ЖизньСлово раздора:
Что не так с «n-word»

С момента появления слово «н*****» (производное от прилагательного «чёрный» в испанском, португальском и французском языках) служило для обозначения порабощённых африканцев и их потомков. Исторически оно используется в качестве унизительного напоминания о прошлом людей с африканскими корнями, которые на протяжении нескольких веков считались людьми второго сорта, чья «неполноценность» объяснялась псевдонаучными теориями.

Словарно-этическая норма того, как можно называть американцев африканского происхождения, не задевая их чувств, менялась с конца XIX века. В 1897 году появилась American Negro Academy — первая организация, чьей миссией стала поддержка американцев с африканскими корнями, желающих получить образование. Прошло ещё тридцать лет, прежде чем слово «Negro» (с большой буквы) закрепилось в американских словарях как норма — в противовес термину «colored» («цветной»), который был признан неуместным.

В начале 60-х с подачи борцов за права афроамериканцев (прежде всего Малкольма Икса) «Negro» начали заменять на «black people» — и в общественном лексиконе второй вариант понемногу вытеснил первый. В ходе дальнейшей полемики было решено исходить из принципа «people first» (первичны человек и его общечеловеческие права, а не расовая принадлежность или внешние признаки) — так новой политкорректной нормой стали «афроамериканцы». Однако на любом этапе эволюции общественного языка n-word (эвфемизм появился в печати в 1995 году во время слушаний по делу О Джея Симпсона — в показаниях ключевого свидетеля в процессе слово «н*****» повторялось часто, поэтому репортерам пришлось подыскать замену) однозначно считалось оскорбительным.

Строго говоря, тем же вопросом задаются и в Штатах, и даже сами афроамериканцы. Повсеместность употребления n-word в их среде преувеличена, а мнения по поводу того, можно ли людям африканского происхождения публично использовать слово «н*****», сильно разнятся. Даже в американском рэпе, где n-word остаётся чуть ли не самым употребимым, не утихает спор о том, не лучше ли предать оскорбительный термин забвению.

Может показаться, что когда Jay-Z сыплет словом «н*****» в своих песнях, он легитимизирует его для миллионов слушателей. Однако согласны с этим далеко не все. Так, в 2014 году Чак Ди из группировки Public Enemy призвал коллег по цеху вымарать слово из лексикона: «Как по-вашему, что бы случилось с фестивалем, где антисемитские выражения были бы в порядке вещей… или расистские оскорбления из уст нечёрных людей? Зачем нужен этот двойной стандарт?»

Другие настаивают на «присвоении» (или «реклейминге») слова, с которым связана историческая память об угнетении по расовому признаку: есть мнение, что, постоянно вставляя в речь n-word, афроамериканцы создают для него новый контекст, очищают слово от унизительных коннотаций. Об эффективности такого подхода можно спорить, но в любом случае он остаётся внутренним делом конкретной группы людей. 

Стоит разделять расизм институционный и расизм бытовой. Да, на уровне общественных институтов Россия никогда не была именно расистской, в строгом смысле слова. Вместе с тем на бытовом уровне она остаётся достаточно ксенофобской страной, где многие вопросы межнациональных и межэтнических отношений по-прежнему не решены. Но если никому вроде бы не нужно объяснять, чем, скажем, слово «ч****» унижает жителей Кавказа, а «ж**» — евреев, то в отношении n-word внутренний слух сбоит. Оскорбления на расовой почве в России, увы, не так редки, как хотелось бы думать: взять хотя бы обезьяньи уханья в адрес игроков, которые до сих пор можно услышать на стадионах.

Кроме того, не стоит забывать, что доброжелательный расизм так же вреден, как и доброжелательный сексизм, которым обычно объясняют непрошеную заботу о «слабом поле»: не стоит путать дружелюбие с оскорбительным панибратством. 

Использовать или нет оскорбления в кругу друзей (даже в шутку) — как и, например, рассказывать неполиткорректные анекдоты — дело каждого, и исходить нужно из статус-кво вашей компании; другой вопрос, что порой те, кого такие слова задевают, боятся сказать об этом. При этом развитие соцсетей привело к тому, что граница между частным и публичным стала совсем прозрачной. Это и иллюстрируют ситуация с Мирославой Думой и Ульяной Сергеенко (не попади злополучный снимок в инстаграм-сториз — не было бы и скандала) или недавний пост в твиттере московского «Спартака», где игроков африканского происхождения назвали «шоколадками» (внутренняя шутка, попав в Сеть, моментально спровоцировала международный скандал, и это грубейший просчёт клубной SMM-службы).

То же, что и с другими словами, которые не совсем подходят для озвучки в конкретных обстоятельствах, — заменять. Матерные или просто грубые слова мы научились заменять эвфемизмами, хотя с малых лет догадываемся, что в большинстве случаев под «хреном» имеется в виду совсем не травянистое растение семейства капустных. Точно так же те, кто знают текст песни, и так догадаются, что вы имели в виду.

Эмпатия и уважение к ближнему начинается с языка, на котором мы говорим друг с другом. А это, помимо прочего, означает, что не стоит лишний раз бросаться словами с ярко выраженным (пусть и возникшим в чужой культуре) оскорбительным подтекстом.