ПутешествияКак я прокладывала туристические тропы
на Камчатке
«В экстремальных условиях начинаешь видеть себя по-новому»
Текст: Татьяна Морина
Когда-то мне было сложно уехать из дома больше чем на две недели, я не могла представить, как можно путешествовать без путёвки, хорошего отеля, пузатого чемодана и шумной компании. Скрупулёзно составляла план отпуска, где каждый день был расписан по минутам, и начинала паковать чемодан недели за две до поездки. Даже если речь шла о паре дней на даче у друзей. Потом всё изменилось, и причины были банальными: работа угнетала, отношения с парнем зашли в тупик и я почувствовала острую потребность в новых ощущениях. Так началась моя любовь к спонтанным поездкам, горным походам, спутанным планам и решениям, которые даются нелегко, но о которых никогда не жалеешь. Последним таким решением стало участие в трёхмесячном волонтёрском проекте на далёкой Камчатке.
Последние несколько лет я проводила отпуск в горах: сначала это были лёгкие прогулки, потом категорийные походы, а в прошлом году — альпсборы на Кавказе. Цели стать альпинистом не было, просто мне понравилось бродить по горам с рюкзаком за плечами, поднимаясь всё выше и выше и открывая для себя изумительные по красоте места. Облака под ногами, кажется, что метеоры падают куда-то ниже тебя, а ночью — тишина и небо, такое звёздное, что не можешь уснуть.
В апреле этого года я была уверена, что летом совершу восхождение на Эльбрус с мужем, когда мельком увидела на страничке друга в фейсбуке информацию о волонтёрстве на Камчатке. Я прочитала её ради интереса. Быстринский природный парк приглашал туристов в возрасте до тридцати пяти лет провести три месяца на Камчатке с полным пансионом. Парк оплачивал авиабилеты (а это самое дорогое для тех, кто путешествует на полуостров), питание, трансфер до места работы и обратно, предоставлял общественное снаряжение для похода. От волонтёров требовалось прокладывать тропы для будущих туристов, открывать новые маршруты и ремонтировать объекты инфраструктуры. В объявлении было жирным шрифтом выделено: «Приветствуются парни».
Тогда я не очень представляла себе, что от меня потребуется, но перспектива взглянуть на работу природного парка изнутри, да ещё и на Камчатке, мне понравилась. Это было что-то совершенно новое, фантастическое — то, что стоило попробовать хотя бы из любопытства. Я отослала по указанному адресу биографию и мотивационное письмо; про возраст решила немного соврать, написав, что мне тридцать. Шансов всё равно было мало: походный опыт у меня небольшой, альпинизмом я серьёзно не занималась, поэтому в письме старалась расписать другие свои преимущества, например, что преподаю йогу и могу помогать членам группы снимать напряжение после сильной нагрузки. Ещё владею несколькими иностранными языками и уже пару лет живу в собственном доме, так что не понаслышке знакома со строительством и ремонтом.
Облака под ногами, кажется, что метеоры падают куда-то ниже тебя, а ночью — тишина и небо, такое звёздное, что не можешь уснуть
Несколько дней после отправки письма я изучала материалы о волонтёрской работе и в свой тридцать один год узнала, что это безумно интересный способ путешествовать по всему миру. Проекты бывают разные: не везде так везёт, как в Быстринском парке, где-то придётся потратиться на билеты, проживание или питание. Но таких впечатлений ни в «пакетном» туре, ни в поездке дикарём не получить. Одна из моих новых камчатских знакомых не первый год путешествует волонтёром и уже побывала на лошадиной ферме в Греции и в заповеднике с тиграми при тайском монастыре, где ухаживала за тигрятами и самостоятельно кормила огромных хищников.
В России волонтёрами в основном берут мужчин. На Командорские острова, например, женщин ищут чаще всего в качестве поваров, то же самое на Сахалине, не говоря уже о Крайнем Севере. Намного проще найти интересный проект девушкам с образованием в сфере биологии, зоологии, экологии и в смежных научных областях — для них есть гранты и специальные научные программы. Если же просто хочется путешествовать, смотреть страну и помогать заповедникам по мере сил, не закрываясь на кухне, придётся поискать. Камчатский проект сразу понравился мне тем, что ни слова не говорил о поварских навыках, а обещал работу «в полях». Да, он требовал специальных умений, но, как оказалось, я со своими тремя походами и опытом жизни в деревне оказалась для парка интереснее альпинистов-разрядников.
