Мнение«Все сложно»:
Чем занимаются
подростки в интернете

Писатель и социолог дана бойд (именно так, в нижнем регистре) еще в 2005 году начала беседовать с американскими подростками об их жизни в социальных сетях — чтобы узнать, как они ее там строят и чего хотят добиться. Кроме того, бойд хотела объяснить встревоженным взрослым, что «не все в интернете плохо», о чем ее в свое время попросил один знакомый мальчик, увлекавшийся съемкой видео про взрывной эффект от бросания «Ментоса» в бутылку с колой. Так получилась книга «It’s Complicated» («Все сложно») — опыт популярной социологии, внушающий всяческое доверие.

Текст: Степан Сердюков

Над книгой бойд работала параллельно со своей докторской диссертацией на ту же тему, которую она защитила в 2008 году в Калифорнийском университете в Беркли. Свой научный аппарат она использовала на полную мощность. Во-первых, у нее была впечатляющая выборка: несколько сотен респондентов, 18 штатов, разные расы, социальные слои и субкультуры — фрики, спортсмены, королевы ульев и гики; никто не ушел неопрошенным. Во-вторых, бойд строго структурировала каждое интервью, как и положено при социологическом исследовании. В-третьих, она уже несколько лет работает в исследовательском подразделении Microsoft и много времени провела, общаясь с создателями некогда популярного сайта знакомств Friendster, так что ей хорошо известны принципы разработки социальных сетей и приложений, а также то, как их продают публике. Кроме того, у бойд степень бакалавра информатики.

бойд выделяет несколько главных проблем, которые она видит в том, как современное общество относится к подросткам и их социальным эскападам. Трудно избежать технологического детерминизма: дети с айфонами — это либо очень хорошо и всех сделает счастливыми, либо очень плохо и всех сделает несчастными. Важно помнить, что человечество всегда было склонно возлагать слишком большие надежды на новые технологии, а они, конечно же, не оправдывали этих ожиданий. Беспокойство взрослых насчет детей с девайсами растет в том числе из этой традиции. К тому же страхом обывателей постоянно пользуются журналисты, которые знают, что социальные сети у многих родителей ассоциируются со всевозможным упадком (интеллектуальным, моральным — да с каким угодно), и предпочитают писать о проблемах инстаграмящих подростков, игнорируя надежные научные исследования, говорящие о том, что не так уж и все плохо. «В общем и целом дети в порядке, — говорит бойд в первом предисловии к книге. — Но они хотят, чтобы их поняли».

Чтобы это сделать, пишет дана, нужно сначала уяснить, в чем разница между «взрослым» и «детским» отношением к вопросу. Она использует термин «сетевые общественные среды» (networked publics), обозначая им соцсети, в которых участвуют подростки, и выделяет важное: внимание взрослых больше привлекает «сетевая» составляющая феномена, а подростков — «публичная». Это естественно — они постоянно ищут возможности как-то проявить себя в обществе без родительского контроля, а для этого у них не так много возможностей: по крайней мере, в США за последние двадцать лет у детей стало существенно меньше свободного времени и больше разных ограничений для реального общения. Когда родители наблюдают, как подростки взаимодействуют в соцсетях, им есть с чем сравнить эту ситуацию, потому что у них-то есть доступ к тем общественным средам, которых у детей пока нет.

Самое важное в подростковом сетевом общении — это социальный контекст и предполагаемая аудитория, пишет бойд. Взрослые, имея дело с тинейджерами, часто об этом не думают. В 2006 году приемная комиссия одного из университетов Лиги плюща получила документы от парня, жившего в Южном Централе Лос-Анджелеса. Он написал замечательное мотивационное письмо, в котором рассказывал, как сильно ему хочется вырваться из своей среды, уйти от бандитских разборок и проблем. Сотрудники университета обрадовались (такая история успеха была бы отличной рекламой), решили найти его на MySpace, и поразились — в его профиле все указывало если не на принадлежность, то на полное сочувствие к одной из банд. Парня решили не принимать. Чуть позже бойд позвонили из приемной комиссии как эксперту и спросили ее: почему он решил солгать, если знал, что правду легко отыскать в интернете? Она предположила очевидное — парню просто приходится скрывать свои амбиции, маскироваться под сверстников. В Южном Централе влияние банд огромно, и тем, кто хочет избавиться от него, не стоит это показывать. Университетские приемщики поразились — они совсем не подумали о таком объяснении. бойд пишет, что не знает, чем закончилась история. Возможно, мальчика все-таки взяли учиться — а если нет? Цена чьего-то невнимания к контексту порой очень велика.

