С двух сторон«Мы хотим номер
в поддержку российской армии»: Тренеры по художественной гимнастике
о пропаганде
«Не испачкать руки в патриотическом угаре»
Российская пропаганда влияет на многих, однако есть люди, для которых патриотизм — неотъемлемая часть работы. Мы поговорили с тренерами по художественной гимнастике о том, как существовать в мире имперских ценностей с антивоенной позицией и не потерять себя.
Ксения
(имя изменено по просьбе героини)
Я проснулась утром 24 февраля и обнаружила огромное количество уведомлений от новостных ресурсов на своём телефоне. Там было сказано, что ночью Россия напала на Украину. Первой реакцией было полнейшее отрицание, недоумение. Хотелось думать, что мы бы так не поступили, но реальность оказалась другой. Я взяла себя в руки, разбудила мужа словами «Началась *****» и резко уехала на работу.
Родители, которые привели детей на тренировку, тоже были в недоумении, а коллеги бурно обсуждали происходящее. Я вклинилась в беседу и поняла, что большинство поддерживают так называемую «спецоперацию». Гордятся нашим «волевым решением», тем, что мы наконец «утрём нос американцам». Я бы даже сказала, что именно идея «отомстить американцам» больше всего вдохновляла людей старшего поколения. Мне было удивительно, что многие девочки моего возраста или даже помладше тоже повторяли слова телевизионной пропаганды. Говорили, что нужно разобраться с нацистами.
Я быстро поняла, что нахожусь в меньшинстве. Помимо меня антивоенные взгляды разделяли ещё двое во всём зале. Остальные же максимально доверяют России, так как всю жизнь выступали под её флагом. Сборная накладывает большой отпечаток, девочкам дают сильное патриотическое воспитание. Я не знала, как реагировать, но первым делом запостила сториз «Нет *****».
У нас было собрание, посвящённое соревнованиям, оно не заявлялось как политическое. Тем не менее на собрании директор сказала нам следующее: «Надеюсь, что вы не будете выставлять свою позицию в соцсети, не будете давать поводов для разговоров о вас или о нашем центре. Мы должны держать себя в руках и не высказываться публично. Однако, если вы запостите какие-то лозунги, я вас, конечно, не уволю. Было велено увольнять, но я не буду, просто по-человечески прошу не доводить до этого». Вот такое неоднозначное заявление было сделано, а дальше все переключились на обсуждение соревнований. Не знаю, как к нему относиться. С одной стороны, для неё это был очень сильный шаг, которого я совсем не ожидала, потому что она всегда строго следовала повестке сборной. С другой — грустно, что мы не можем открыто выражать свою позицию. Но с огромной натяжкой я могу сказать, что чувствую себя в безопасности: если я стану на каждом шагу кричать о своей позиции, со мной будут очень много ссориться, но, скорее всего, оставят на работе.
На сами тренировки эти события не повлияли, потому что я работаю с детьми, а они очень чувствительны — понимают каждую твою эмоцию. К счастью, никто из тренеров не высказывал детям свою позицию. Дети постарше могли поинтересоваться нашим мнением, но в основном все приходили в зал, работали с каменным лицом и расходились по домам, где, видимо, шло дальнейшее осознание происходящего. Как будто была молчаливая договорённость, что мы не переносим свои эмоции на детей. Даже когда в тренерской велись бурные обсуждения о том, как мы сейчас «разобьём украинские войска», выходя из кабинета, тренер надевал маску спокойствия и работал, будто ничего не случилось.
Происходящее в основном повлияло на сборную России — на девочек, которые тренируются на самом высшем уровне. Их отстранили от международных соревнований, лишили возможности выступать. Конечно, это погрузило их в отчаяние — от них долго не было ни вестей, ни высказываний. И до сих пор почти все молчат.
Происходящее в основном повлияло на сборную России — на девочек, которые тренируются на самом высшем уровне. Их отстранили от международных соревнований, лишили возможности выступать
В марте у нас проходили тренировочные сборы, куда приезжают дети из разных уголков России и других стран. Правда, в этом году иностранцев почти не было. После сборов проходит отчётный концерт, и так вышло, что я ставлю один из больших номеров. Я с ужасом ждала дня концерта, потому что ко мне подошло руководство и сказало: «Мы хотим сделать номер патриотическим, в поддержку российской армии». У нас часто проходили номера в поддержку чего-нибудь, например нашей сборной по футболу или по фигурному катанию. У нас любят широкие жесты, и я понимала, что в этот раз от меня требуют того же: безоговорочно поставить жизнеутверждающий номер с флагами и песней про то, как сильно мы любим нашу страну.
Я упёрлась рогом и впервые открыто заявила о своей позиции. Сначала это восприняли в штыки. Мне сказали, что я обязана сделать такой номер, что всей правды мы не знаем и всё не так однозначно, но должны поддерживать свою страну. Я начала всеми правдами и неправдами просить помощи у коллег, которые были на моей стороне. Дошла даже до того, что, если придётся ставить такой номер, я уйду, но не буду принимать в этом участие. Мы долго препирались, пока удар на себя не взял другой тренер. Она сказала: «Хорошо, я сделаю номер с этой песней, возьму в руки флаг и поддержу Россию, а Ксюшу оставьте в покое».
Так и решили. Всё, что я могла сделать, — это не испачкать руки в патриотическом угаре. Я не держала руку у сердца, когда в зале скандировали «Россия, Россия, Россия», а просто молча встала и ушла. Это была моя единственная маленькая победа, то, чем я горжусь. Возможно, это крошечный вклад, но руководство узнало о моей позиции.
