МнениеСинхронная смерть:
В чём феномен парных самоубийств

дмитрий куркин

В середине августа в российском городе Железнодорожный мёртвыми нашли 18-летнего Романа Шингаркина и его девушку Александру Соловьёву — подростки совершили парное самоубийство, приковав себя друг к другу наручниками и оставив идентичные предсмертные записки на своих страницах «ВКонтакте»: «Мы оба внутри себя пришли к этому и решили уйти. Вместе». С момента нашумевшего самоубийства псковских школьников это первый случай, когда парный суицид получил подобную огласку: Роман Шингаркин, помимо прочего, был сыном экс-депутата Государственной думы и участником митингов Алексея Навального. Двойные и коллективные суициды — регулярная строчка в мировых криминальных хрониках, в чём же их феномен и в какой степени они социальны? 

Двойные самоубийства в общем потоке суицидов относительно редки (исследования говорят о доле 0,6–4 %), к тому же их не всегда можно идентифицировать однозначно: даже судебные патологоанатомы порой затрудняются сказать, умерли ли оба человека по своей воле или правильнее было бы говорить о случае убийства и самоубийства. Как и в случае депрессии, которая не выбирает ни по возрасту, ни по полу, ни уровню доходов, двойные суициды не обязательно вписываются в сюжетные схемы о несчастных влюблённых и затравленных одноклассниках. Так, в июле 2018 года в Австралии были найдены мёртвыми мать и дочь, которые не смогли смириться с потерей сына и брата соответственно и финансовыми проблемами.

Удивительно, но до начала 2000-х парные самоубийства считались в основном уделом пожилых пар. И только с развитием интернета и ростом числа суицидов, скоординированных по Сети, статистика начала меняться. «Для молодых людей очень важно быть в тренде, — считает клинический психолог Илья Смирнов. — Яркий образец поведения других может подсказать подростку, как поступить. Одно время очень частыми были случаи поступления пациентов с одинаковыми порезами на руках. Подобное принято считать случаем группового подражания».

О «лигах самоубийц» — по сути, прообразах современных «групп смерти» — упоминает ещё Питирим Сорокин: его работа «Самоубийство как общественное явление» была издана в 1913 году, но несмотря на давность, остаётся удивительно точной и справедливой и по сей день. Речь в ней идёт и о коллективных суицидальных договорах, и о феномене подражательных самоубийств, в том числе массовых — так называемом эффекте Вертера (названном по имени волны суицидов, прокатившейся по Европе в конце XVIII века после выхода романа Гёте «Страдания молодого Вертера»; в России схожий эффект произвела «Бедная Лиза» Карамзина).

Отметая тогдашние теории суицида (считалось, что его причиной могут быть «особая душевная болезнь», наследственность, алкогольная зависимость и даже сезонные перепады температуры), Сорокин указывает, что процент самоубийств растёт по мере того, как разрастается социум. Чем больше становится общество, тем на более мелкие фрагменты распадается — и тем больше людей, проваливающихся в трещины между этими фрагментами, ощущают себя ненужными и невстроенными. Рассуждения Сорокина — ещё одно доказательство тому, что уже полтора века назад суицид был платформой для странной, но неоспоримой социализации, а возвышенный романтической ореол в культуре у него появился и того раньше. 

Одним из продуктов этой социализации и стали двойные и коллективные самоубийства, причём как знакомых между собой людей, так и анонимов, для которых, наоборот, важно, чтобы партнёр по суицидальному пакту не был человеком из их окружения. И в том и в другом случае покушение на самоубийство выходит из зоны личной ответственности. Неслучайно в юридической практике суицидальные пакты всё чаще начинают приравнивать к доведению до самоубийства, принимая во внимание, что в паре (группе) самоубийц чаще всего есть ведущий или ведущая. Так, в январе этого года в Британии женщина, отказавшаяся от своей части договора о совместном самоубийстве, получила четыре года тюрьмы. При этом определить, был ли в паре «ведущий» и «ведомый», можно не всегда — даже если предсмертная записка утверждает, что суицид был согласованным решением.

