Жизнь«Они просто взяли билет
в Берлин»: Волонтёры
в Европе — о помощи беженцам из Украины
Работа на вокзале, поиск жилья и языковые курсы
Уже более четырёх миллионов человек, по данным ООН, бежали из Украины из-за военных действий. В странах Европы беженцам помогает множество волонтёров. Мы говорили с людьми из Германии и Франции, которые по-разному помогают украинцам: работают на вокзале, помогают с поиском жилья и переводами или организуют языковые курсы.
Надя
Я хожу волонтёрить на Главный вокзал Берлина. Вообще, здесь есть несколько точек, где нужна помощь, но основная — это Главный вокзал. На нём разбит центр помощи, где беженцы могут решить свои проблемы. В основном люди делятся на несколько категорий: есть те, кто знает, куда они едут, они приезжают в Берлин, но у них есть точка Б, где их ждут, они пересаживаются на другой поезд — им нужно помочь разобраться с билетом и посадить на нужный поезд или в такси, или на метро. Но огромное количество людей не знают, куда едут. Они, условно, просто взяли билет в Берлин, но дальше плана нет: они приезжают и им негде жить, нечего есть, у них нет никакой одежды и гигиенических принадлежностей. С этими ситуациями мы разбираемся: человека нужно накормить, дать одежду, оказать медицинскую помощь. На вокзале всё это теперь понятно организовано.
Как волонтёр я прихожу туда утром — но приходить можно в любое время, если у тебя есть силы, то приходишь. Сначала нужно пройти брифинг, который длится примерно тридцать минут. Его проходить обязательно, потому что ситуация быстро меняется. Я хожу на вокзал по выходным, и каждую неделю данные меняются: на прошлой неделе мы обсуждали одно, а сейчас эти опции уже не работают. После брифинга тебе выдают жилетку, они делятся на две категории разных цветов, самые яркие дают украинско- и русскоговорящим волонтёрам — они сейчас на вес золота, их очень мало и они очень нужны. Написав на своей жилетке своё имя и языки, на которых говоришь, ты идёшь встречать поезда. У нас есть список поездов, на которых приедут беженцы, известно их примерное число — мы ожидаем, когда будет больше людей и будет посложнее, а когда поезд маленький и прибудет только пара десятков человек.
По сути, вся наша работа сводится к встречанию поездов. Для украинско- и русскоговорящих волонтёров это самая важная задача, потому что мы должны делать так, чтобы на платформах не было никакого хаоса и столпотворения, потому что поезда постоянно сменяются. Мы уводим людей с платформы, а потом делегируем какие-то задачи другим волонтёрам, которые не говорят по-украински или по-русски, — они могут выполнять какие-то задачи, не требующие коммуникации, например довести человека до метро. Между поездами бывают большие промежутки, в это время мы ходим по платформе и вокзалу. Всегда находятся люди, которые потерялись или не знают, что делать. Есть люди, которые уходят в себя, сидят на лавке и не обращаются к волонтёрам.
В первую неделю, когда я пришла волонтёрить, была история с тем, что много берлинцев приходили с табличками, где писали, что у них есть дом, комната или квартира и они могут взять какое-то количество беженцев к себе. Их было много, они стояли с картонками, на которых рисовали человечков. Был проход, по одну сторону которого стояли люди с предложением по жилью, а с другой — люди, которым нужно было жильё. Волонтёры сводили этих людей, по сути, выступая переводчиками, объясняли предлагаемые условия, рассказывали про человека. Это работало первое время, но вскоре это трансформировали в сайт, где сначала нужно зарегистрироваться и предоставить какие-то базовые документы (с обеих сторон). Стало появляться больше информации, связанной с безопасностью, и так было бы более надёжно. Ведь этой ситуацией могли воспользоваться люди, занимающиеся торговлей людьми. Об этом стали говорить и призвали нас обращать внимание.
