С двух сторон«Счастья большого, как слон»: История пары, которая познакомилась в тюрьме
Мэтч по фотографии
Тюремное прошлое стигматизировано, особенно если речь идёт о женщине. История отношений наших героев состоялась не только вопреки, но даже благодаря тому, что Яна оказалась за решёткой — в женской колонии для несовершеннолетних. Мы попросили Яну и Сергея рассказать, как складывалась их жизнь и что они поняли о себе и друг о друге за время знакомства.
Текст: Анна Боклер
Яна
Я уже год находилась в СИЗО, когда в камеру наконец попал кто-то из Сокольников — моего района. Я сразу же бросилась расспрашивать: «А знаешь этого? А ту палатку прикрыли? А магазин ещё работает?»
Надя рассказала, что в Сокольниках всего полгода, ничего там не знает, переехала жить к парню. Я говорю: «Так, может, я хоть парня твоего знаю? Покажи фотку».
Так я увидела Серёгу первый раз. С фотографии смотрел молодой мужчина с очень прямым, пронзительным взглядом. Я влюбилась.
У нас тогда как раз крутили «Бандитский Петербург» перед отбоем, и я сказала девчонкам, что Певцов — это первый мужской типаж, который мне визуально нравится. А Серёжка был очень похож на него.
В тюрьме мы, конечно, обращали внимание на то, как выглядят приходящие с воли. У Нади был такой тип внешности, что в пятнадцать лет ей можно было дать и сорок, она попала к нам в ноябре в ботинках на босу ногу, очень растрёпанная. Ещё так совпало, что первый раз она вошла в камеру под песню «Да что ж ты страшная такая». Кроме того, у неё был очень вспыльчивый характер, постоянно нарывалась на конфликты. Потихоньку сокамерницы начали её давить. Я подумала, что, если такой человек, как Серёжа, полюбил Надю, значит, в ней точно что-то есть. Тогда мне безумно захотелось дать ей зелёный свет. Соврала своим семейницам, что у нас с ней есть общие друзья на воле и меня потом просто не поймут, если не вытащу Надю. Эту информацию никто так и не проверил. Я привела Надю в свою компанию, а когда уезжала на зону, передала ей свою фотографию — все думали, её освободят в суде. Это было моё лучшее фото со свободы — очень солнечное, на закате, верхом на лошади. Второго экземпляра, конечно, нигде не было, но я подумала, вдруг Серёжа увидит, и отдала. Кстати, много лет спустя узнала, что у нас действительно произошёл мэтч по фото: Надя показала карточку Серёже во время свидания.
С Надей потом произошла достаточно невероятная история: всех её подельников освободили из-под стражи в зале суда, для неё прокурор запросил пять лет условно, а судья дал пять реально. Надя поехала в ту же колонию, где я находилась уже месяц. У нас считались правильными яркие носки с героями мультфильмов. Утром линейка: все выходят, смотрят на новеньких, если девушка стоит в нужных носках, значит, её кто-то здесь ждал, сообщил, позаботился, если нет — значит, в СИЗО как-то не так себя поставила, показать себя в коллективе после такого будет очень проблематично. Я выпросила у новых знакомых заштопанные розовые носки с Микки Маусом, отнесла Наде. Она отмахнулась: «Зачем? Мне Серёга прислал белые adidas».
Ей была чужда вся зоновская тема ну и вообще всё новое. Она считала глупостью всем ходить в почти одинаковых детских носках. Вообще, это и правда чушь, но если от этого полностью зависит твоя жизнь на все ближайшие годы?
В конце концов перед линейкой заставила её переодеться. Обошлось. Приняли.
У нас тогда как раз крутили «Бандитский Петербург» перед отбоем, и я сказала девчонкам, что Певцов — это первый мужской типаж, который мне визуально нравится. А Серёжка был очень похож на него
Я видела Серёжу по родительским дням, он приезжал на такси в классических костюмах, возил передачки, однажды привёз Надиного папу. О них с Надей тогда сняли серию в «До шестнадцати и старше». Я тогда ещё думала: как хорошо, что это не у нас любовь и не мне трястись за отношения с Серёжей. В местах лишения свободы все эмоциональные связи с внешним миром потихоньку ослабевают. А Наде ещё все постоянно напоминали, что даже самых классных людей не дожидаются, так что она точно может не рассчитывать. Иногда она звонила Серёге, а трубку брали пьяные женщины. Пару раз её после этих разговоров даже забирали в медчасть на седативные капельницы.
