Хороший вопрос«Тридцать лет диет»: Как в семьях передают РПП по наследству

Под фотографиями бодипозивных блогерок до сих пор можно встретить агрессивные комментарии о здоровье — якобы люди, которые отказались от диет, о нём не заботятся. На самом деле всё ровно наоборот: уровень смертности от анорексии самый высокий среди ментальных расстройств. Иногда, чтобы преодолеть РПП, не хватает целой жизни — родители годами изнуряют себя ограничениями и тренировками, чтобы соответствовать недостижимым стандартам красоты, а затем прививают такие же установки детям. Кому-то даже кажется, что это забота. Мы поговорили с женщинами, которые ориентировались на своих вечно худеющих мам, — о том, к каким последствиям привело такое воспитание и как они налаживают питание сейчас.

 Всю сознательную жизнь моя мама была недовольна своим телом. В юности она стеснялась носить штаны, и для неё было открытием, что можно их надеть и никто не станет таращиться или смеяться. Еда была связана с запретами: некоторые продукты сложно было достать и, купив бананы, она могла за раз съесть целую вязанку. Еда становилась центром приятных воспоминаний или удовольствий из детства.

Мама довольно рано начала садиться на диеты и контролировать своё питание. Сейчас ей пятьдесят один, а похудения начались в двадцать — тогда же родилась и я. Страшно подумать — тридцать лет диет. Всю мою жизнь мама худеет: с помощью диетологов, подруг, программ из интернета, психолога и даже специальных игл, которые вставляются в уши для подавления чувства голода. Такое поведение казалось мне нормой — я много лет была искренне уверена, что женщина не может не ограничивать себя.

В шестом классе я впервые попробовала сбросить вес и заняться спортом ради «улучшения» фигуры. Надо сказать, что я и так была худенькой девочкой абсолютно конвенционального телосложения. В тот год мне удалили аппендикс, и я помню, как страшно радовалась, что похудела в больнице. В выписке было указано, что мне удалили жировик — это казалось бесплатной липосакцией.

Потом начались недели на гречке и яблоках, срывы на шоколад и жаренные в масле макароны, часы на форумах и поиск ответа, как же похудеть на эти вечные пять килограмм быстро и навсегда. Я часто вызывала рвоту и до изнеможения занималась на домашнем тренажёре — по два-три часа в сутки. Не обошло и мою младшую сестру — многие диетические приключения мы проходили вместе.

Мама замечала, иногда пыталась с нами поговорить, но в целом это было общесемейной нормой: мы обсуждали полезные рецепты и устраивали совместные зажоры. Неконтролируемое потребление пищи сверх меры — съесть багет и пару кило черешни после плотного ужина, а потом жаловаться на больной живот — не считалось красным флажком. Казалось, что мы просто с удовольствием провели вечер.

Моя сестра первая справилась с РПП, и я страшно ею горжусь. Мама тоже наконец нормализовала питание и отношения с телом с помощью психолога и йоги. А мне двадцать шесть, и я всё ещё борюсь с этим кошмаром. В самые тёмные периоды думаю, что проблема с питанием со мной навсегда.

Я пробовала обращаться к психологам или применять системы интуитивного питания, но помогла только поддержка партнёра. Несмотря на стыд и страх, я ежедневно могу вслух говорить о тревогах, связанных с едой. А также получаю напоминания, что хотя бы пару раз в день нужно есть тёплую сытную еду. Я очень боюсь в будущем передать детям РПП — не хочу, чтобы они страдали, как я. Это дополнительная мотивация помочь себе.

 Кажется, мама с папой нашли друг друга по каким-то своим пищевым приколам, потому что он всю жизнь борется с лишним весом. И тоже любит мне сказать, когда я приезжаю в гости: «Жень, ты что, опять толстая?»

Мама же бывшая фигуристка — она весит килограммов 45 при росте 170. Суперхудая и спортивная, старается держать форму: как только у неё появляется лишний миллиметр, она сразу же идёт приседать и отжиматься. У неё всегда очень аскетичная еда, типа отварной курицы. Мы все привыкли слышать от неё: «Фу, я поправилась».

Я была толстым ребёнком, всегда любила есть и ела много — ожирение началось лет в семь. Папа меня закармливал: «Пойдём в „Макдональдс“, наедайся». А мама была в шоке, когда я в пять лет съедала такую же большую порцию, как и папа. В детстве меня особо не ограничивали и я очень быстро набирала вес. Мама говорила, что я толстая, постоянно дёргала, укоризненно смотрела, когда я ела. Я приходила к дедушке, который разрешал мне есть всё, и обжиралась, пока никто не видит. Мама меня потом сильно ругала: «Не пущу больше к дедушке, ты и так слишком толстая».

Меня саму тогда всё устраивало — ну вешу 60 и вешу. Но мама повторяла, что, когда мне будет семнадцать, мальчики будут гулять с худенькими, а я — сидеть дома, смотреть из окна и плакать. Я, конечно, отвечала, что это неправда. Но внутри закрепилось убеждение: парни не любят толстых, а я толстая. Даже как будто специально отпугиваю людей — думаю, что, пока не буду худой, не заслуживаю отношений. Хоть головой я и понимаю, что это полная ерунда, но во мне всё равно сидит эта бессознательная мысль.