Между поездами бывают большие промежутки, в это время мы ходим по платформе и вокзалу. Всегда находятся люди, которые потерялись или не знают, что делать
Иногда в моей работе всё понятно: нужно помочь разобраться с билетом, найти еду, обратиться за медицинской помощью — ты знаешь, где всё это находится, и можешь просто отвести людей. Но бывают сложные ситуации. Иногда люди воспринимают волонтёров как людей, которые что-то могут и решают, а это не совсем так. Однажды приехала большая семья, их было шестеро, с маленьким пятимесячным ребёнком. Они приехали в момент, когда в Берлине уже не было жилья. Те возможности, которые даёт администрация города, лимитированы: людей селят на 1–3 дня. С вокзала ездят специальные автобусы, которые отвозят в какое-то пространство, в котором просто расставлены койки. Место, где можно получить еду, медицинскую помощь, койку, где можно продумать последующий план действий. Многие люди и так едут несколько дней, спасаясь. Они приезжают, и оказывается, что это не конечная точка, что здесь не удастся остаться надолго. Эта семья была очень уставшая, они ехали три дня, плохо спали. Они не готовы были ехать в этот центр, а других вариантов не было. Мы все понимали, что они устали и были в сильном шоке, но при этом не могли взять откуда-то жильё. Если ты никого не знаешь, то других опций, кроме центра, нет. Приходилось это объяснять, чтобы у людей были реалистичные представления. Такие ситуации самые сложные, ты не можешь бросить людей, но и придумать иногда ничего не можешь. В итоге мы связывались с другим городом через знакомых знакомых, узнавали, какие там есть возможности по жилью, — мы отправили эту семью в Кёльн.
Я стала очень подозрительной. Я знаю, что женщины — ведь мужчин не выпускают из Украины — порой, пытаясь спастись, находят каких-то людей, которые обещают им помощь. Иногда, видимо, чтобы возникало меньше вопросов, они делают вид, что этот человек — их муж. Я слышала такие истории от коллег и, мне кажется, сама столкнулась с подобной. Но я не могу это проверить. Я встретила семью и заметила, что с мужчиной, которого женщина называла мужем, у неё были странные отношения. Может, он правда хороший и хочет помочь беженцам — мои коллеги, у которых своё жилье, например, тоже селят к себе беженцев. Но как убедиться в том, что с этой семьёй не случится чего-то плохого? Я стараюсь аккуратно проводить разговоры. С той женщиной мы отошли, пошли покупать билеты, я с ней поговорила на эту тему, спросила, знает ли она этого мужчину. Я объяснила, что если ей нужна помощь, то здесь есть полиция и охрана. Иногда я задаюсь таким же вопросом про детей. Когда ты находишься в моменте, происходит много мелочей, которые тебя заставляют задуматься, всё ли в этой истории в порядке. Непонятно, это мнительность и общая психологическая усталость или под этим есть основания. Конечно же, у нас нет никаких полномочий просить паспорта и документы, более того, нам запрещено держать чьи-либо документы в руках.
Встречаются люди — на прошлой неделе у меня такое было в первый раз, — которые едут обратно. Была семья, которая хотела вернуться обратно в Киев. Я знаю, что такие истории есть, на брифинге нам об этом тоже рассказывали. Не знаю, насколько это массово. Люди, которых встретила я, говорили, что они очень устали, они пять дней находятся не дома. Видимо, эта дорога, тот факт, что в Берлине можно остаться только на 1–3 дня, что у них нет дальнейшего плана, это заставляет их сильно опускать руки и думать о том, что лучше дома, но в опасности, чем в такой растерянности и абсолютном непонимании перспектив. Это грустные истории, ведь что их ждёт дальше в Киеве, я не знаю.
В завершение хочу сказать, что если есть люди, которые живут в городах, в которых есть волонтёрские движения, то, скорее всего, украинско- и русскоговорящие люди очень нужны на вокзалах. Я вижу это по Берлину, наверное, в других городах такая же ситуация. Если есть возможность, то нужно волонтёрить, потому что это то немногое, на что ты и правда можешь повлиять и ощутить какой-то выхлоп от своих действий. За один день волонтёрства ты помогаешь нескольким десяткам людей, которые без тебя, возможно, потерялись бы или попали в беду.
