Мнение«Колумбайн»: Трагедия, ставшая символом стрельбы в школе

дмитрий куркин

Бойня, организованная двумя подростками в школе «Колумбайн» в апреле 1999 года, была далеко не первой вспышкой насилия в учебных заведениях (их отсчёт в США ведут по меньшей мере с 1840 года). И тем не менее именно она стала поп-культурным феноменом, отсылки к которому раз за разом всплывают при расследовании похожих инцидентов.

Само слово «Колумбайн» за девятнадцать лет стало почти официальным синонимом расправы с одноклассниками и/или учителями. Недавнее вооружённое нападение в пермской школе почти сразу окрестили «пермским Колумбайном», как только выяснилось, что один из нападавших живо интересовался историей убийц из «Колумбайна» Эрика Харриса и Дилана Клиболда. Случай в ивантеевской школе, где старшеклассник, в Сети называвший себя Майком Клиболдом, нанёс увечья учительнице, стал «Колумбайном в Ивантеевке». Нападение в школе Улан-Удэ с событиями девятнадцатилетней давности пока не связывают, но и его по инерции назвали «бурятским Колумбайном». Российские СМИ уже подхватили ярлык и отказываться от него, похоже, не собираются.

Несмотря на то что исходный план Харриса и Клиболда, по большому счёту, не удался (в противном случае жертв могло быть намного больше), их последователи из числа так называемых колумбайнеров раз за разом пытаются инсценировать их действия, стараясь подражать им во всём, включая выбор одежды. Разбираемся, как получилось, что двое убийц обрели романтический ореол людей, «отомстивших за всех, кого травили в школе», и можно ли бороться с колумбайнерами как с деструктивной субкультурой.

Виноваты видеоигры

Трагедия в «Колумбайне» повергла Америку в шок: исследователи отмечают, что школьная бойня даже вытеснила из массового сознания теракт в Оклахома-Сити (на тот момент — крупнейший в истории США), вторую годовщину которого Харрис и Клиболд поначалу выбирали днём для нападения.

Пытаясь назначить виновных, общественность сваливала ответственность на индустриальный металл и Мэрилина Мэнсона (тот к 1999 году окончательно стал всеамериканским жупелом), фильм «Прирождённые убийцы» (который, строго говоря, высмеивает медийный культ «Бонни и Клайда») и «жестокие видеоигры, пропагандирующие насилие» (отметим, что реалистичность видеоигр в то время была сравнительно невысокой). Когда стало известно, что психиатр, наблюдавший Харриса, прописал ему лекарство, некоторые заподозрили, что отказ от антидепрессанта мог вызвать у подростка вспышку агрессии, однако версия не подтвердилась: вскрытие показало, что Эрик продолжал его принимать.

Куда более прозаичные причины — озлобленность двух подростков, из которых один (Харрис) жаловался на депрессию, гнев и мысли о суициде, а второй (Клиболд) подвергался травле со стороны одноклассников — стали очевидны уже через год: проведя исследование похожих инцидентов, выяснили, что две трети из них были связаны с буллингом.

Однако такое объяснение не давало обывателю ни стрелочника, на которого можно повесить ответственность за трагедию, ни простого ответа на вопрос, как можно предотвратить школьные расстрелы в будущем. Как следствие, легенда о «Колумбайне», подогретая СМИ и законсервированная интернетом, зажила собственной жизнью. Появились колумбайнеры.

Культ Дилана Клиболда

Прошло всего три года, прежде чем «Колумбайн» из провокационных таблоидных заголовков разросся до зловещего поп-культурного феномена, поставившего Харриса и Клиболда в один ряд с серийными убийцами вроде Джеффри Дамера. Трагедия легла в основу «Слона» Гаса Ван Сента и менее известного «Нулевого дня» Бена Коччо — обе ленты вышли в 2003 году и стали своего рода художественными реконструкциями «Колумбайна». Документальный фильм «Боулинг для Колумбины», в котором режиссёр Майкл Мур акцентирует внимание на оружейном лобби, поддерживающем свободную продажу огнестрельного оружия в США, получил премию «Оскар». Прямые упоминания или косвенные отсылки к массовому расстрелу, устроенному двумя подростками, в текстах песен стали общим местом. «Колумбайн» стал частью городского фольклора.