Для меня Серёга, хоть я о нём и узнавала только через Надю, стал тогда основным маяком на свободе. Друзей там не осталось, с подельниками мы больше никогда не связывались. Папа меня очень поддерживал, но у него было больное сердце и постоянная депрессия. После первого свидания в СИЗО он попросил у меня разрешения больше не приезжать — тяжело добираться; так что общались по письмам. С мамой общались ещё реже, правда, однажды она прислала мне купальник — посмотрела на карте, что наша колония находится около Оки, и решила, что нас водят туда купаться.
Серёжа продавал мебель из дома и привозил в колонию технику в виде гуманитарной помощи — Надя вышла по первому УДО. Я вышла через пару месяцев и приехала в Сокольники. У меня были достаточно типичные комплексы: казалось, что надо привести себя в порядок, купить новую одежду, а потом уже связываться с кем-то. В итоге Надя сама мне позвонила, и мы стали общаться все втроём. Мы с Надей устроились работать в одно и то же место, Серёга мне сделал справку, что предыдущие несколько лет была продавцом в магазине фототоваров. На зоне, кстати, мы так и не познакомились, правда, до сих пор храню открытку, которую он по Надиной просьбе передал мне ко дню рождения, со слоном и пожеланием: «Счастья большого, как слон».
Я освободилась в девятнадцать и достаточно часто слышала, как родители между собой говорили, что замуж мне выйти почти нереально, никто не захочет строить семью с женщиной, которая отсидела всю старшую школу. Ещё они отмечали, что я начинаю полнеть, а значит, дальше это всё будет только усугубляться, а тогда уже точно будет без вариантов. Во-первых, эти разговоры очень сильно на меня влияли; во-вторых, я и сама всегда хотела семью. К нам в камеру периодически попадали беременные девочки, и мне материнство казалось чем-то абсолютно волшебным. Я вышла замуж за Мишу, вышла абсолютно пох***тично, не успев посмотреть, что за человек. Впрочем, он тоже спешил: нужно было делать российское гражданство. На моей свадьбе танцевали с Серёгой, я ещё подумала, что на эти минуты я самая счастливая невеста, потому что с ним. Вечером Миша остался с гостями, а Серёжа проводил меня до дома и спросил: «Ты никогда не думала, что всё могло быть по-другому?» Я говорю: «Конечно, могло, Серёжа, но что уже обсуждать».
Для меня существовало только одно табу для отношений с Серёжей, и это был не мой муж, а Надя. Через дружбу перешагнуть не могла. Кстати, Серёга ей рассказал это с похмелья, она сразу набрала мне: «Если ты Серёже что-то будешь про меня рассказывать, я сделаю так, что вы расстанетесь с Мишей». У меня ничего такого близко не было в мыслях, и я на эмоциях ей говорю: «Ты сейчас кладёшь трубку, и больше никогда-никогда я тебя не слышу».
Я подумала, что если они оба такие долб***ы, что не могут ничего решить между собой, то пусть ни Нади, ни Серёги не будет в моей жизни. У нас с Мишей родились погодки, он стал тратить мою зарплату на героин, и брак подошёл к концу.
Вечером Миша остался с гостями, а Серёжа проводил меня до дома и спросил: «Ты никогда не думала, что всё могло быть по-другому?» Я говорю: «Конечно, могло, Серёжа, но что уже обсуждать»
Один раз моей подруге предложили старинные монеты по очень доступной цене, она стала просить связаться с Серёгой (он работал с антиквариатом), чтобы понять, стоит такое покупать или нет. Я говорю, ну окей, наберу один раз наудачу. Серёга сказал, что они тоже разошлись с Надей, мы договорились встретиться, и я, кажется, забыла спросить про монеты. На первом свидании мне было немного стыдно: Серёжа опоздал на три часа, приехал до смерти пьяным, в раздолбанной одежде, с таким же другом. Потом оказалось, что друг — представитель дипломатической миссии в Квебеке, а сейчас они ездили на ежегодный ритуал — плакать на могиле Высоцкого в день его смерти и кричать: «Семёныч умер!» На почве любви к Высоцкому Серёга очень сошёлся с моим папой, они могли ночи напролёт петь его песни под гитару.