Лиза
Я в Страсбурге, во Франции. Уже на третий день после начала ***** тут стало много всякой активности среди знакомых русскоязычных — тут довольно большое сообщество русскоязычных людей, россиян, украинцев, молдаван, румын, казахов, грузин, чеченцев. Исторически это из-за того, что здесь суд по правам человека, много людей, особенно из Грузии и Чечни, которые сами бежали от военных конфликтов.
В начале марта здесь открылся центр по приёму беженцев, мы с подругой пришли туда на второй день, и оказалось, что там нет переводчиков — мы начали переводить. Там есть три организации, которые занимаются помощью. Первое, с чем сталкиваются беженцы, — это префектура, которая занимается проверкой документов и регистрацией для последующей легализации их нахождения во Франции. Если у людей нет жилья — а у больше чем половины его нет, — они проходят к организации, которая занимается поиском жилья, а также объясняет, куда они могут обратиться за неотложной медицинской помощью и транспортом. Транспорт для беженцев был бесплатный, сейчас система чуть-чуть поменялась, но в принципе беженцы платят по минимальному тарифу. Третья организация — это Красный Крест, там был врач по срочным делам и гуманитарная помощь, одежда, памперсы, детское питание и так далее, то, что нужно срочно. Всё это находится в одном здании, на каждом этапе цикла нужны были переводчики — официальные переводчики были только у организации, которая занимается поиском жилья. Мы сразу очень активизировались, ходили переводили семьям. В основном это женщины с детьми, пожилые женщины, которые часто не знают ни французского, ни английского. Некоторые приехали на машине по своим контактам, а многие были на поездах и автобусах — их отправляли из Германии дальше, так как там уже не было возможностей с жильём.
Я побывала как волонтёр на всех трёх пунктах. Сначала в центре приёма беженцев не было каких-то афиш, информации. Людей селили в отель, и была такая история: бабушка с четырьмя внуками, совсем старенькая, её поселили в отель, но у них не было никакой еды, денег тоже не было. Мы такие очень разные точечные проблемы решали, пока французские ассоциации не взяли на себя большую часть таких надобностей. Сейчас всё более-менее устаканилось, хотя это скорее какая-то иллюзия. На данный момент в Страсбурге людей встречает на вокзале Красный Крест, они ночуют в спортзале или ангаре, если приехали очень поздно. Их кормят завтраком и отправляют в другие места во Франции, потому что здесь уже не осталось жилья. Поэтому сейчас люди больше волонтёрят на вокзале и в ангарах, раздают завтраки, дезинфицируют матрасы.
Моя личная инициатива с подругами, так как я знаю английский и французский и у меня есть большой опыт преподавания, — это волонтёрские языковые курсы для начинающих. Сейчас у нас уже 55 человек в группе. Это скорее какая-то психологическая поддержка, чтобы люди были чем-то заняты. Они приезжают в новое место, не знают языка, часто и английского. Люди не знают базовые вещи: о транспорте, администрации, о том, как работает страховка, — и чувствуют себя очень потерянными. Люди привыкли жить нормальной жизнью, и, конечно, им тяжело оказаться без дома и привычной рутины. Мы решили обеспечивать эту рутину ежедневным уроком.
Каждый день на курсы добавляются новые люди. Сейчас мы их будем разделять на группы и пока закрывать запись. У нас долгое время не было помещения, мы были у меня дома. Сейчас мы нашли бар — приятель любезно согласился предоставить помещение. Делаем разговорные группы по насущным проблемам, как пользоваться транспортом, как записаться к врачу. Скоро пойдём в музей. Кроме этого, у нас есть украинские и русские психологи, которые сделали бесплатные консультации несколько раз в неделю; для украинских беженцев, для волонтёров и людей, находящихся здесь, это огромная помощь.
