Хороший вопрос«Боялась ложиться спать»: Девушки о жизни с бессонницей

 Однажды после того, когда я легла в полночь и уснула в семь утра, моя подруга спросила, как давно у меня проблемы со сном. Я честно ответила, что они у меня всю жизнь.

Я была тем самым ребёнком, которого днём было невозможно уложить спать, — я слушалась родителей и ложилась в кровать, но затем несколько часов просто ворочалась с боку на бок. В начальной школе я также подолгу не могла уснуть. Время от времени бабушка давала мне валерьянку, а классная руководительница, находясь в хороших отношениях с моей мамой, по большому секрету посоветовала попить «Баю-Бай» — по сути, та же травяная настойка, но специально для детей.

Всё это время меня не покидало ощущение собственной «ненормальности». Сверстники с удивлением слушали мои рассказы о том, как я с трудом засыпаю, и порой я ощущала вину за то, что никак не могу уснуть. К слову, это только ухудшало ситуацию — вечером я начинала волноваться, что «все уже спят, а я нет», что ещё больше мешало мне успокоиться и расслабиться.

С возрастом проблемы со сном никуда не делись. Я стала замечать, что плохо переношу изменение светового дня: засыпание в ноябре или мае было настоящим квестом. При этом бессонница далеко не всегда была связана с волнением перед важными мероприятиями — иногда я спокойно засыпала перед экзаменами, а в обычные дни могла валяться до трёх-четырёх утра.

За последние пять лет у меня было несколько попыток лечения бессонницы, но со временем я поняла, что моя основная проблема — неверные психологические установки. Во-первых, не хотеть спать — совершенно нормально. Мне не стоит идти на поводу у страха, что я не высплюсь и мне не хватит сил на завтрашний день: порой наш организм лучше нас знает, когда ему нужен отдых, а когда — нет, а при необходимости он возьмёт своё (например, иногда я хорошо сплю в транспорте). Во-вторых, в вопросах сна и здоровья не стоит чересчур сравнивать себя с другими. Со временем я приняла и даже стала шутить, что бессонница — часть меня. Особенности моей нервной системы можно скорректировать, но уж точно не переделать полностью.

В любых негативных ситуациях можно найти что-то положительное. С одной стороны, я восприимчива, легко перевозбуждаюсь и люблю думать о проблемах человечества и распаде Чехословакии в кровати, мешая себе уснуть. С другой — те же самые качества помогают мне не проходить мимо необычных вещей, проявлять любопытство и чуть лучше понимать собеседников, эмоционально вовлекаясь в разговор.

Сейчас я продолжаю работать со специалистом над принятием себя и своей бессонницы. Честный разговор о проблемах со сном помогает мне. Если раньше я стеснялась своего состояния, то сейчас всё моё близкое окружение в курсе, что я могу ни с того ни с сего написать в три ночи, пожаловаться на сон или поддержать разговор по душам. В такие минуты я чувствую себя в окружении близких — думаю, они могут сказать то же самое.

 Мои проблемы со сном начались почти год назад, после расставания с любимым человеком. Сначала бессонница была частью проживания стрессового события. У меня случались нервные срывы в течение дня, после чего я ложилась спать эмоционально вымотанной. В кровати я продолжала анализировать ситуацию с расставанием, искать ответы на вопросы. Обычно я тратила на эту мыслительную жвачку по два-три часа, а затем мне с трудом удавалось заснуть. Впоследствии у меня появилась фоновая тревога в течение дня, из-за которой мне становилось засыпать всё труднее и труднее. Я еле-еле просыпалась из-за усталости, а мой сон сократился до четырёх-пяти часов в сутки.

На третий месяц я обратилась к психотерапевтке — на тот момент мне казалось это крайней мерой. Я проходила курс когнитивно-поведенческой психотерапии и старалась применять техники, которые мне подсказала специалистка, в повседневной жизни. Периодически их приходилось менять, потому что через какое-то время они переставали работать.

Спустя пару месяцев моё состояние снова ухудшилось — у меня начались ночные приступы острой тревожности. Когда я пыталась заставить себя уснуть, я начинала испытывать тревожность, тремор, неконтролируемый поток слёз и приступы удушья. Я лежала на кровати, скрестив руки на груди, и молча лила слёзы, глядя в потолок. Я ощущала состояние безудержного, абсолютного страха. Мне было некомфортно в собственном теле. Я была готова на всё, лишь бы это прекратилось. А это никак не заканчивалось. В какой-то момент я даже задумалась о суициде, потому что не могла находиться в таком состоянии.

Сначала приступы продолжались от пяти до пятнадцати минут, потом их длительность возросла до получаса. Я пыталась заниматься самолечением — принимала валерьянку и другие препараты из фитотерапии, но они мне никак не помогали. Когда мне всё-таки удавалось выйти из состояния тревоги и уснуть, я видела очень тревожные сны. В итоге моя фаза ночного сна сократилась до 2–3 часов, и я практически не отдыхала.

