Интервью«Мне казалось, кому-то надо начать говорить»: Интервью муниципального депутата Нины Беляевой
Об уголовных делах, антивоенной позиции, вере в бога и итогах депутатского срока
Муниципальный депутат из Воронежской области Нина Беляева — одна из немногих российских политиков, открыто высказавшихся против войны: 22 марта на заседании совета депутатов Семилукского района Воронежской области она назвала действия России «военным преступлением». «Был вопрос: что, разве люди которые воюют, они нехристи? В ответ на этот вопрос я сказала, что убийства других людей на территории другого государства, которые ничего (общего) не имеют с целью обороны собственной страны, это ничего общего не имеет с христианским вероучением. Я считаю, что христианин так поступать не может», — сказала Беляева.
Через месяц против неё возбудили уголовное дело о публичном распространении «заведомо ложной информации о действиях Вооруженных сил РФ» (часть 1 статьи 207.3 УК РФ). Незадолго до этого она уехала из страны и попросила политического убежища в Латвии.
После отъезда Беляева дала интервью украинскому блогеру Ростиславу Калацинскому, где призвала «остановить военную агрессию» и «отстранить Владимира Путина от власти». Так на депутата завели ещё одно уголовное дело, на этот раз по статье о «публичных призывах к осуществлению террористической деятельности, совершенных с использованием интернета» (часть 2 статьи 205.2 УК РФ). 18 июля Беляева сложила свои полномочия и отказалась от мандата депутата Семилукского районного совета Воронежской области.
Мы поговорили с Беляевой о ее антивоенной позиции, вере в бога и перспективах возвращения в Россию.
Текст: Мария Кольцова
О выступлении на совете депутатов
24 февраля я была в таком шоковом состоянии, которое только может быть. Как такое может быть, как моя страна может повторять то, что делал Гитлер? Только на второй-третий день я немножко начала отходить от шока и думать, что я могу с этим делать. Мне казалось, что у большинства людей это должно вызвать отторжение. Я тогда думала, что это могут принять только процентов десять. Я не думала, что будет такая поддержка и согласие, пусть и молчаливое.
Мне казалось, что кому-то сейчас надо начать говорить, и мы увидим, что много людей против. Но уже в первую неделю стало понятно, что массовых протестов не будет
Мне казалось, что кому-то сейчас надо начать говорить, и мы увидим, что много людей против. Но уже в первую неделю стало понятно, что массовых протестов не будет. Да, были акции в Санкт-Петербурге, в Москве, но не такие широкие, как могли бы. Я приняла решение продолжать говорить и писать в социальных сетях. Я посмотрела видео Ильи Яшина, где он объяснил, почему продолжает выступать против войны и называет войну войной, и это меня вдохновило. Если я своими словами или постами смогу переубедить хотя бы одного человека, даже для этого уже стоит говорить.
И моё выступление 22 марта стало продолжением этой мысли. За четыре дня до заседания сессии депутат Вячеслав Жуков кинул нам в депутатский чат видео в поддержку «спецоперации», как он её называл. И я это видео прокомментировала, уже не помню, что конкретно я написала, но завязался спор. Я говорила про позицию ООН, про то, как делегаты вставали при выступлении Лаврова, про то, что только Эритрея и Северная Корея поддержали Россию. После этого уже другие депутаты начали возмущаться и с такой ненавистью мне отвечать. А вот 22 марта на заседании мне начали задавать вопросы и «рассматривать мою позицию по спецоперации»
Я сразу понимала, что моя антивоенная позиция может стать предметом обсуждения, но я думала, что, если это будет, это внесут в повестку дня, а повестка рассылается заранее. И в повестке ничего такого не было, был только пункт «разное», в который в итоге внесли разбор жалобы на мою позицию. Сессия уже подходила к концу, и вот встаёт Вячеслав Жуков и начинает зачитывать обращение какого-то гражданина с требованием «рассмотреть вопрос о нарушении депутатской этики в социальных сетях». И я понимаю, что сейчас вот начнётся. Я снимала происходящее камеру, и вот это видео разлетелось потом по соцсетями и СМИ.