Автор «Поколения Икс» Дуглас Коупленд, обеспокоенный тем, что в истории «Колумбайна» убийцам достаётся намного больше внимания, чем жертвам, написал роман «Эй, Нострадамус!», герои которого — выжившие в школьной бойне или потерявшие в её результате своих близких — пытаются справиться с ПТСР. Однако эта попытка сместить фокус мало что изменила в освещении истории: её главными героями в массовой культуре по-прежнему остаются два подростка, взявшие в руки оружие.

Ядром колумбайнеров, романтизирующих преступления Харриса и Клиболда, стали подростки, затравленные одноклассниками или страдающие от недостатка внимания. Что примечательно, тематические сообщества сосредоточились прежде всего на фигуре Клиболда. «[Они] восхищаются Диланом, трагическим депрессивным мальчиком, девочки в него просто влюблены, — говорит журналист Дейв Каллен, автор книги «Колумбайн», обращая внимание на расхождение между сетевым мифом и нюансами реальной истории. — Хотя лидером в „Колумбайне“ был Эрик, и стоило бы ожидать, что более привлекательным окажется он, но культ Дилана значительно масштабнее, чем культ Эрика. Девочки влюбляются в него так же, как взрослые женщины влюбляются в наркоманов или алкоголиков — веря, что они спасут его заблудшую страдающую душу».

Каллен отмечает, что колумбайнерами чаще всего движет желание эпатировать сверстников и исследовательский интерес: «Я уверен, что для большинства это поза: когда в реальной жизни подросток не особенно успешен, он видит выход в том, чтобы сконструировать жёсткую личность в Сети. Они притворяются, но при этом верят, что остальные говорят это всё всерьёз… Страшно становится, когда осознаёшь, что в 0,01 % таких случаев может оказаться условный Адам Лэнза (подросток, совершивший массовое убийство в школе Сэнди-Хук в 2012 году. — Прим. ред.), который действительно серьёзен в своих словах. Он ведь обсуждал со сверстниками „Колумбайн“ — те ответили ему интересом, который он расценил как поддержку».

Найти дневниковые записи убийц и видео со школьных камер наблюдения, которые показывают, во что были одеты и как вели себя Клиболд и Харрис в день бойни, до сих пор не составляет труда. Новые происшествия в российских школах в очередной раз подогрели интерес к истории: утверждается, что пользователи стали в пять раз чаще использовать хештег #columbine.

Обеспокоенные общественники уже призвали Генпрокуратуру признать экстремистскими «всякое упоминание» о «Колумбайне», однако это предложение не выглядит ни эффективным по существу, ни реализуемым на практике (см. «эффект Стрейзанд»). Сообщества колумбайнеров в ближайшие месяцы, вероятнее всего, зачистят в соцсетях — «ВКонтакте» уже начала удалять соответствующие паблики, — но можно не сомневаться, что они «перезимуют» в дип-вебе и вновь вернутся в публичный доступ.

«Топ-10 кровавых преступлений»

«Колумбайн», возможно, потому и стал именем нарицательным, что задал сразу несколько болезненных вопросов, касающихся как психологического климата в школах, так и современной этики. Насколько ответственны медиа (в самом широком смысле слова) за «гламуризацию» массовых убийств и правильно ли ограничивать доступ к информации о них? Как рассказывать об особо жестоких, далеко выходящих за грань обыденного преступлениях, не сваливаясь в дешёвый сенсационализм и смакование чужого горя? Можно ли считать, что подборки «самых кровавых расправ» подталкивают озлобленных и психологически неустойчивых людей к попыткам пробиться в «топ-10»? И можно ли предотвратить появление новых колумбайнеров, «запретив интернет»?

Фотографии: Wikimedia Commons (1, 2, 3)