Моя личная инициатива с подругами, так как я знаю английский и французский и у меня есть большой опыт преподавания, — это волонтёрские языковые курсы для начинающих
У нас есть много волонтёрских групп, где мы делаем большие документы с памятками со всей информацией, которую мы постоянно обновляем — даже где помыться, постирать, сделать транспортную карту. Французское законодательство довольно строгое, у многих людей проблемы, так как у них нет штампа о въезде в Евросоюз и это не гарантирует им защиту. Им постоянно нужно доказывать то, что они действительно находились на территории Украины на момент начала *****, а не были здесь (по украинскому паспорту ты можешь 90 дней находиться в Евросоюзе без визы). У многих нет штампа, и это большая проблема — их отправляют на другую схему, прошения политического убежища. Они оказываются наравне с афганскими и сирийскими беженцами и политическими беженцами из других стран, у которых нет возможностей, которые сейчас открыты для украинских граждан. На таком же положении находятся политические мигранты из России. Многим украинцам в такой ситуации сейчас нужны переводы каких-то документов, которые докажут, что они были на территории страны. Мы помогаем с этим: некоторые присяжные переводчики работают по специальным тарифам.
Сейчас мы хотим делать ассоциацию. Я познакомились со многими русскоговорящими: украинками, в том числе беженками, которые знают французский язык, и просто русскими, которые сейчас здесь, которые что-то хотят делать. Мы будем делать ассоциацию для помощи беженцам, чтобы им было проще контактировать с мэрией, префектурой Страсбурга — они нас даже отправят на какое-то обучение, чтобы у нас были аттестаты и нас допустили до работы официально. Когда мы сделаем ассоциацию, в будущем, думаю, сможем помогать и русским политическим беженцам, потому что мы уже получили большой опыт.
Я бы хотела донести, что в Страсбурге есть определённое напряжение в отношениях между русскими и украинцами, но это скорее наблюдается только на административном уровне. Здесь есть организации из Украины, которые хотят сейчас говорить только на украинском, они не особенно хотят с нами, как гражданами РФ, сотрудничать, но при этом не проявляют какой-то агрессии, просто отказываются и всё.
Многие русские даже здесь опасаются, что к русским плохо относятся. Я всем, с кем работаю, объясняю, что я гражданка РФ и говорю только по-русски — все абсолютно нормально это воспринимают. Французское правительство нас поддерживает, со стороны мэрии и префектуры. И президент Франции говорит, что не надо требовать коллективной ответственности. В свой адрес я ни разу не услышала каких-то претензий. Все прекрасно понимают, что это не имеет отношения к обычным людям. Первые дни эта тема меня волновала, было не по себе, а сейчас это чувство совершенно пропало.
Михаил
Я занимаюсь чем могу. Поскольку пять дней в неделю, даже иногда шесть, я работаю учителем, это автоматом подразумевает, что с понедельника по пятницу, если нет каникул, я обязан стоять перед детьми, по возможности улыбаться и иметь хорошее настроение. Это сильно ограничивает.
Первые дни с 24 февраля, это был четверг, я был в оцепенении. Зато после первых каникул, когда я увидел большой телеграмный чат волонтёров, стало понятно, что актуально помогать, развозить беженцев по странам Европы — тогда ещё не появились бесплатные билеты, авиабилеты со скидкой и так далее. На вторые выходные после *****, в начале марта, мы с моим коллегой поехали на пограничный переход в Медыку, между Украиной и Польшей, забрали оттуда шестерых человек ко мне домой. Весь день были в дороге, у меня переночевали. Одной женщине некуда было ехать дальше, её согласились принять волонтёры координационного центра Дрездена, у них было несколько жилищ (когда семьи предлагали свой кров, пока государство не подключится). А большая семья ехала в Верхнюю Баварию, на границу с Австрией — их я просто привёз на вокзал в Лейпциге, посадил на поезд, договорился с моим другом в Мюнхене, что он их встретит и сопроводит на пересадке, чтобы они не заплутали на большом вокзале, потому что по-немецки они не говорили. Это была такая первая миссия. Перед поездкой на границу мы собрали довольно много гуманитарной помощи, прямо в школе, дети, сотрудники, родители. Мы отвезли её на погранпереход, она уехала в Украину.