Я подумала, что нельзя отказываться от такой возможности сказать о своей позиции с трибуны. Пусть маленькой, но трибуны. Раз уж они решили меня осудить, так они все равно меня осудят, но больше я никогда не смогу с официальной трибуны сказать, что я против войны. Я вышла и сказала: «Да, я готова ответить на ваши вопросы».
Когда я выходила из здания совета 22 марта, то думала, что меня могут задержать прямо сейчас. Я еще думала, не дай бог, у меня сейчас телефон отберут, я не успею выложить информацию о сессии, а люди даже не узнают, за что меня задержали. Когда я приехала домой, мне позвонил мой знакомый адвокат и предложил свою помощь. Я спрашиваю: «Ну, как ты думаешь, что мне грозит?» Я думала, что мне могут административку прилепить, её всем лепят, но вот «фейков» я не вижу. Он посмотрел, проанализировал говорит: «Я тоже не вижу, думаю, административная статья, потому что у тебя там нет никакого состава».
Когда первые пару дней после выступления меня спрашивали на интервью, собираюсь ли я уезжать, я действительно не собиралась. А потом, когда уже это ушло в англоязычный сегмент и медиа на других языках, прогноз адвокатов поменялся. Мне позвонил друг и спросил: «Ты что, все еще в России?», «Ты ждёшь пока за тобой придут?»
Все думали, что всё-таки возбудят уголовное дело, но не потому, что там есть состав, а потому, что выступление распространилось очень широко. И эти оценки оказались правильными.
Об отъезде
из России
Когда я шла на посадку в самолёт, знакомая провожала меня до самого пограничного контроля, чтобы, если меня там задержат, заснять это на видео и опубликовать. Понятное дело, что, если ты выступаешь против войны из России, ты каждый день подвергаешь себя опасности. Но если ты понимаешь, что вот сейчас точно за тобой придут и у тебя есть возможность уехать, то, на мой взгляд, лучше уехать.
Если бы меня посадили, у меня бы никто не вёл социальные сети и я бы пропала из информационного поля полностью. Человек в регионе практически попадает в небытие, если его сажают. Максимум адвокат бы давал информацию о каких-то вещах по делу: продлили меру пресечения, предъявили обвинение и так далее.
Сейчас я в Латвии могу получить европейское образование, и это очень классная возможность, которой у меня не было раньше, потому что не могла на длительный срок уезжать из России. Хотелось бы посмотреть европейские подходы к образованию и к государству, чтобы потом применять это всё в России. Это более логично и рационально, чем провести время в СИЗО, оставить там своё здоровье, не получить никаких новых навыков и знаний, кроме знаний своего уголовного дела.
Я допускала, что ситуация быстро поменяется, и я смогу вернуться. Поэтому я сначала не отказывалась от депутатства. Ситуация в России такая, что вроде бы сегодня предпосылок нет для смены режима, а через месяц может всё поменяться. Депутатские полномочия истекали через год, и я поняла, что уже нет смысла его оставлять за собой, лучше передать его тому, кто сейчас сможет полноценно исполнять свои полномочия.
Возможность изменений сохраняется и сейчас, но никто не знает сколько это продлится, месяц, год или пять лет. По прогнозам большинства аналитиков, война может продлиться до полугода. Даже не режим Путина, а война. Даже если Путин умирает от болезни, это не означает мгновенной смены режима и мгновенного прекращения уголовных дел. При самом положительном развитии событий я смогу вернуться через полгода или месяцев семь-восемь, но это идеальная ситуация.
Антивоенная позиция — это не только политическая, но и моя христианская позиция. Если ты не просто крестик носишь, а правда следуешь за Христом, для тебя слово Христа выше слова президента
О вере в бога
Я человек верующий. Антивоенная позиция — это не только политическая позиция, это моя христианская позиция. Если ты не просто крестик носишь, а правда следуешь за Христом, для тебя слово Христа выше слова президента, слова патриарха, любого священника, потому что приоритет — это Христос. Как можно вообще оправдывать идею захватнической войны, если ты веришь заповедям Христа? Священники и пастыри, которые сейчас в России выступают за спецоперацию и благословляют свою паству на эти действия, — это люди, которые забыли Христа. Они боятся не того, как бог посмотрит на их действия: они боятся того, как будут выглядеть перед правоохранительными органами, чиновниками и так далее.
