Жизнь«Я нахожусь в аду»: Журналистка Марфа Смирнова о работе на границе Украины и Польши
Как происходит эвакуация жителей Украины
Журналистка МаРфа Смирнова с первого дня военных действий рассказывает на телеканале «Дождь» (Минюст считает «Дождь» иноагентом. — Прим. ред.) о том, что происходит на польской границе с Украиной: тысячи людей пытаются эвакуироваться из украинских городов, опасаясь обстрелов. Мы поговорили с Марфой о том, что она видела за это время и что чувствуют жители Украины, которые вынуждены покидать свои дома.
Полина Шевцова
«Здесь разделяют семьи»
Изначально я поехала в командировку в Польшу и снимала происходящее там. Позже я позвонила главному редактору Тихону Дзядко и директору службы информации Кате Котрикадзе и сказала, что моё журналистское чутьё подсказывает, что надо перейти границу. В Польше не виден настоящий масштаб этой катастрофы.
Это гуманитарная катастрофа. Женщины плачут, дикий холод — люди жгут костры и греются
Я была абсолютно права. Когда я прошла пограничный контроль и перешла на украинскую сторону, я увидела огромную толпу людей — я слышала, что Польша пропускает в день по 100 тысяч человек. Это настоящая гуманитарная катастрофа. Толпа стоит за зелёным забором, женщины плачут, дикий холод. Проходишь ещё чуть-чуть — люди уже просто жгут костры и греются. Ночевать у границы совершенно негде.
Изначально я хотела оставаться именно на границе. Потом я поняла, что я либо остаюсь на улице у костра, либо меня подхватывает последний автобус на Львов. В город я ехала вместе с украинцами, которые возвращаются на родину, чтобы пойти в добровольческие полки.
Честно скажу, ничего хуже я в своей жизни ещё не видела. Я работала в разных местах, у меня довольно спокойный характер, меня сложно чем-то напугать — но во Львове я впервые снимала и плакала. Я нахожусь в аду. Я смотрела, как женщины передают вперёд своих детей, лишь бы их посадили в поезд, который отправляется в Польшу. Женщины и дети кричат, волонтёры говорят в громкоговорители, чтобы все успокоились. Поезда забиты. По правилам здесь сначала в поезда заходят дети, а только потом запускают их мам. Я видела, как младенца в люльке передают по рукам в поезд. Где его мама, я не знаю. Дети кричат, мамы кричат на детей, потому что здесь невероятно стрессовая обстановка. Кошмар, что это происходит.
Здесь разделяют семьи. Я разговаривала с одной бабушкой и внуком: их разделяют с дедушкой, потому что никак не могут проверить его паспорт — мужчин от 18 до 60 лет из Украины не выпускают. Бабушка говорит, что ему 70, но никому из волонтёров, которые, по-моему, работают здесь и день и ночь, не хватает рук, чтобы проверять документы у всех. Ещё говорила в толпе с плачущей женщиной: она приехала из Киева со своей мамой восьмидесяти лет. Маму пропустили, а её нет. Потом я потеряла её из виду, но надеюсь, что в итоге пустили.
О работе в зоне военных действий
Предыдущую ночь я ночевала в убежище для беженцев в школе. Я не буду жаловаться на некомфортные условия, было нормально. Я спала в одежде, потому что было холодно, но мне дали пледы и сказали, что можно брать столько, сколько захочу. Подушку дали, наволочку я попросила. Огромных лишений не было. Но я не могла заснуть из-за того, что в воздухе постоянно витала какая-то тревога. Директор школы вместе с охранником всё время ходили туда-сюда, проверяли, что происходит за окном.
Истории о том, что беженцам выдают деньги и ничего не надо делать, — ложь. Это тяжёлая жизнь, оторванная от родины и близких
Нельзя выключать свет, из-за чего было психологически не очень спокойно. Ночевала непосредственно в спортзале — когда проснулась, то увидела на стене воздушные шарики. Видимо, там ещё буквально пять дней назад был какой-то детский праздник.
Подобраться к вокзалу сейчас очень сложно. Здесь просто тысячи людей. Внутри вокзала люди буквально спят на полу. Подъезд к зданию весь перекрыт, и я нашла обходной путь — просто шла по шпалам. Дошла до перрона и увидела поезд на Польшу — я считаю журналистской фортуной, что мне удалось оказаться на платформе вместе с беженцами.
Вчера меня задержали и пять часов допрашивали из-за того, что по ошибке я сняла воинскую часть во время эфира. Задержала местная полиция. Меня допрашивали несколько часов: обыскали, проверили документы и отпустили. Со мной обращались очень вежливо.
К сожалению, сейчас у меня могут начаться реальные сложности: заканчиваются деньги. Я смогла достать гривны в Польше, но моя российская карточка здесь не работает. После бессонной ночи в школе я хотела купить себе кофе, но не смогла оплатить его российской картой. Вдобавок говорят, что в банкоматах нет денег. Так что в скором будущем я не знаю, как буду доставать деньги.
Во Львове я впервые услышала воздушную тревогу — тут они, к сожалению, каждую ночь. При этом, как мне объяснили волонтёры на вокзале, если воздушная тревога повторяется второй раз, то это знак, что всё в порядке. Пока ничего плохого не происходит.
Пока я не знаю, как и когда буду выбираться домой. Я думаю, сейчас намного важнее находиться здесь и показывать, что происходит.
«У людей за два дня полностью изменилась жизнь»
Мне кажется, поток беженцев увеличивается с каждым днём. Когда я говорю с людьми, мне рассказывают, что они стоят уже по трое суток на границе.
Мне кажется, люди в полной растерянности. Я видела это с двух сторон — те, кто не попали на поезд во Львове, стояли и плакали. Дикая толпа, паника. Они все стремятся уехать в Польшу, но когда добираются до неё, то, по моим ощущениям, у них наступает опустошение. Например, в Польше я встретила женщину, которая сказала: «Мне сейчас главное сделать так, чтобы меня поселили как можно ближе к границе. Я хочу как можно скорее вернуться домой». Она уехала из Киева и говорит, что уже десять раз пожалела, что оставила дом.
Я снимала миграционный кризис в Германии несколько лет назад. Тогда бежали люди из Сирии, из Афганистана — это страны, где давно идёт война. В Украине тоже с 2014 года продолжается война, но она всё-таки шла в одном определённом месте. Тогда это не касалось Киева, Харькова и многих других городов Украины. Сейчас у людей за два дня полностью изменилась жизнь. Они были вынуждены собрать свои вещи и куда-то бежать в неизвестном направлении.
Я думаю, что люди боятся. И в Украине, и в Польше, потому что в эмиграции совсем непростая жизнь. Все истории про то, что беженцам выдают деньги и ничего не надо делать, — ложь. Это тяжёлая жизнь, оторванная от родины и от близких.