Жёсткое РПП у меня началось примерно в семнадцать лет, вместе с половым созреванием. Я сильно похудела в пятнадцать, так как выросла с 150 до 170 сантиметров за год. Вес остался таким же, но выглядел по-другому. Я себе нравилась, и всё было хорошо, но потом случился гормональный сбой — я очень поправилась. Днём не разрешала себе ничего, делала вид, что худею и питаюсь правильно, а ночью бежала к холодильнику и сжирала его полностью. Я перманентно росла в размерах, а мама меня постоянно гнобила. Она не понимала, почему я увеличиваюсь, если ничего не ем, а у меня была куча заначек с шоколадками по всей комнате.

У меня была дикая тревога из-за ЕГЭ — я чувствовала себя в безопасности, только когда ела, но потом ненавидела себя за это. В моменте я не замечала, сколько ем: могла съесть килограмм шоколада, заесть селёдкой под шубой и запить кока-колой. А когда приходило осознание, становилось очень плохо и стыдно. Мне не нравилось моё отражение в зеркале, одевалась в мешки, чтобы на меня никто не смотрел.

Отношения с едой более-менее наладились, когда началась пандемия, как ни странно. До этого я пробовала диеты, но чем больше я себя ограничивала, тем больше у меня возрастала тревожность. А чувство безопасности для меня было главным, соответственно, я срывалась. В 2020 году я сначала наелась (просто обожралась) — съехала от родителей и могла есть столько, сколько мне было нужно. Сперва я сильно набрала, но затем поняла, что еды много, она никуда не денется и я в любой момент могу поесть. Что мне больше не нужно прятать шоколад на полках. И как-то неосознанно пришла к интуитивному питанию — просто ела, когда правда хотела. Затем почувствовала, что мне вкуснее съесть персик, чем шоколадку. Шоколадки просто лежали, и мне не хотелось — это была суперпобеда.

Я обсуждала с мамой тему РПП — она думала, что так для меня будет лучше. Не хотела, чтобы я была толстой и страдала. В её голове толстые — несчастные, грустные и обиженные жизнью, и ей хотелось меня от этого уберечь.

Сейчас у меня опять всё сбилось, из-за военных действий ощущение безопасности полностью пропало — снова ем как не в себя. Раньше, когда такое случалось, я себя гнобила, наказывала за то, что у меня нет силы воли. Сейчас я ничего себе не запрещаю, не ругаю себя и спокойно ем. Похудею, когда всё это закончится.

 В основном нездоровые установки шли от мамы и от родственников с её стороны — бабушки, крёстного и его семьи. Он считал правильным обсудить мой вес за общим столом. Я даже в детстве понимала, что это не нормально — говорить обо мне в третьем лице, когда я сижу рядом. Возможно, им это казалось допустимым, потому что я была единственным ребёнком в семье. Но самый большой удар по мне нанесли мама и тётя, которые бесконечно сидели на диетах. Мама постоянно смотрелась в зеркало и комментировала, в какой она форме. В целом меня не ограничивали, но когда я, допустим, брала пиццу в кафе, спрашивали: «А ты точно хочешь это есть? Может, не надо?»

В четырнадцать лет я подошла к маме и сказала: «Мне нужно, чтобы ты купила мне такие-то продукты — я сажусь на четырёхдневную диету». В итоге диета пошла по кругу и затянулась на три месяца, что привело к резкому скачку в весе — я потеряла около пятнадцати килограмм. Тогда же я впервые упала в обморок: был конец учебного года, мы сдавали учебники и я сползла по бетонной стенке. Меня это не испугало, но мама начала докапываться по поводу веса. Она никогда бы не обратила внимания, если бы со стороны не начали говорить, что это ненормально: раньше она никак не комментировала моё похудение.

Мама пыталась заставить меня есть, называла дрищом, один раз даже отвела в больницу. Но её попытки были тщетными — я только больше сбрасывала. Дошло до того, что в пятнадцать лет я весила 31,8 килограмма. Сидела на мочегонных и слабительных, могла выпить две или три упаковки, это очень много. При этом я практически ничего не ела — помню только хлебцы и плавленый сыр. Даже воду практически не пила, только кофе без молока. Боялась, что 0,33 миллилитра воды отразятся на весах — была просто помешана на этом. У меня часто случались обезвоживания, и я очень много раз падала в обморок. Недавно нашла фотографию с тех времён и была в а***, как я могла вообще стоять, двигаться, куда-то ходить.

Отметка в 31 килограмм что-то сделала со мной: в тот день мне стало страшно, проснулся режим самосохранения и я просто начала есть. Сейчас у меня более-менее нормальные отношения с питанием, но я не особо испытываю чувство голода, ем только то, что хочу и когда хочу. Никак себя не ограничиваю. Однако до сих пор бывают моменты, когда я могу не есть сутки или два дня пить только кофе и сок. Понимаю, что это тоже ненормально и РПП никуда не делось, но оно совсем не похоже на то, что было раньше. Сейчас вопрос скорее в финансах: мне просто жаль тратить деньги на еду.

Я спрашивала у семьи, не задумывались ли они, откуда пошли мои проблемы с питанием — виноват ведь не только интернет. Приводила им примеры из жизни, которые помнила. Но результата не добилась — извинений не было, они только сказали, что я хорошо умею перекладывать ответственность. После нескольких подобных разговоров они перестали что-либо спрашивать о моём питании, а я ничего не рассказываю.

К своему телу я отношусь на удивление неплохо, меня всё в себе устраивает. Больше не стою перед зеркалом с мыслями: «****ь я жирная и страшная». Но от РПП, думаю, полностью не избавиться — в любом случае что-то останется. Тем не менее я считаю, что сделала большой прогресс, и очень горжусь собой.

ФОТОГРАФИИ: wacomka  — stock.adobe.com (1, 2, 3)