РаботаЧетыре дня в неделю:
Не пора ли нам работать меньше?

дмитрий куркин         

Британские лейбористы обсуждают возможность сокращения рабочей недели до четырёх дней. Джон Макдонелл, теневой канцлер казначейства (то есть представитель официального оппозиционного правительства), уже провёл предметную консультацию с учёным-экономистом Робертом Скидельски, и не исключено, что «крестовый поход за четырёхдневной рабочей неделей» станет одним из ключевых тезисов политической программы лейбористов на следующих парламентских выборах.

С еженедельной нормой труда у британцев давние счёты. Страна, где двести лет назад был придуман принцип «восемь часов на труд, восемь часов на восстановление, восемь часов на отдых», к концу XX века обнаружила, что её подданные хронически перерабатывает по сравнению с жителями европейских стран: среднестатистический британец работает 42 часа в неделю, в то время как его коллеги в Нидерландах — 29 часов, в Дании, Норвегии, Ирландии и Германии — от 33 до 35 часов. (В России этот показатель равен 40 часам, но в действительности сильно колеблется между 34 и 46 часами.) Более того, как отмечает левополитический колумнист Оуэн Джонс, переработки эти зачастую ещё и не оплачиваются: в 2017 году британцы наработали за спасибо свыше двух миллиардов часов. Результаты: хроническая усталость и более высокий уровень заболеваний, в том числе вызванных эмоциональной перегрузкой, и — вопреки замыслу — меньшая продуктивность.

О том, что работая меньше, можно работать лучше, говорят уже давно: с аналогичной инициативой ещё пять лет назад выступил Фонд новой экономики, только он предлагал сократить сорокачасовую неделю ещё больше — до тридцати часов. Однако даже в тех странах, которые на государственном уровне сократили рабочую неделю до 35 (Франция) и 30 часов (Нидерланды), переход на четырёхдневку остаётся скорее заманчивой перспективой, чем делом ближайшего будущего.

Пять по восемь

В отличие от суток, месяца и года, неделя не астрономическое понятие. Привычку мерить время семидневными отрезками человек в разное время объяснял то верованиями (в германских и скандинавских языках в названиях дней сохранились имена богов, которым дни были посвящены), то красотой простого числа семь (под эту философскую эстетику подгонялось даже число небесных сфер). По сути же в основе этого деления лежит не что иное, как рабочий ритм и интуитивное понимание того, что после N трудодней человеку нужен отдых.

Но сколько именно отдыха? Представления об этом менялись на протяжении истории, и к формуле «восемь часов, пять дней в неделю», которая сегодня кажется незыблемой, человечество пришло сравнительно недавно. Валлийский социальный реформатор Роберт Оуэн придумал её в начале XIX века, и понадобилось ещё сто лет дебатов, исследований и забастовок, чтобы узаконить её на государственном уровне, и то не везде и не сразу (в СССР рабочая пятидневка появилась только в тридцатых годах, в послевоенный период превратилась обратно в шестидневку и только в 1967 году была восстановлена).

Для тех, кто работал по 10, 12 и даже 16 часов в день, это была значительная победа, но экономика и жизнь не стоят на месте, и сегодня классическая формула уже выглядит анахронизмом. Хотя бы потому, что в реальности мы и не трудимся по восемь часов в день: согласно одному из исследований, непосредственно на работу современный человек тратит в среднем чуть менее трёх часов, остальное время так или иначе утекает в перерывы.

Шесть часов или четырёхдневка

Частный бизнес об этом и так догадался, и в тех случаях, когда работа ориентирована на результат, а не на регулярные смены — как, например, в социальных службах, — де-факто сотрудников гораздо реже заставляют высиживать норму ради формальности. (Правда, у гибкого графика есть и обратная сторона: в проектных работах, таких как производство видеоигр, и амбициозных стартапах, таких как Tesla, эта кривая дорожка приводит к изнуряющим переработкам.) Совсем другая проблема — закрепить сокращённую рабочую неделю на муниципальном и государственном уровне.  

Опробовать шестичасовой рабочий день в 2015 году решили власти шведского Гётеборга, выбрав в качестве подопытных сотрудников учреждений по уходу за пожилыми людьми. Эксперимент обошёлся им в 12 миллионов бюджетных крон (почти 90 миллионов рублей в пересчёте) и под напором оппозиционной критики был завершён через 23 месяца после начала, но тем не менее дал любопытные результаты. Работая по шесть часов в день, участники эксперимента реже брали больничный и сообщали, что в целом чувствуют себя значительно лучше. Одна из медсестёр с неудовольствием отмечает, что после вынужденного возвращения к восьмичасовому режиму сразу же начала ощущать навалившуюся усталость.

Похожие результаты дают менее масштабные эксперименты с четырёхдневной рабочей неделей: у работников, перешедших на такой график, как правило, снижается стресс и повышается мотивация и вовлечённость в работу (хотя находятся и те, кого дополнительный выходной заставляет чувствовать себя неуютно — они не всегда понимают, на что потратить освободившееся время). Командная работа также улучшается.

Это скорее говорит о том, что человек быстро привыкает к хорошему, но как насчёт продуктивности? Согласно результатам гётеборгского эксперимента, продуктивность сотрудников домов престарелых во время шестичасовых дней повысилась на 85 процентов — на практике это означает, что они проводили больше времени с пожилыми пациентами (например, чаще выводили их на прогулки). Более строгие экономические обоснования сокращённой рабочей недели пока ещё не дают чёткого понимания: прибыль компаний, перешедших на четырёхдневку, не снижается — но и не повышается.

Чтобы представить наглядные и весомые доказательства того, что от сокращения рабочего дня или рабочей недели выиграют и работники, и работодатели, нужно провести больше исследований и добыть больше данных. И даже когда они будут получены, на государственном уровне инициатива упрётся в вопрос «Кто будет за всё это платить?»: если речь идёт о социальных службах, то сократить рабочий день в них можно лишь при условии дополнительного найма, а такую роскошь могут позволить себе только экономически благополучные страны (да и те, как показывает шведский опыт, сомневаются в целесообразности). А на уровне частных предприятий всплывает теневая, до сих пор плохо регламентируемая область переработок и злоупотреблений лояльностью сотрудников: если можно обойти правило 40-часовой недели, что мешает обойти любую другую норму?

И тем не менее мы понемногу движемся к осознанию того, что работать нужно не восемь часов в день или сорок в неделю — а столько, сколько работается, потому что остальное время так или иначе съедает прокрастинация. К тому же сокращённая рабочая неделя — хороший, но далеко не единственный способ социальной заботы о сотрудниках. «Пять дней ты будешь трудиться, как говорит Библия. Седьмой день принадлежит Господу. Шестой день для футбола», — изрёк однажды писатель Энтони Бёрджесс, комментируя установленный распорядок (надо заметить, что он застал время, когда в Британии в качестве экстренной меры вводили и трёхдневную рабочую неделю). Как видно, и этот священный принцип можно скорректировать для общей пользы.

Фотографии: store.moma, jazzitupinteriors