Когда мы решили пожениться, мне позвонил Миша и спросил:
«Вы уже переспали?» — «А твоё какое дело?» — «Ну, у меня, кажется, ВИЧ».
Я понимала, что, скорее всего, он берёт на понт и хочет так вытащить подробности, но всё равно пронял ужас, что могла заразить самого близкого человека. Я тогда курила на балконе, стрессовала, потом дала обет: если не подтвердится, брошу курить. И правда бросила.
Серёга вёл расслабленный образ жизни, любил выпить, погулять, поесть в интересных местах. Помню, мы зашли с Серёгой в ларёк, продавщица спрашивает: «Вам как обычно?» — и выносит ящик пива. Мне многое было удивительно. Потом у нас родились общие дети, я стала терять себя и жить интересами Серёжи. У нас всё стабилизировалось материально, так что мы просто много пили, занимались сексом и ходили гулять. Правда, успела отучиться на юриста и в Литературном институте. К нам на зону приезжал писатель Александр Торопцев, я показала ему стихи, он сказал, что в принципе нормально и я могу ему позвонить, когда освобожусь, оставил визитку. Через двенадцать лет я поступила к нему на семинар детской литературы, показала свои сказки. Торопцев сказал, что это полное говно и мне надо больше использовать свой опыт в текстах.
Я пришла домой, рассказываю: «Да не было там особо ничего интересного». А Серёга говорит: «Слушай, а помнишь, у вас там девчонку убили ножницами? Напиши об этом».
Написала, Торопцеву понравилось. В итоге написала книгу про малолетку, надо будет уже её издать.Последние годы мы живём в Риге, здесь я стала возвращать себе личные интересы: выучилась управлять самолётом, занимаюсь фотографией и журналистикой. Сейчас работаю в прибалтийском глянце «Лилит». Моя тема — наша с Серёгой сексуальная жизнь. Откровения хорошо заходят читателям и редакторам, а мне нравится собирать обратно свои навыки зарабатывания денег. Наши первые столкновения в отношениях как раз случились на фоне ментальной разницы — мне всегда было классно куда-то выйти, встретить новых людей, он же привык находиться дома и много лет на всё выходящее за границы привычного вектора действия говорил: «Да ну, на х**, я не готов». Например, мы очень много лет не могли собраться сделать загранпаспорт и съездить посмотреть другие страны. Мне достаточно тяжело давалась эта стагнация.
Зато в эмиграции Серёга занялся любимым делом — выкупил четырёхэтажный особняк своей прабабушки и четыре года его реставрировал. Его выдвинули на премию — архитектурное достижение 2020 года. В этот Новый год мы переехали. Мне очень важно, что партнёр тоже реализовывается. Мы оба преодолели разные трудности и сейчас бываем подолгу счастливы.
Хотя по-прежнему находим треш: например, мы оба спокойно относимся к сексу на стороне, но Серёга любит разыгрывать из этого классическую измену с секретной перепиской. Он говорит: «Ты в отеле в Москве, так найди себе мужика, зачем тебе вибратор?» Иногда думаю, что мне была бы приятна моногамность, по крайней мере, это бы отменяло вечное «всё равно» в отношении моей сексуальной жизни.
Сергей
Нас с Яной познакомила общая подруга Надя. С Надей мы жили около полугода, когда она сказала, что находится под следствием за разбой, грабёж и покушение на кражу, но, скорее всего, получит условку. Ситуация действительно была относительно лайтовая: они с друзьями пытались отобрать у прохожей сумку, но ничего не получилось; так что я тоже подумал про условное и не воспринял ничего всерьёз. У нас с Надей было скорее ситуативное сожительство — у неё дома вечно пил отчим; про долгосрочные отношения я не думал. Когда мы наконец решили разъехаться, Надю вдруг поместили в СИЗО и дали на суде пять лет реального срока. Конечно, я сказал, что буду помогать и попробую вытащить её пораньше. Я нашёл адвоката среди знакомых, а сам пошёл в процесс общественным защитником — оформил справку, что Надя работала у меня в ларьке. Адвокат тоже готовил стратегию, но перед судом напился и опоздал на полчаса — апелляция осталась без удовлетворения.