Многие мои друзья в разных городах Украины оказались без средств к существованию. У меня специфический круг общения, я люблю бардовскую песню, и люди, с которыми я общаюсь, это педагоги допобразования, руководители кружков, свободные художники, авторы-исполнители и поэты. У них сейчас нет денег. Тогда было начало месяца, мне как раз пришла зарплата, я мог себе позволить переводить деньги. Речь идёт о небольших суммах, наверное, полутора десяткам человек несколько раз по 20–30 евро, потому что у них же совсем ничего нет.
Несколько коллег в Германии согласились адресно помочь моим «подопечным», тем людям, которых я знаю. Я просто знаю, что у них нужда. Одна коллега из гимназии, где я работаю, перевела довольно крупную сумму, 500 евро, их я перевёл всем людям, которых сам знаю или о которых рассказали мои друзья. Сервис Paysend сейчас работает как часы и перестал брать комиссию за переводы в Украину.
Наша акция-поездка сагитировала незнакомого мне человека из соседнего города. Он сказал мне: «Давай сделаем ещё круче», — и сделал ещё круче. Он собрал информацию в нашем округе — а мы живём в глубинке Германии, довольно далеко от всех крупных городов — по людям, которые готовы поселить беженцев на длительное время, на несколько недель, а то и месяцев, пока найдётся социальное жильё. Мы собрали большой конвой, нас было шесть микроавтобусов, больше тридцати посадочных мест, поехали снова в Польшу на границу. По дороге туда все эти машины, естественно, были забиты гуманитаркой, мы её сдали на склад, с которого регулярно возят товары в Украину. А с границы мы забрали несколько семей, которые сейчас живут в семьях, а не в лагере для беженцев.
Людям в Германии действительно оставляют на недели, а то и месяцы свои жилища, сами переезжают куда-то
Людям, которые бегут от *****, трудно что-то планировать. Им может быть трудно поверить, что кто-то готов пустить их в свой дом. Или вовсе переехать к брату/сестре и оставить квартиру беженцам полностью, такое тоже бывает. Тем не менее такое в Германии (по крайней мере, в нашем регионе) не редкость. Людям действительно оставляют на недели, а то и месяцы свои жилища, сами переезжают куда-то. Но вот нам с женой некуда уехать, поэтому мы освободили мой рабочий кабинет, там сейчас живут две девушки, одной мы уже нашли жильё, для второй пока ищем.
Все хотят в большие города, и это понятно. Но преимущество маленького города в том, что там очень много горизонтальных связей. Приехавшие беженцы сразу попадают в центр внимания. Люди очень сильно готовы помочь, по крайней мере пока. Завтра я иду разговаривать с двумя женщинами в местную большую прачечную. Я понимаю, что этот труд неквалифицированный, понятно, что они не будут зарабатывать большие деньги, но это будет больше, чем социальная помощь. Эти люди смогут хоть как-то начать становиться на ноги. Закончится *****, и они скажут, что хотят домой, — прекрасно, а если станет понятно, что возвращаться пока некуда — мы же видим фотографии Мариуполя, Харькова, — у них будет бо́льшая поддержка, чем у тех, кто на социальных выплатах. Если они скажут, что не хотят возвращаться, то у них будет работа и гораздо больше шансов интегрироваться в общество.
Я стараюсь делать то, что могу, это не системная работа. У нас есть большой чат, я состою в нём, отвечаю на какие-то вопросы, когда хватает сил и кармы, иногда шлю туда новости. Там есть волонтёры, которые сутками сидят и сопровождают людей, присылают им номера волонтёров в Украине, которые организуют автобусы. Когда я был водителем, эти волонтёры сказали мне: «Миша, есть семья, они не могут уехать, забери их, пожалуйста». Как в «Гарри Поттере» автобус «Ночной рыцарь». Хотя это работает не всегда идеально, не буду врать.
И ещё одно важное направление моей деятельности — сопровождение и перевод. Я езжу на встречи с арендодателями, перевожу разговор в аптеке. Конечно, сейчас — спасибо гуглу — многие справляются и так, но некоторым всё же нужно присутствие человека.
ФОТОГРАФИИ: Dariia — stock.adobe.com