Хороший вопрос«На четвереньках за две потуги»: Как сейчас рожают в Украине

 С первого дня ***** я была максимально спокойна, не паниковала — наоборот, сама всех успокаивала. Поначалу мы прятались в подвале, но, когда отключили свет и отопление, там стало темно и жутко холодно. Один раз мы пытались эвакуироваться из Бучи, но пришлось развернуться: навстречу шла колонна российской военной техники. После этого мы решили остаться в квартире, несмотря на обстрелы. Рожать в подвале я не хотела, а до больницы было не доехать.

Седьмого марта вечером у меня начались схватки. Соседки пытались позвонить врачам, но связь была плохая. Они кое-как с балкона поймали сигнал и связались с гинекологом, который согласился прийти. Но врач так и не появился. Позже он написал сообщение с извинениями: его остановил российский патруль и сломал телефон.

Тем временем соседки предупредили о родах терапевта Ирину, которая жила неподалёку и знала о моей беременности. Меня предупредили, что она никогда не принимала роды. Но я спокойно к этому отнеслась, а какой выбор? Мы расставили свечи на полу, чтобы свет был не виден в окнах, и расстелили одеяло. Одна соседка растирала мне спину, другая подавала ватку с водой, чтобы смочить губы. Обстановка была отличная. Конечно, как врач Ирина переживала, потому что знала о нюансах, которые могут возникнуть в родах: обвитие пуповиной, кровотечение.

Момент встречи с дочкой был волнительным. Когда она начала появляться, то была вся синяя. Она не закричала. Ирина и соседки испугались, начали между собой это обсуждать. А я лежу и всё слышу! Дочку положили на меня, а потом грушей отсасывали слизь из дыхательных путей, стучали по попе и ножкам — и малышка закричала. Я расплакалась, соседки тоже, все захлопали от радости.

Как раз в тот вечер пропал газ. Воды и электричества уже не было, так что нельзя было даже подогреть воду, чтобы помыться. Только ледяная вода из пластиковых бутылок. Мы как-то обходились влажными салфетками. Спать было холодно, поэтому мы согревались с дочкой под несколькими одеялами. Соседи и муж готовили еду на мангалах на улице.

В тот же день, 8 марта, к нам во двор пришёл русский солдат. Он рассказывал, что они нас спасают, что всё идет хорошо. Мы поняли: раз он пришёл, то будут и другие. Надо уезжать. Через два дня после родов, утром 10 марта, мы буквально за час собрались. Объединились в колонну из 21 машины нашего дома и соседних жилых комплексов. Первой ехала моя соседка Виктория с белой тряпкой, обёрнутой вокруг швабры. Вскоре двое русских военных остановили нас. Брату — а он был за рулём — сказали, чтобы он открыл багажник. Брат отвечает: «Да без проблем». Но при выходе из машины добавил: «У нас сзади двухдневный ребёнок». Военный резко ему ответил: «Я сказал, быстро багажник открывай». Мы испугались. Я просила брата, чтобы он ничего не отвечал и молча делал то, что говорят.

Потом мы проезжали мимо танков, дула которых были направлены в нашу сторону. Проезжали мимо расстрелянных машин с надписью «Дети». Мимо расстрелянных машин без надписей. Проезжали мимо мирных жителей, которые лежали трупами на дорогах. Проезжали через разрушенные частные дома, на территорию которых заехали танки, и их дула тоже были направлены на дорогу. Всё это было очень неприятно.

Когда мы добрались до Киева, я бесконечно улыбалась. Не могла поверить, что мы выбрались. Сейчас мы с дочкой в безопасности, нас осмотрели врачи — у обеих всё нормально.

 Когда началась *****, я жила в Святопетровском, это семь километров от Киевской окружной [дороги]. «Жила» звучит страшно, как будто это давно прошедшее время… 

К началу ***** я была на 36-й неделе беременности. В анамнезе угроза опущения матки, укорочение шейки матки; с 22-й недели мне поставили акушерский пессарий (силиконовое или пластиковое кольцо, которое ставят на шейку матки для поддержки органов брюшной полости беременной. — Прим. ред.), и я всю беременность пролежала на сохранении вверх ногами. Плюс ко всему на 35-й неделе мне сказали, что у ребёнка тазовое предлежание. Я пыталась всё предусмотреть, сделать роды идеальными, подписала договор с киевским роддомом № 3. Но всё получилось совершенно не так.