Мне долго не отвечали, но потом всё завертелось. Написали, что из более чем четырёхсот анкет выбрана моя и, если я согласна провести на Камчатке три месяца, нужно выслать данные для покупки авиабилета. Если нет, мою кандидатуру легко заменят. Я просидела перед монитором не двигаясь минут сорок. В голове всё смешалось. Когда это было просто мечтой, я и не думала, как уеду из семьи на три месяца, что будет с работой, на кого я оставлю дом, частных учеников, собак, в конце концов. Я по-настоящему испугалась перед необходимостью быстро принять решение и понести ответственность за его результаты. Вулканы, Тихий океан, киты, медведи — разве такой шанс выпадает в жизни дважды? Через сорок минут я написала ответ, а несколько часов спустя на почту мне пришёл электронный билет на рейс Москва — Петропавловск-Камчатский.
В Петропавловске в конце июня было +14 и пасмурно. При разнице с Москвой в девять часов акклиматизироваться довольно трудно. Я села в автобус и по единственной на полуострове грунтовой дороге, которая связывает между собой посёлки, за десять часов добралась до чистого, асфальтированного и ухоженного Эссо — административного центра Быстринского района. Меня и ещё троих счастливчиков, выбранных в этом году, поселили в большом доме, где с 2007 года, когда стартовал проект, живут волонтёры из России, Белоруссии, Латвии, Германии, Франции. В доме было полно народа: оказалось, что на три месяца приехали только мы вчетвером, а остальные живут здесь по году-полтора, изучают оленеводство, энтомологию, биологическое разнообразие региона, помогают Быстринскому парку собирать научные данные и управляться с огромным потоком приезжающих на Камчатку туристов. Большинство работает в офисе парка, изредка выезжая из Эссо в качестве туристических гидов и разнорабочих, например, чтобы покрасить беседки на маршруте, отремонтировать туристические стоянки, установить указатели.
Жизнь здесь неспешная. Обещанной заброски на кордон «Кетачан» пришлось ждать две недели, в течение которых мы выезжали то косить траву, то чинить забор, а один раз вышли на рекогносцировку туристической тропы к озеру Блюдце. Этот первый совместный поход оказался интересным и сложным, но тропу мы не проложили, потому что пришлось лезть через заросли кедрового стланика, спускаться с отвесной скалы, переходить наудачу бурные реки, а потом ещё и пережить неприятную ночную встречу с бурым медведем. С этим походом справились не все: одному из парней, горноспасателю со стажем, стало плохо, так что мы тащили на себе его вещи, а ребята под руки вели его самого. Координатор проекта отправил его домой и рассказал, что это уже не первый случай. На кордон «Кетачан» — место нашей основной работы — мы поехали вчетвером: две девушки, парень-зоолог из новых волонтёров и руководитель группы из тех, кто волонтёрит давно.
До кордона можно добраться по пути, ведущему на золотые рудники, от посёлка Мильково. Это 120 километров узкой ухабистой грунтовой дороги с пропускным режимом. Мобильной связи, естественно, нет; раз в сутки мы посылали сообщение с координатами по спутниковому трекеру — и всё. Каждый день я писала в блокноте письма мужу, вела дневник и пыталась не сойти с ума, оставшись наедине с людьми, с которыми мне даже поговорить было не о чем.
Два месяца мы жили в палатках, стирали вещи в реках, мылись в озёрах и готовили однообразную пищу на костре, если вокруг был лес, или на газовой горелке, если нас окружала тундра. Мы шли в дождь, жару, туман, перелезали через древние лавовые потоки, пересекали многокилометровые болота, заросшие поймы рек. Часто целый день приходилось шагать в резиновых сапогах, после которых ноги ныли; мы ночевали где попало, то замерзая, то задыхаясь от духоты, поднимались на склоны вулканов, чуть не провалились на тающем леднике и каждый день, встречая медведей, вынуждены были орать, пугать, шуметь, строить из себя бесстрашных лесных жителей, чтобы зверь ушёл. Приходилось сжимать зубы и нести рюкзак, который я бы не подняла в обычной жизни, а главное — пришлось стать действительно бесстрашными, потому что вокруг на сотни километров — ни одного человека и толпы медведей. Задача группы не просто выйти живой и здоровой, а понять, смогут ли здесь в будущем идти туристы.
Пришлось стать действительно бесстрашными, потому что вокруг на сотни километров — ни одного человека и толпы медведей
Раньше я не задумывалась над тем, что прежде чем где-то появится натоптанная туристическая тропа, по которой пойдут сотни и тысячи людей, тяжело дыша и считая маршрут сложным, кто-то должен эту тропу разработать. Мы были не первыми людьми здесь, но мы первыми записывали трек (историю своего перемещения), искали удобный путь, залезали в любое место, которое могло оказаться потенциально интересным, продумывали дополнительные маршруты и места для стоянок. Иногда было страшно, тяжело, одолевала усталость, но с каждым новым шагом я видела чудеса, стоившие любых усилий: застывшие лавовые потоки, исполинские вулканы, бескрайние горные тундры, поля голубики, стада снежных баранов, семьи медведей, косяки лососей, идущие на нерест. В середине лета наш рацион пополнился разнообразными ягодами, грибами размером с футбольный мяч и рыбой, которую иногда можно было ловить руками. Это было какое-то безграничное счастье, и хотелось делиться им со всем миром.
