Фотопроект«Я не уверена»: Фотопроект Вари Кожевниковой о первом сексе и перфекционизме

КАЖДЫЙ ДЕНЬ ФОТОГРАФЫ ПО ВСЕМУ МИРУ ищут новые способы рассказать истории или поймать в кадр то, чего мы раньше не замечали. Мы выбираем интересные фотопроекты и расспрашиваем их авторов о том, что они хотели сказать. На этой неделе публикуем проект о перфекционизме художницы Вари Кожевниковой, изначально задуманный как исследование на тему женского опыта первого секса.

Весной 2017-го я начала работу над фотосерией «Я не уверена» о женском опыте первого секса. Точно не знаю, что стало импульсом: то ли внутренний кризис, требующий переосмысления прошлого, то ли взрослеющая дочь. В юности мои знания о сексе ограничивались впечатлениями от скрытых родительских видеокассет и рассказами одноклассников. Я была уверена, что секс — необходимое условие взрослой жизни, поэтому избавилась от девственности (тогда я верила в эту концепцию) как от препятствия. Но что-то пошло не так. Воспоминания об этом событии не оставляли меня, с ним я связывала многие неудачи в личной жизни: «Если бы я сделала всё по некоему правильному сценарию, возможно, было бы лучше». Но что значит «правильно» и «лучше»? Как можно было бы переиграть, если бы была возможность вернуться и повторить? Я захотела отрефлексировать эту тему и обратилась не только к своему, но и к опыту других женщин.

Опубликовала объявление в соцсетях: ищу героинь для съёмок, будем говорить о первом сексе и по мотивам интервью делать постановочные фотографии. Составила вопросы: что дали школа и родители в плане информации (спойлер — почти ничего); где брали инфу и как узнали про секс; какие были ожидания и как произошло в реальности; повлиял ли первый раз на то, как вы проявляетесь в сексе сейчас.

Пожалуй, так много о сексе я никогда не слышала. На групповой терапии есть эффект «я не один». Мы общались тет-а-тет, и чем больше я слушала, тем больше расширялся горизонт моих представлений о себе, о женщинах и мужчинах, культуре и её отсутствии, о сложностях человеческого восприятия и взаимодействия. Всего было шесть бесед — с каждой мы общались около часа. Я записывала на диктофон и в расшифровке маркером выделяла метафоры, сравнения, факты — всё, что помогло бы визуализировать текст.

Я не хотела снимать портрет просто как доказательство, что я поговорила именно с этой женщиной. Поэтому решила, что для каждой героини нужно придумать образ, транслирующий зрителю суть её опыта. Я завела большую тетрадь, в которой вела заметки, вклеивала референсы, рисовала эскизы для будущих съёмок — раньше никогда этого не делала. Всё, что я придумывала для съёмки — позы, место, примерное освещение, — я репетировала на себе или на ассистенте, чтобы согласовать с героиней будущую фотографию. Почему героиня не могла сама придумать для себя позы? Потому что я была одержима желанием сделать идеально. Потому что несовершенный результат не имеет права на существование — как раз таким был мой опыт первого секса. Но это я поняла потом, а тогда объясняла себе и героиням, что хочу создать для них комфортную обстановку (это тоже было правдой).

Расцвет перфекционизма пришёлся на поиск локаций: я хотела, чтобы все локации были точно такими, как в рассказах героинь о первом опыте. Лес должен быть в камнях и с озером, в котором вода именно бурого цвета. В истории героини было много о преодолении, зато потом — небо в алмазах. Поэтому в кадре она толкает камень как препятствие на пути к празднику (толстовке, на которой всё произошло). Я разбросала по толстовке блёстки, символизируя небо в алмазах. Какова метафора! Событие было сконструировано настолько детально, что в процессе героиня делилась флешбэками: «Ну надо же, прямо как тогда». У меня до сих пор противоречивые эмоции. С одной стороны, «ай да я, режиссёр!», с другой — огромная власть и ответственность. Правда, в финальный отбор кадр не вошёл.

Ванная из другой истории должна была не только соответствовать оригиналу, но и иметь доступ к естественному свету. Я искала локацию через объявления в соцсетях, пересмотрела десятки ванных, съездила на несколько объектов и выбрала ту самую. В этой локации мы снимали не только героиню. Одним из важных пунктов в моём сценарии была съёмка цветка — да, я снимала портрет плюща. В интервью героиня приводит цитату, где женщина из никто-не-помнит-какого произведения говорит о сожалении и разочаровании в сексе. Не дословно: «Ах, если бы мы были цветами и могли касаться друг друга стеблями, а не вот эта мерзость». Плющ я взяла в аренду у подружки.

Ещё одна локация — отель. Мы поехали в тот же, где всё происходило. Но перед этим я пересмотрела сотни номеров на «Букинге», потому что отель из реальной истории скорее напоминал квартиру — не тот визуальный код, скучновато. Я нашла идеальный номер, но он не вписывался в бюджет. Предложила администрации бартер: комнату за мои услуги фотографа. Они с удовольствием согласились, но вечером того же дня отказали в сотрудничестве без объяснения причин.

Съёмки остальных героинь проходили в домашнем интерьере, но возникали сложности с поиском реквизита. Например, я искала парик русого цвета длиной ниже поясницы. Идея пришла вот откуда. «Пока мои сверстники экспериментировали, я жила в моногамных отношениях с человеком, с которым у меня и был первый секс». Конечно, нам нужны коса, платье и кухня — будем воссоздавать Алёнушку из русских сказок. Тогда и мне, и героине казалось: «Вау, ничего себе мы придумали!» Хоть я и знала, что первые ассоциации почти всегда в лоб и лучше подумать ещё. Но главное — задать себе вопрос «зачем?».

В магазинах парики были только на продажу и стоили дорого. В итоге нашёлся мужчина на окраине города, который чуть ли не единственный сдавал в аренду. Нашли через доску объявлений, даже не через «Авито». Это было странное приключение — особенно на фоне финального отбора, в который ни одна коса не вошла. На каждую съёмку я брала цветную плёнку и цифровую камеру, тетрадь с эскизами и сценарием, по возможности приглашала ассистента — всё ради идеального портрета. Делала очень много дублей — и от страха, что не из чего будет выбрать, и от одержимости сделать ещё лучше. Но с каждым новым дублем тревога не унималась, а только подогревалась. Я думала, нужно ли включить себя в проект как отдельную героиню, — решила, что себя снять всегда успею.

Съёмки закончились. У меня на руках гигабайты материала, из которых предстоит выбрать несколько изображений. Я собрала серию по принципу «портрет и рассказ», как планировала изначально, но в конце этот вариант меня почему-то не устроил. Тогда я решила поэкспериментировать с формой: соединяла портреты героинь с фотографиями, где я репетирую их позы, или делала коллажи из дублей одного сюжета. Внезапно новый визуальный ряд понравился мне больше запланированного.

Мои попытки воссоздать и оживить чью-то память оформились в образ перфекциониста, который борется с неидеальностью во всём, даже если речь идёт о том, что невозможно отредактировать. И если у здорового перфекционизма есть установка, что идеала можно достичь, то у невротического погоня за идеалом превращается в самобичевание. Этому я и посвятила свою работу, назвав её «Я не уверена».

Вопрос, снимать ли себя, отпал. Я есть в этом проекте и как самостоятельный персонаж, и как часть коллектива, и вместе мы гонимся за эфемерными образами культурных установок, имеющих мало общего с реальностью. Возможно, именно эта тема и была истинной, движущей. Но я в этом не уверена.