Решение бежать мы приняли спонтанно. До 11 часов утра 26 февраля я и не помышляла об эвакуации, пока не раздался звонок от подруги: «Вита, быстрее собирай чемодан, за нашим полем формируют линию обороны, подъехали танки, ракетные установки, куча военных». Через 15 минут я, муж и старший сын сидели в машине. «Куда ехать?» — это был вопрос номер один. Главное — подальше от столицы и поближе к роддому. Вместо полутора часов мы ехали с 11 дня до 11 вечера, потому что дорога была одной сплошной пробкой. На следующий день в Житомире мы договорились о плановом кесаревом сечении и стали ждать срока.

Всё изменилось 1 марта: в этот день роддом, в котором я планировала рожать, был обстрелян российскими войсками (об этом сообщают многие украинские издания, Минобороны РФ утверждает, что ведёт огонь только по военным объектам. — Прим. ред.). Огромное четырёхэтажное здание осталось без окон и дверей. Как рассказывали очевидцы, в этот день произошло чудо. Окна в реанимации, где под аппаратами лежали 700-граммовые дети, остались целы. И рядом в операционной, где в тот момент делали кесарево сечение, — тоже.

После обстрела роддом прекратил работу. У меня началась паника. Мои первые роды были стремительными, и на таком сроке, да ещё и с тазовым предлежанием, куда-то ехать было не вариантом. В дороге я могла и потерять ребёнка, и погибнуть сама. Мы остались ждать и надеяться, что роддом откроется. Так и произошло, но работать он начал в подвале.

Одиннадцатого марта в два часа ночи у меня отходят воды с красным окрасом. Мы садимся в машину, включаем свет в салоне и аварийку — это обязательное условие [для перемещения по городу]. К счастью, никто нас не останавливал, по нам никто не стрелял. Мы добрались до роддома и спустились в подвал. Полумрак, низкие потолки, трубы. Широкий коридор, вдоль стен стоят диванчики, а на них спят люди — я тогда не понимала, кто они и что происходит. В том же коридоре меня посадили на кушетку, закрыли шторкой и сказали: раздевайтесь. Я как солдат всё выполняю, раздеваюсь, мне снимают пессарий, и врач констатирует: да, у вас предлежание, рекомендуем кесарево.

Меня повели в операционный зал. Далеко не надо было идти: встал с кушетки и прошёл в дверь напротив. Кругом трубы, тут же стоит какая-то стиральная машинка… Но нам это не помешало, работала команда профессионалов, настоящий спецназ. Через 10 минут после начала операции я услышала крик сына и краем глаза увидела моё серо-синенькое счастье. К пяти часам утра меня перевели в реанимацию. Ну, реанимация — громко сказано, конечно. Это та же прачечная: вдоль стен стиральные машинки, а в барабанах врачи складируют лекарства. Но в целом чисто, уютно, тепло.

В 11 утра ко мне пустили старшего сына. Он приехал познакомиться с братом и тут же попрощаться: вместе с волейбольной командой он эвакуировался в Польшу. Было больно: одного сына я получила, а с другим прощалась. Ну, ничего, жизнь такая.

Пробыла я в больнице три дня, хотя по протоколу после кесарева лежат неделю. Потом я поняла, кто были те люди, которые лежали в коридорах: это были беременные женщины или те, кто уже родили, но им не хватило комнат. Подвал, как говорится, не рассчитан на такое количество посетителей. Но если сравнить мои условия и условия в Херсоне или Мариуполе, то я жила в раю: был туалет, возможность раз в день подмыться. Меня кормили — да, не мясом, но хотя бы тёплой похлёбкой. Да, условия не совсем стерильные, но профессионализм врачей никуда не делся. Я уточняла: никто из них после обстрела роддома не ушёл, все продолжили работать. ***** всех сплотила, мы друг другу и дети, и родители, и братья, и сёстры. Мне предлагали жильё, коляски, кроватки. Я низко кланяюсь Житомирскому перинатальному центру. Никого не помню по имени, но навсегда запомню их глаза, тяжёлые взгляды и в то же время выдержку, профессионализм, бесконечную человеческую доброту.