Всё-таки в этой бочке мёда была своя ложечка дёгтя: тут, на краю земли, в нашем крохотном обществе из четырёх человек некоторые начали заново выстраивать иерархию. В городе общаешься только с теми, кто тебе интересен, а на проекте мы два месяца жили, ели, спали вчетвером, не имея ничего общего. Поначалу хотелось притереться друг к другу, понять и полюбить людей, с которыми вместе проходишь опасный путь, но амбиции — и особенно это касалось парней — страшно мешали процессу, превращая общение в борьбу за право иметь собственное мнение. Дружной команды из нас не вышло, хотя по итогам проекта мы всё равно показали отличные результаты. Как только группу вывезли с кордона «Кетачан» обратно в Эссо, мы тут же расползлись по углам и старались больше не встречаться до самого отъезда.
В июле самый активный вулкан полуострова — Ключевская сопка — выбросил в небо столб пепла, и началось долгое спокойное извержение. Одним скучным сентябрьским вечером мне позвонили из офиса Быстринского парка и предложили отправиться на Толбачик, один из вулканов Ключевской группы. Мы с несколькими девушками-волонтёрами наскоро собрались, бывший директор парка добросил нас до Козыревска на личной машине, там мы пересели на туристический вахтовый автобус и через пять часов будто оказались на другой планете. Здесь в своё время испытывали луноход, так как поверхность земли практически полностью совпадает с лунной. Плоский Толбачик последний раз извергался всего три года назад, и причудливо застывшая лава кое-где ещё пышет жаром, а ночью можно увидеть на её чёрной поверхности ярко-красные пятна, похожие на порталы, и с детским восторгом зажечь в них специально принесённую палку. Мы поднялись на вершину кратера ещё недавно извергавшегося живого вулкана и совсем рядом увидели дымящуюся и дышащую Ключевскую. Сложно передать ощущения, когда стоишь там. Тебя как будто оглушает, губы расползаются в улыбке сами собой, и ты стоишь, как заворожённая, пытаясь навсегда запечатлеть эти виды в памяти.
После инопланетного Толбачика, когда до вылета домой оставалась неделя, я укатила автостопом в Усть-Камчатск. С девушкой-зоологом из Белоруссии, которая проехала автостопом полмира, и её знакомым из Усть-Камчатска мы отправились вдоль побережья с чёрным вулканическим песком на мыс Камчатский, где соединяются Тихий океан и Берингово море. Там мы три дня прожили в охотничьей хижине, питались морской капустой и свежими мидиями, гуляли по рифу между приливами, любовались закатами и подплывающими совсем близко нерпами, фотографировали обглоданные медведями кости китов и просто наслаждались звуками океанического прибоя или наступавшей временами пронизывающей тишиной. Там я вдруг вспомнила, что сказала мне одна художница в Эссо: «Если влюбишься в Камчатку, она уже никогда не отпустит». На Камчатском мысе я окончательно поняла — влюбилась.
Сначала мне казалось, что три месяца — это ужасно долго, но, приехав в Петропавловск в конце сентября, я поняла, что не хочу улетать. На Камчатке остались новые друзья, тысячи непройденных троп, недодуманных мыслей и километры записок, которые теперь хочется превратить в книгу. За всё время на Камчатке я потратила семь тысяч рублей, и то только на сувениры и баловство вроде мороженого и пирожков, о которых мечтаешь в походе.
Раньше я не думала, что смогу вынести такое приключение и так по нему скучать, но это едва ли не лучшее, что произошло в моей жизни. Дело не только в красотах и сложностях пути. Дело в том, что в экстремальных условиях начинаешь видеть себя по-новому. Поэтому, вернувшись в Москву, я отказалась от прежней работы и решила открыть свою йога-студию, а ещё вернулась к похороненной было мечте работать в театре. По второму образованию я оперная певица, недолго работала сразу после консерватории в Сибири, а дома, в Москве, не смогла устроиться из-за сумасшедшей конкуренции. На Камчатке я окончательно поняла, что хочу продолжать петь и, главное, мне теперь хватит сил на любые испытания, а свернуть горы на пути к мечте — это мелочь. Надо просто однажды решиться, сжать зубы и шагнуть в неизвестность.
Фотографии: kamchatka — stock.adobe.com (1, 2)
