Мнение«Фаворитки»: Почему ситуация в МГУ так унизительна для студенток

Юлия Таратута

В нашумевшей статье DOXA о харассменте в МГУ, как и в дальнейшем обращении студентов к администрации университета, не было ни имён, ни фамилий. Но один из героев текста себя узнал и уволился. Попутно признав, что у него были «отношения» со студентками, которые он всегда считал «добровольными». То есть он сам назвал своё имя — и назначил себе минимальное наказание. С этого момента, вопреки здравому смыслу, в университете обсуждали что угодно, кроме самого этого факта. Складно ли написан студенческий текст? Можно ли цитировать героинь в пересказе? Как лучше извиняться? Сколько дней нужно ждать ответа от вузовской администрации? В одном из преподавательских обсуждений был и прямой шантаж — самой активной студентке напомнили, что скоро у неё защита диплома, а другим сообщили, что секс между женщинами — извращение. Но оставим это за скобками.

Аргументы либеральных преподавательниц с филфака — «нечего студенткам по барам ходить, тоже мне наивные неженки» — почти дословно совпадают, например, с депутатской защитой Леонида Слуцкого от журналисток, к которым он приставал. «Ходили бы поприличнее, а не с голыми пупками в буфете, а то сами за ним и бегали». Коммунистка из Государственной думы неправильно спрягает глагол «домогаться» и уверена, что на харассмент можно жаловаться только по заказу иностранных спецслужб, а профессор филологии, скорее всего, говорит без ошибок и призывает обойтись без парткома, доносительства и коллективных писем. Но между советскими и антисоветскими аргументами тут нет разницы. Обе вступаются за коллегу, который «хорошо себя зарекомендовал», а попытку пострадавших отстоять своё достоинство называют травлей.

К позиции преподавателей филфака вообще много вопросов. Если любое коллективное действие считать доносом, тогда нельзя и на митинги ходить.  Предположим, вы видите угрозу в этическом кодексе вуза, считаете его попыткой установить авторитарный надзор, но ведь в университетах всё и так зарегулировано, это не анархическая коммуна. Почему бы не установить правило, о котором просят студенты. Преподавателям с филфака кажется, что студентки стали опасной силой? Но у них пока нет никаких впечатляющих результатов. Журнал DOXA два года назад написал о домогательствах со стороны влиятельного преподавателя ВШЭ, авторов вызвали на ковёр, и этическая комиссия вуза, невзирая на доказательства, вынесла вердикт — харассмента не было.

Преподавательницы МГУ иллюстрируют общественную установку: о насилии можно говорить только при условии, когда есть физические свидетельства, что женщина «дала отпор». Во всех остальных случаях принято ссылаться на презумпцию невиновности. К разговору об ответственности за иерархические отношения в университете просто не готовы — чего стоит аргумент одной из доценток: великие профессора всегда жили со своими студентками — те просто продлевали им жизнь.

У этой дискуссии, впрочем, есть принципиальная деталь — отвращение и даже брезгливость, с которой педагоги МГУ рассуждают о ситуации. Почему девушки «сдают» популярного преподавателя, ведь раньше они вокруг него «с восторгом толпились»? И это неслучайно.

У громких сюжетов последнего времени — от университетов до радиостанций — при всей разности ситуаций есть общее звено. Удивительно спокойное, понимающее отношение к фаворитизму с сексуальным подтекстом. Его, безусловно, принимают как данность и даже поощряют. Большинство уверено, что связь с преподавателем или начальником, его знаки внимания — это бонус, подарок для женщины, её конкурентное преимущество, которым она воспользовалась и почему-то не благодарна. Но ведь даже если не упоминать возможных уголовных преступлений, тот, кто «наверху» этой лестницы, сильно влияет на будущее того, кто «внизу», — и не только на внешнюю оценку его достижений, но и на самооценку последнего. В этой системе «подарков» совсем не учитывается, что вовлекая зависимого от тебя человека в публичную связь, ты лишаешь этого человека его прежней сущности, той самой субъектности.

В американском сериале «Утреннее шоу» с его, казалось бы, плакатным сюжетом о сексизме, есть монолог героини, которая рассказывает о цене «добровольных отношений» со своим боссом: из-за публичной связи, на которую её подвиг начальник, она фактически стала изгоем, к ней относились уничижительно, давая понять, что она посредственность, которая прокладывает себе дорогу «через постель». Героиня произносит текст, который наверняка у многих вызвал бы ухмылку, — о том, как она перестала ощущать себя собой, стала казаться себе отвратительным ничтожеством, а чувство вины и самобичевание росли вместе с пониманием, что ситуация необратима.

Традиционное общественное мнение в таких случаях всегда винит в умысле и интригах именно женщин, не порицая за подобные связи мужчин. Так почему бы человеку, который практикует тактильные и любые сексуализированные контакты со студентками или подчинёнными, не помнить хотя бы о том, что он толкает их в сексистскую ловушку? Если ты хочешь помочь человеку, который тебе якобы нравится, ускорить его профессиональную реализацию, зачем ставить его в заведомо унизительное положение?

Перестроить себя согласно «новому времени», о диктате которого так любят теперь говорить, — это всего лишь поверить, что для кого-то быть демонстративным объектом интереса своего преподавателя и начальника не комплимент, а обременение. Не стоит повторять мантру о добровольности. Вы вряд ли получили осознанное согласие. К тому же речь обычно идёт именно о практике, а не единичном романе «длиною в жизнь».

У регуляции иерархических отношений множество нюансов. Важны и разница в возрасте, и уровень власти одной из сторон, и степень реальной зависимости «рядового» от «босса». Люди часто делают эмоциональное общее дело, много времени проводят на работе или учёбе. У некоторых людей вообще не так много пространства для социализации. И всё же почему-то мало кого удивляет, что за отношения с пациентом психотерапевта могут лишить лицензии, а связь студента и его кумира-преподавателя по-прежнему воспринимается как сакральная — до такой степени, что сама попытка установить правила игры считается преступлением перед свободой.

Во время суда над Харви Вайнштейном актрисы под хохот консервативной аудитории признавались, что босс принуждал их к куннилингусу. Ха-ха, как «женское удовольствие» может быть насильственным? В России даже свист вдогонку девушке на улице или преследование всегда считались чем-то вроде оценки достоинств — оттого в обсуждениях последних месяцев то и дело всплывали бородатые анекдоты, в которых женщины сами просят, чтобы их изнасиловали. Что уж говорить о «мелочах» — неуместных прикосновениях или сальных шутках во время делового разговора, обсуждении сексуальной притягательности собеседницы, использовании внешности при распределении должностных обязанностей. У начальников разного уровня вообще принято «окружать себя красивыми женщинами» — в этом они видят «мужской почерк».

И дело вовсе не в том, что секса или сексуальности нет — а в том, что необязательно считать себя его законодателем и адресатом.

ФОТОГРАФИИ: wacomka — stock.adobe.com