Они оправдывают это тем, что «Всякая власть от Бога». Но на самом деле там другое значение: «Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от бога, существующая же власть от бога установлена». Многие люди, к сожалению, понимают этот стих неправильно, потому что не имеют представления о правовых системах. Вызывает вопрос слово «власть». Здесь же не сказано «чиновники». У нас в Конституции написано, что власть принадлежит народу, значит каждый из нас обладатель этой власти, а президент, чиновники — это просто лица, наделенные властными полномочиями, которые мы им делегировали. Вопрос тогда, кому мы должны быть покорны?
Когда я спорила об этом, я спрашивала, вот смотрите, в нацистской Германии же были пасторы, которые благословляли солдат рейха на войну. И потом они в этом раскаивались. Они поняли, что то, что они делали, было противно богу. С этим никто не спорит, но при этом людям сложно применить эту ситуацию к своей стране.
О разочаровании
и планах
После начала войны у меня было разочарование в конкретных людях, но не во всей стране. Продолжая сравнивать Россию с Германией, мы заметим, что там антифашистов было в разы меньше, чем сейчас в России. Людей, которые выступают открыто против войны в России больше, чем было тогда в Германии.
Я понимаю продавщицу из «Пятёрочки» или рабочего с завода, которые боятся, им и так тяжело и страшно потерять последний доход. Но если ты депутат, твоя ответственность гораздо больше
Я разочаровалась в друзьях, в знакомых, коллегах, от которых ожидала другого. Я понимаю продавщицу из «Пятёрочки» или рабочего с завода, которые боятся, им и так тяжело и страшно потерять последний доход. Но если ты депутат, даже муниципальный, то твоя ответственность гораздо больше. Я думаю, что если бы депутаты на всех уровнях выступили против, то война уже бы закончилась. Муниципальные выборы — гораздо более реальные и честные, чем какие-либо другие выборы в России. Среди мундепов много депутатов, которых действительно люди выбирают. В каждом регионе по 500 человек со статусом депутата, и этого было бы достаточно, чтобы оставить эту войну. Но они не посчитали, что стоит рисковать и что стоит попытаться.
Я пробыла депутатом четыре года. Мне кажется, это были полезные годы. Муниципальный депутат избирается не для глобальных изменений: мы делаем маленькие дела. Они маленькие, если смотреть глобально, а для людей, которые, там живут, они такими не будут. Например, нам удалось провести проводной интернет в населенный пункт, где проживает около 500 человек. Если посмотреть из Москвы, кажется, что это ерунда. Но для этих 500 человек, среди которых есть дети, которые не могли посмотреть домашнее задание в электронном дневнике дома — им нужно было подниматься на холм, чтобы поймать интернет. Для них это очень большое дело. Интернет — это же доступ к информации, общению, образованию, возможность не быть подверженным влиянию телевизора и пропаганды. Всё это позволяет людям видеть, что кто-то пытается сделать их жизнь лучше, что есть человек, к которому они могут обратиться.
Людям казалось, что победы в спорах с чиновниками нереальны. Но когда человек видит, что это реально, ты ему говоришь, что он и сам может пойти на выборы, что я ему подскажу, то формируется гражданское самосознание.
Я планировала принять участие в московских муниципальных выборах, у меня были планы переезда в Москву. Дальше, может быть, в выборах в Мосгордуму в 24-ом году. Но, как говорится, хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах.
Сейчас в Риге, учу латвийский язык, жду решения по моему заявлению на убежище, ищу работу. Первое время, конечно, было эмоционально тяжело, потому что, когда ты не планируешь никуда уезжать и собираешься за несколько часов, это тяжело. Остаются незавершённые дела, а ты абсолютно не подготовлен к жизни в другой стране. Потом мне сказали, что несколько часов — это ещё хороший срок, кто-то быстрее собирается. Надо учить язык, надо разобраться, как здесь всё работает, получить разрешение на работу. Всё это происходит гораздо дольше и сложнее, чем на родине. Эмиграция — это не поездка в отпуск.