Помню, меня Надя попросила купить открытку подруге на день рождения. Я выбрал со слоном и надписью «Счастья большого, как слон» на обложке и по привычке подписал, чтобы не вытащили. Открытка теперь лежит у нас с Яной дома в Латвии. Потом, уже в Рязани, Надя вынесла на свидание большой клетчатый баул — попросила забрать ценные вещи домой. Мы разложили фотографии — Надя рассказывала о подругах. Тогда у меня случился отвал башки на Янку — она была снята в профиль, очень красивая, в кожаной куртке.
В колонии часто что-то просили в качестве гуманитарной помощи, но чаще всё обходилось рулонами бумажных обоев, ящиками гвоздей и шариковых ручек. Иногда нужен был телевизор или магнитофон. В итоге Наде удалось выйти по УДО.
Потом освободилась и Яна. Мы дружили все вместе. Потом были на свадьбе у Яны и Миши, там я познакомился с папой Янки, мы сразу закорешились на почве любви к Высоцкому. Кстати, он по-прежнему мой любимый исполнитель, продолжаю слушать и в Риге. На свадьбе я в очередной раз задумался, что хотел бы быть с Яной, спросил, могло ли всё быть иначе, она ответила — могло. Я совсем не знал, как выразить чувства, и сказал самое глупое, что было можно: «Позвони, если захочешь провести время вместе. Если ты переживаешь за Надю, то я и так встречаюсь со многими».
Яна отказалась.
Сейчас понимаю, что многие проблемы вообще не были серьёзными: не было ничего сложного в том, чтобы сразу разойтись с Надей, — но тогда всё казалось чем-то непреодолимым. В любом случае мы достаточно быстро расстались с Надей, хотя ещё долго сохраняли классные дружеские отношения. Потом мне позвонила Янка, и мы наконец начали встречаться.
Потом освободилась и Яна. Мы дружили все вместе. Потом были на свадьбе у Яны и Миши, там я познакомился с папой Янки, мы сразу закорешились на почве любви к Высоцкому
Я долго не мог отделиться от привычного образа жизни и приходил пьяным на свидания. Янка тогда много работала, быстро делала карьеру и зарабатывала в разы больше меня, догонять было безумно тяжело — я привык вставать в двенадцать и думать, чем сегодня заняться. Зарабатывал в свободном графике, покупая и продавая антиквариат на аукционах. В браке это стало получаться намного лучше: сейчас уже ни мои, ни Янкины прежние заработки не кажутся серьёзными.
По складу я достаточно пассивный человек и без Яниной энергии точно никогда бы не уехал в эмиграцию, а сейчас выкупил дом своей прабабушки и мы переехали туда. Ещё, женившись, я стал отцом сразу двух детей-погодок и сперва испугался, что я педофоб. Им было год и два, я не понимал, как договариваться о чём-то, а ещё они часто разбегались в разные стороны. Помню, я гулял летом по парку в Сокольниках с колясками, смотрел вокруг на пьяные тусовки, и было грустно, что теперь это не моё. На самом деле сейчас с четырьмя детьми мы намного свободнее. Пришли к пониманию, что можно куда-то съездить и по отдельности, можно кого-то позвать посмотреть за детьми, если хотим отдохнуть. А тогда, помню, у меня ушло лет пять-шесть на налаживание классных отношений с детьми, которые у нас теперь есть.
Старшие сын и дочь уже подростки, с ними свободно обсуждаем наше с Яной знакомство. Младшим дочкам пока не говорим, но просто чтоб не иметь лишних проблем. Помню, сын был маленьким и всё время спрашивал, где работает папа. Я не знал, как ему рассказать про торги и аукционы — ответил, что работаю в гестапо. Он рассказал это в садике, и меня затерроризировали беседами.
У меня лично нет никакой стигматизации слова «тюрьма», у окружающих обычно тоже, а если есть, то мне, честно, на это сильно по х**. Хотя, конечно, бывает разная реакция. Например, недавно сидели за столом с коллегами Янки. Одна женщина спросила, как мы познакомились. Мы рассказали. Она говорит: «Нет, ребят, эпатаж — это хорошо, но расскажите, как реально всё было?»
Конечно, для таких моментов можно носить с собой справку об освобождении Яны или держать во вкладках ТВ-сюжет о нас с Надей, но зачем? Это история нашей семьи, и она не изменится от того, что кто-то не может в неё поверить.
ФОТОГРАФИИ: Etsy
