магазинах. Чтобы не было такого, что материал увидели на дизайнерской выставке, а в обычной жизни он появился лет через сорок, как это случилось с ПЛА (полилактидом). Его создали довольно давно, но на слуху он только последние пару лет.

О планах на будущее

Надеюсь, мы будем развиваться устойчиво! У нас есть планы мероприятий, мы хотим найти больше людей, которые будут распространять знания. Хочется всё это расширять не только на глобальные бренды, как adidas, которые адаптируют для России свои кампании, но и на российские компании, у которых есть своё производство. Если к нам придёт какой-то российский бренд, мы с удовольствием сделали бы анализ продукции и предложили альтернативы, которые были бы наиболее выгодны в долгосрочной перспективе в производстве. Сейчас первичная сырьевая база дорожает, это инсайт из отрасли, который совсем не секрет. Подорожали не только металлы, но и первичные пластики, причём в десять раз, как нам недавно рассказали на одном заводе. Для меня стало шоком, как цены скачут на рынке вторсырья, такие колебания могут повлиять и на нашу лабораторию. Ведь для того, чтобы её поддерживать, нужно вливать свои средства и средства с проектов. Поэтому у нас в планах — максимально устояться в B2B-секторе, чтобы закрывать потребности бизнеса и нарабатывать свою экспертизу.

О сообществе

На рынке есть множество проектов. Например, Moscow Circular появились недавно, в 2020 году. Они хотят системно менять города через инфраструктуру, через бизнесы в этих городах. Ребята из «Простого дела» работают только с бизнесами и внедряют энергоэффективные практики. Потом есть несколько проектов, которые работают только с B2C и изготавливают предметы. Например, ProEcoPen делают ручки и чехлы для телефонов. У них задача — показать людям, что вторсырьё такое же классное, как первичное сырье, и что стоит сортировать отходы. Всё развивается с разных сторон. Для нас важно сохранить эту бешеную синергию. Мы занимаемся одним делом, но с разных сторон и с разным видением. Даже похожие проекты разными практиками достигают своих целей. Это открывает альтернативную реальность того, как может развиваться промышленность в России. Мы привыкли, что производство в России — дорого, не будем даже думать об этом. Но когда мы говорим о локальных проектах и производствах, образование должно соответствовать тому, какой запрос на рынке. Потому что сейчас оно совершенно нерелевантно. Если креативные индустрии сейчас развиваются не по дням, а по часам в России, то что касается тяжёлой и лёгкой промышленности — это «до свидания». Здесь возникает классный вопрос: как помочь инженерам и научным сотрудникам, которые стремятся создавать что-то новое и отказаться от старого, всё это развивать? Какие должны быть условия в образовании, чтобы направлять людей на локальную практику в своих городах, чтобы люди развивали свои территории и локальные бизнесы?

обложка: Adidas originals