Сейчас мы по-прежнему у друзей в Житомире. Я живу под лестницей с ребёнком — но ничего, уютненько так. Мой муж со мной! Без него я бы не справилась в эти дни. Волнуюсь, что старший сын не рядом, но сейчас так спокойнее, как ни парадоксально. Даст бог, увидимся.

 Когда началась *****, мы были дома, мой срок — 39 недель. Десять дней мы без электричества оставались дома, но звуки [обстрелов] становились всё громче, снаряды летали и днём и ночью. Мы оказались на линии фронта. Каким-то образом смогли объединиться в колонну из 20 машин и выбраться. Трассы были перекрыты, мы ехали по полям. Дорога далась мне сложно, а роды могли начаться в любой момент.

Приехав под Винницу, мы хотели найти жильё, но всё было занято из-за наплыва людей. Мы понимали, что будем жить в деревенских условиях. Дом был очень старый, практически нежилой. Зато была печь, и её протопили к нашему приезду. Мы приехали вечером, но решили на следующий день поискать что-то другое, если малыш не решит родиться. А он решил.

Рожали ночью, в одной комнатке примерно четыре квадратных метра (она была единственной тёплой) на односпальной кровати вместе с детьми. Они проснулись как раз в момент рождения малыша. Я три часа «дышала» схватки, а когда начались активные, то муж всячески меня поддерживал, делал массаж, поил. Родила на четвереньках за две потуги, прямо в руки мужу. Несмотря на обстоятельства, это было волшебно! Я сразу проверила и поняла, что у нас ещё один сын. Потом мы лежали все вместе, знакомились с малышом, наслаждались друг другом.

Когда в селе узнали, что мы родили, то потянулась вереница из людей: несли еду, предлагали помощь, забрать к себе. Столько добра и поддержки! Приехала делегация из врача-гинеколога, педиатра и медсестёр. Когда увидели, в каких условиях я рожала, то хотели сделать мне прививку от столбняка.

Первые три дня мы с малышом лежали и отдыхали. Муж целиком взял на себя заботу о нас: топил печь, носил воду, готовил еду, убирался, мыл детей. Мы провели там 10 дней, чтобы немного отлежаться и восстановиться. Потом мы месяц кочевали, оформляли документы на сына, заграничные паспорта. Думали, куда и как дальше. А за это время с территории, где наш дом, ушли российские войска. Теперь мы задумываемся над возвращением домой.

Конечно, было непросто лишиться своего пространства прямо перед родами. Но если этот ребёнок выбрал именно такое время и место для рождения, то, значит, так нужно. Название у деревни хорошее: Потоки. Дочь сказала, что малыш выбрал родиться там, потому что тихо и не стреляют.

 Я родила 27 февраля, продержалась три дня после начала *****. В эти дни муж просто не давал мне читать новости. Как у всех женщин, я имела право эвакуироваться, но не могла им воспользоваться, потому что шла 40-я неделя [беременности]. На границах тогда стояли по 10–15 часов, и я понимала, каково это будет на моём сроке, да ещё и с двухлетним ребенком на руках.

Роды начались вечером. Был комендантский час, и на блокпосте нас не хотели пропускать — пустили, только когда увидели, что у меня схватки. В роддоме приняли быстро, и я родила буквально за 30 минут. Во время родов звучали сирены. Нам говорили: если будут обстреливать, то придётся идти в бомбоубежище. К счастью, обошлось. В глазах врачей читалась тревога, но они старались нас подбодрить. Называли героями, хвалили.

После родов мне, ребёнку и мужу на руки повесили специальные бирки, где были написаны имена, дата рождения, группа крови и информация, кто остался дома, если что случится. В послеродовой палате включать лампу было нельзя. Мы с малышом лежали в темноте, из света была только аварийная подсветка. А когда мы вернулись домой в Луцк, то там на второй день произошёл взрыв. Было 5:30 утра. Это было очень страшно: взрыв мощный, совсем рядом. Звуки, вспышки, дрожали окна. Хорошо, что я к тому моменту уже родила, иначе схватки начались бы в тот же момент.  Сейчас мы по-прежнему дома, но готовы в любой момент эвакуироваться. Сами понимаете, как тяжело уезжать с детьми.

Те, кто рожали, хотят только мира. Мы знаем, как даются дети. И мы не хотим, чтобы они или их потом убивали.

фотографии: pictures_for_you — stock.adobe.com, sweetsake — stock.adobe.com