Как бы дико это ни звучало, но самоубийства объединяют людей — по интересам и наклонностям. А те, в свою очередь, зачастую подогреваются социальной средой и в том числе болезненной одержимостью суицидом, как и любой запретной темой. Это отчасти подтверждается тем, что суицидальные субкультуры особенно хорошо распространяются там, где они ложатся на местные особенности отношения к самоубийствам как к акту личного возвышения. Как, например, в Японии, где сильна традиция ритуальных самоубийств: в середине нулевых в стране случился скачок коллективных суицидов среди людей, которых не связывало ничего кроме знакомства в тематических чат-румах. 

«Для подростковой общности характерно стремление сбиваться в стаи, и возникающие на этой почве субкультуры во многом определяют образ жизни ребёнка. Принадлежность к какой-то группе не является главным суицидогенным фактором, хотя в истории моей практики был период, когда к нам попадали одни эмо и готы», — говорит Илья Смирнов.

Закономерно, что «социальные симптомы» суицидальности приводят в некоторых странах к попыткам государственного регулирования. Так, в начале года власти Южной Кореи решили сделать борьбу с суицидами национальным проектом. Уровень суицида в стране один из самых высоких в мире — 25,6 самоубийств на сто тысяч человек в среднем за год, и правительство настояло на введении ежегодного психологического обследования для людей в возрасте от сорока до восьмидесяти (по мнению местных социологов, жители Южной Кореи из этой возрастной группы особенно часто ощущают себя ненужными и социально не защищёнными) и обязательного ликбеза для военнослужащих (ещё одна традиционная группа риска). Среди прочего речь идёт об уголовной ответственности за вовлечение в так называемые суицидальные пакты: партнёров для совместного самоубийства жители Южной Кореи зачастую ищут даже не в «группах смерти» или глубоко законспирированных тематических форумах, а банально через объявления в твиттере. Отдельное внимание кабинет министров предлагает обратить на романтизацию суицида в популярной культуре.

О контроле за соцсетями и поп-культурой в борьбе с «пропагандой суицидов» после скандальной публикации о «синих китах» заговорили и в России. Но как и в других странах, любые попытки вычистить из Сети все суицидальные паблики, во-первых, приносят только кратковременный эффект, а во-вторых, создают уровень шума в медиа, который только подогревает интерес к теме. С этим столкнулась администрация «ВКонтакте», которая после истории с «китами» бросилась блокировать суицидальный контент и обнаружила, что всплеск соответствующих публикаций случился уже после того, как «китов» стали широко обсуждать в СМИ и соцсетях.

Что порождает вопросы, на которые ни социальные науки, ни поп-культура пока не могут дать ответ: как рассказывать о проблеме суицида так, чтобы не продвигать саму идею самоубийства — не говоря уже о способах его совершить? Как избежать дешёвого сенсационализма, который распространяется как лесной пожар среди озабоченной общественности? Как предотвращать групповые суициды, не уничтожая саму возможность коммуникации между людьми (ведь запреты провоцируют лишь борьбу за сами площадки диалога)? Как предупреждать об опасности, но не создавать нездоровый ажиотаж, неизбежно подстёгивающий интерес к теме? 

Эта дилемма так и остается нерешённой как в медиа, так и в поп-культуре — вспомнить хотя бы прошлогодний выход сериала «Тринадцать причин почему», создателей которого обвиняли в гламуризации подросткового суицида (и который на практике произвёл двойственный эффект: с одной стороны, рост числа обращений на горячие линии психологической помощи, с другой — рост поисковых запросов на тему самоубийства).

Любая подробность, касающаяся самоубийств или попытки самоубийств, может стать психологическим триггером для тех, кто испытывает тягу к суициду. И всё же современная психология не считает, что на этом основании следует держать человека, принадлежащего к группе риска, в информационной изоляции и прятать от него «Анну Каренину». Всё это не отменяет важности попыток понять, что в то или иное время побуждает человека или группы людей расстаться с жизнью. И практической помощи конкретным людям, оказавшимся «на грани», или даже культивации «дружелюбных» общественных связей.

Профилактика самоубийств — это в конечном счете квалифицированная помощь психолога (потому что суицид — не «болезнь», а итог болезни). И в долгосрочной перспективе именно возможность получить помощь или своевременную информацию о том, что такая возможность есть, становится куда более эффективным средством предотвращения суицидов, чем запреты книг, фильмов, манги и доступа к интернету. 

Фотографии: Unclesam — stock.adobe.com, AlessandraRC — stock.adobe.com