У бойд, к счастью, есть примеры и более проницательных взрослых. Некто Крис получил на том же MySpace (дана не устает повторять: сами сайты, где тусуются подростки, могут уйти в прошлое, социальные подтексты — нет!) запрос о дружбе от собственной дочери. Он был очень тронут таким доверием, но увидел у нее на странице пост с вопросом: «Какой ты наркотик?» — и ответом: — «Кокаин». Крис пришел в ужас, но прежде чем хвататься за ремень (горячую линию помощи наркоманам), решил все-таки поговорить с дочкой. Оказалось, что это был (конечно же) тест, на которых помешались все ее друзья с майспейса, и в нем, если давать ответы внимательно, можно было получить именно тот результат, который хочешь. Криса это мало порадовало, но он снова сдержался и спросил: «А почему ты хотела быть кокаином?» Она ответила: в школе те, кто много дуют, ведут себя как дебилы; те, кто ест грибы, вообще сумасшедшие, а «твое поколение, пап, нюхало горы кокаина, а ты нормальным человеком вырос!» Криса это рассмешило — он вырос в типично «реднековском» городке на Среднем Западе, где о кокаине и не слышали, зато алкоголиков и рано залетевших девочек было сколько угодно. Он сам был всего на 16 лет старше своей дочки. Когда она сказала ему, что кокаин ее на самом деле не интересует, оба еще долго проговорили о том, как легко можно ошибиться, воспринимая шутки в интернете вне контекста.

В главе «Privacy» дана разбирает примеры того, как отличается взгляд взрослого на публичный контент в соцсетях от взгляда подростка. Если с точки зрения зрелого человека отношение к частной жизни характеризуется тем, что ты уже выложил в фейсбук, то тинейджеры скорее станут судить о нем по тому, что осталось за скобками. Здесь бойд рассказывает о девочке, чьи шансы получить престижную стипендию в университете резко сократились из-за всплывшей в фейсбуке фотографии с вечеринки, где она держала в руках стакан с пивом. Фотографию выложила не она, но учителя все равно разрешили полиции кампуса показать снимок всем ученикам на собрании в школе. Самое смешное, что собрание как раз было посвящено тому, как важно защищать частную жизнь в интернете. Дело кончилось жалобой в Союз защиты гражданских свобод (ACLU). То есть взрослые в данном случае не учли ни социального контекста, ни очевидного желания девочки иметь контроль над своими личными делами — раз она не выложила эту фотографию сама, то, значит, не хотела, чтобы ее видел хоть кто-то.

Предубеждение, что у современных подростков атрофировано чувство приватности, укоренилось очень глубоко, и многие взрослые отказываются признать обратное. Или не догадываются спросить самих подростков, которые, в свою очередь, надеются на то, что взрослые «отфильтруют» информацию с их страниц. Любая технология создает определенные условия для общения или работы с ее помощью, и современные соцсети не исключение. В большинстве из них гораздо легче держать контент публичным, чем возиться с настройками, и подростки, конечно, выбирают самый простой вариант. Отсюда и ложная идея о том, что «дети-то всякий стыд потеряли». Они зачастую пытаются зашифровать свои послания в соцсетях, не прибегая к стандартным инструментам сокрытия смыслов.

Этот феномен бойд назвала «социальной стеганографией», то есть искусством создания сообщений, которые могут прочесть все, но понять — только те, кто считывает нужный социальный контекст. Искусство само по себе не новое (судя хотя бы по тому, что о нем есть статья в Википедии), однако в интернете оно находит себе оригинальное выражение. Прибавьте к этому вечное и похвальное стремление подростков что-то скрыть от взрослых, и получите социальную стеганографию. Тинейджеры, пишет бойд, хорошо знают, что скрыть смысл сообщения куда важнее, чем закрыть к нему доступ вообще. Так они в том числе защищаются от наблюдения родителей и вообще взрослых, которые считают, что имеют право всегда знать, чем занимаются дети. Тем более что общество, устанавливая стереотип «ответственного родителя», часто подталкивает их к этому.