ЖизньСлеза комсомолки:
Как возник главный женский архетип СССР

дмитрий куркин

На днях своё столетие отпраздновал ВЛКСМ, без преувеличения культовая организация, уникальный в своём роде гибрид субкультуры, нижнего пролёта партийной лестницы и витрины идеализированной советской молодости. Возродить и клонировать комсомол после распада Союза пытались не раз, но без особого успеха: контрафактные копии и близко не обладали мифогенным потенциалом оригинала, который, в числе прочего, привёл к появлению самого узнаваемого советского архетипа молодой женщины — комсомолки. Вспомним же, как появилась в массовой культуре, чем жила и о чём мечтала poster girl мирового пролетариата.

Образ устремлённой в будущее короткостриженой девушки в красной косынке оформился в середине двадцатых годов и к концу декады уже стал узнаваемым: для акварели «Объяснение» (1929) Кузьма Петров-Водкин, как предполагают искусствоведы, отчасти переписал свою же картину «Весна в деревне», заменив крестьянскую пару на двух комсомольцев. За визуальной формой подтянулась и идейная начинка.

Комсомолка — противоречивая фигура. Она политическая активистка, но при этом начисто лишена рефлексии. Она и официально утверждённый секс-символ (для страны, где о говорить о сексе не принято за пределами специальной литературы и, уже позднее, молодёжных журналов), сосредоточение красоты и здоровья, и женщина с почти монашеской непорочностью — которую она хранит не из соображений «греховности», а чтобы быть примером для окружающих. Соцсоревнование начинается уже на этой стадии, и в деле движения к светлому будущему нельзя было слишком отвлекаться на личную жизнь: семья — ячейка общества, но этот кирпичик предназначен для великого строительства.

Перечень «студентка, комсомолка, спортсменка и просто красавица» из «Кавказской пленницы» стал, наверное, самой известной формулой для описания эталона советской девушки, и взялся он, конечно, не с потолка. Гайдай и его соавторы любили иронизировать над языком пропаганды, а та, в свою очередь, как могла старалась срифмовать годы, проведённые в ВЛКСМ, с самыми яркими впечатлениями молодости. Другой хороший пример такого лингвопрограммирования — песня «Любовь, комсомол и весна». Вклинить комсомол в образный ряд было необходимо: приём в организацию начинался уже в подростковом возрасте (с четырнадцати лет), оставаться в ней можно было до двадцати восьми, и никакой другой траектории официальный курс не предлагал. Отсутствие рекомендации райкома ВЛКСМ закрывало многие двери: например, делало почти невозможным поступление в МГИМО, а значит, помимо других бонусов, и выезды за рубеж.

Возможно, по этой причине прошлого у комсомолки почти никогда нет — только настоящее и будущее. Зато есть драматическая глубина, заодно обозначавшая гендерную роль и миссию: комсомолка — это аватар Родины-матери, она должна вдохновлять на подвиги, вести разъяснительную работу, выводить на путь истины тех, кто с него свернул. Так, в комедии «Неподдающиеся» Надя Берестова в исполнении Надежды Румянцевой по поручению комсомольских товарищей берёт на поруки двух раздолбаев из рабочей бригады. Перевоспитывать сверстников в духе марксистско-ленинистской доктрины пытается и старшеклассница Искра Полякова из повести Бориса Васильева «Завтра была война» и одноимённого фильма Юрия Кары. Позднесоветская и потому уже намного менее картонная героиня не лишена противоречий. У неё есть любовный интерес, но интерес этот идёт рука об руку с желанием сделать человека из безнадёжного двоечника. Она ведёт непримиримую идейную борьбу, но не лишена чисто человеческой эмпатии, которая в критический момент берёт верх над партийными установками.

Противоречивая Искра появляется в тот момент, когда деконструкция идеального образа уже началась (не в последнюю очередь из-за того, что к концу семидесятых стало ясно, что комсомол перестал быть кузницей кадров для партийной элиты), а сама комсомолка потихоньку становится тайным мемом (в честь неё получает название один из ядрёных коктейлей в поэме «Москва — Петушки», «слеза комсомолки»). Активистка Катя, возглавляющая товарищеский суд над бывшим бойфрендом Мэлсом в «Стилягах» Валерия Тодоровского (для пущей инверсии — под аккомпанемент «Скованных одной цепью», в оригинале которой Илья Кормильцев бичевал в том числе и комсомольскую уравниловку), — это уже окончательный переход бравой девушки в красной косынке в разряд постсоветского кэмпа, одновременно хорошо узнаваемого и уже не вполне реалистичного.

При этом комсомолка парадоксальным образом пережила комсомол. Архетип женщины в российской политике, от Валентины Матвиенко до Ирины Яровой, во многом продолжение как раз таки вээлкаэсэмовского актива: подставьте трафарет — и почти любая кандидатка впишется в него без проблем. Да и нынешний государственный запрос к молодой женщине в целом похож на требования к комсомолке. Быть моральным образцом, вдохновлять и перевоспитывать.

Фотографии: Киностудия им. М. Горького, Мосфильм, Централ Партнершип