Я никогда не чувствовала, что на работе можно свободно высказывать политическое мнение. Сейчас очевидно, что большинство коллег за происходящее, а я обладаю очень скудными способностями спорить и аргументировать. Сразу перехожу на эмоции и не могу здраво донести свою позицию, поэтому редко вступаю в конфликты в принципе. Только тогда, когда реально уверена в своих силах.
Именно неумение правильно подавать свою мысль останавливает меня от какой-либо дискуссии. Я честно пыталась спорить с молодыми коллегами, вступала в конфликты, показывала им альтернативные новостные источники, точку зрения, отличную от Первого канала. Иногда мне удавалось, но чаще мы расходились, ни о чём не договорившись. Девочки задумывались, но на следующий день всё равно говорили: «Россия, вперёд!» Для такого обработанного человека, как гимнастка из сборной России, я слишком слаба — это мне не по зубам. Тем не менее мне никто не угрожал, меня не пытались уволить, и даже не было никаких тренерских подстав от коллег, которые настроены пророссийски.
На сборы приезжали дети из Украины, но они были совсем маленькими — не могли высказаться или рассказать что-то, просто молча тренировались. Их родители тоже кажутся достаточно ассимилированными здесь и ничего не говорят. Могу ещё отметить, что мало детей уехало. Даже дети очень богатых родителей остаются здесь, наши ряды не поредели. Хотя я думала, что с началом военных действий многие заберут детей и переедут. Все продолжают ходить на тренировки, даже если однозначно имеют финансовую возможность эмигрировать.
Работа помогает мне забываться, представлять, что мир не рухнул. Дети — это большая отдушина, мне нравится с ними общаться: они мыслят не по-злому, у них ещё нет всей тяжести нашей жизни и это мне очень помогает. Но при этом мне грустно осознавать, что, выходя из дружеского пузыря, я попадаю в мир рабочего коллектива, где только два человека не поддерживают военные действия. Стараюсь об этом не думать, потому что если погружусь в эти мысли, то больше не приду на работу.
Анна
(имя изменено по просьбе героини)
24 февраля я была на работе. Получила СМС от мамы, что в пять утра начались военные действия в Украине. У меня сразу случился флешбэк во Вторую мировую — тогда тоже в пять утра в двадцатых числах июня начали бомбить, как предатели. У меня был ступор, слёзы, непонимание. Дети смотрели на меня большими глазами, и я решила: «Так, не надо плакать». Потому что они, конечно, сразу всё чувствуют. В этом есть и положительный аспект моей работы: я могу не зацикливаться на окружающем мире, а фокусироваться на детях. На том, как искренне они любят, обнимают. Это помогает верить в добро.
Коллеги старой школы за Россию, считают, что мы молодцы. С ними я особо не обсуждала происходящее, но пообщалась с молодыми девчонками — у них ровно противоположные взгляды. В начале марта я ещё пробовала аккуратно прощупывать почву со старшими коллегами, спрашивала, что они думают. Просто чтобы понять, что за человек передо мной. Но по итогу я не считаю, что они плохие люди — вижу, что они искренне верят в то, что Россия делает добро. У некоторых просто нет критического мышления. Лично мне повезло с семьёй — они всегда смотрели зарубежные новости, которые не транслируются по нашим каналам. Говорили, что Украина уже два года ожидает нападения.
Я не присутствовала при этом разговоре, но коллега передала, что наш директор не будет увольнять людей за политические взгляды, и пока никого не уволили. С родителями детей мы эту тему не обсуждаем, а в свои личные соцсети я ничего не выставляю. У меня была пара постов про человечное отношение друг к другу, но я не считаю их предательством — это просто нормы морали, которые должны быть у каждого.
У всех нестабильное психологическое состояние, поэтому работать стало сложнее. Родители стараются не перебрасывать это на детей, но некоторые нервничают слишком сильно, и это заметно
Я тренирую девочек с украинскими корнями и знаю, что некоторые из мам выставляли посты в поддержку Украины, но на гимнастике никак не высказывались и на митинги не ходили. Также к нам направили на стажировку девочку из Донбасса, а другой центр принял у себя целую делегацию оттуда. Сейчас в целом у всех нестабильное психологическое состояние, поэтому работать стало сложнее. Родители стараются не перебрасывать это на детей, но некоторые нервничают слишком сильно, и это заметно.
В конце марта у нас были сборы. В этот период к нам приезжают дети со всей России и из других стран. В конце сборов обычно проходит отчётный концерт, где мы показываем три масштабных номера: танцевальный, хореографический и акробатический. Моя коллега, у которой адекватные политические взгляды, была ответственна за акробатический номер. И когда пришло время составлять номер, к нам пришла начальница и сказала, что мы должны делать его под патриотическую песню. Я попыталась помочь коллеге найти другие варианты музыки, поддержала её перед начальством.
К счастью, нас не заставляют ходить на митинги или носить свастику. Благодаря этому пока всё спокойно, но если заставят, я точно выберу уволиться. Конкретно моих детей пока пропаганда не касалась. Сама я особо не высказываюсь, но делаю выводы, слушая других. Становится понятно, что, если я озвучу своё мнение, большинство меня не поймёт.
ФОТОГРАФИИ: sportpoint — stock.adobe.com, Augustas Cetkauskas — stock.adobe.com