Я долгое время не решалась обратиться к психиатру из-за страха общественного осуждения, особенно со стороны близких. Я надеялась, что всё пройдёт само собой. Однако после очередного приступа я всё же приняла решение пойти к доктору — для меня это было сложным выбором.

Врач диагностировал мне тревожно-депрессивное расстройство и выписал медикаменты. Я стабильно принимаю препараты уже больше месяца — приступы прекратились совсем, я чувствую себя гораздо лучше. Единственное, первое время приходилось привыкать к препаратам: я могла спать по 15 часов, мне было сложно встать утром. Сейчас такой проблемы уже нет.

Мне хочется сказать, что сон столь же важен, как питание. Ни в коем случае нельзя пренебрегать им. И проблемы с засыпанием очень часто свидетельствуют о серьёзных расстройствах как соматического, так и психического характера. Нужно следить за качеством и продолжительностью своего ночного сна и ни в коем случае не запускать проблему. Сейчас я понимаю, что мне стоило обратиться к специалисту гораздо раньше, и я рада, что в конечном итоге сделала это.

 Я спала с мамой до шести лет, а потом появился отчим, и меня отправили в другую комнату. Это было ужасно: я боялась сверхъестественных сил. Не могла уснуть до пяти-шести утра, а когда засыпала, мне снились кошмары. Постепенно я привыкла спать одна, но проблемы со сном никуда не делись.

Когда ещё не было интернета, я смотрела телик, пока все каналы не отключатся — обычно это происходило около четырёх утра. Спала три часа и шла в школу. В двенадцать случилась первая влюблённость и ночные разговоры по телефону вплоть до времени подъёма. Затем появился интернет, и рамки допустимого окончательно перестали существовать — летом я неделями могла засыпать к десяти-одиннадцати утра.

Ночью я в принципе редко чувствую сонливость, зато днём могу проспать сколько угодно, и у меня долго сохраняется инерция сна: можно будить хоть каждый час, я легко засну опять. Когда я слышу советы про режим, мне смешно и грустно. Мне всю жизнь нужно учиться или работать, поэтому чаще всего я встаю в одно и то же время, но проблемы это не решает. На то, чтобы уснуть ночью, мне нужно от часа (если с мелатонином или в хороший период) до трёх часов. В плохие периоды могу ворочаться и пять часов. Это мучительный процесс, и я часто боюсь идти в кровать, но заставляю себя, чтобы не потерять завтрашний день. Я не могу уснуть, если чувствую даже небольшой дискомфорт — сложно засыпаю в гостях и поездках. Малейший шум раздражает меня до трясучки, поэтому я часто сплю с закрытым окном. Но также мне часто становится душно, и приходится открывать, если не получилось уснуть до. Ужасно завидую людям, которые засыпают под кино, подкасты или прямо во время вечеринки. На любом сборище я буду человеком, который пойдёт спать раньше всех, но уснёт последним. Если в комнате есть хотя бы один комар — не усну. Если позволю себе роскошь поспать днём хотя бы час — не усну.

Я обсуждала эту проблему с психотерапевткой. Она озвучила такую мысль: «Пытаться уснуть бессмысленно, у нас нет такого навыка, мы не можем заставить себя уснуть и не виноваты, если не выходит». Идея в том, что нужно идти спать тогда, когда чувствуешь сонливость, в противном случае всё равно ничего не получится. С одной стороны, это помогло мне справиться с тревожностью и чувством вины. Но с другой — теперь я ложусь в три часа ночи, а засыпаю к четырём, хотя до этого режим как-то держался. Видимо, мне всё-таки необходимо себя заставлять.

Но вот что реально полезно — на психотерапии я научилась наблюдать. Оказывается, что всё время оценивать своё состояние как плохое или хорошее не значит «наблюдать», и именно поэтому раньше у меня не получалось медитировать. Сейчас мне проще освобождать голову, переводить фокус на дыхание, замечать тревожность и работать с ней. Соотвественно, проще и засыпать. Не сказать, что я делаю это быстрее, но процесс уже так не пугает.

 В школе я из последних сил старалась учиться на отлично. Из-за огромной нагрузки иногда приходилось делать домашние задания до утра. Думаю, именно тогда начались мои проблемы со сном. Даже если я ложилась спать пораньше, то долго не могла уснуть и часами ворочалась в кровати.

По мере взросления, увеличения стресса и количества проблем состояние моего сна покатилось в пропасть с сумасшедшей скоростью. Помимо бессонницы, мне начали сниться кошмары. Иногда я даже плакала от того, насколько мне страшно было засыпать. Но выбора особенно не было: либо я видела кошмары, либо не спала вообще. Так могло продолжаться неделями. Я попробовала пропить курс магния и мелатонин в таблетках — ничего не помогло.

Я обратилась к психиатру, ситуация стала налаживаться. Однако в тот момент я пережила сильное нервное потрясение, и через некоторое время у меня начались сонные параличи. Мне назначили приём нейролептиков, однако примерно через полтора года лекарство перестало помогать: я вновь начала видеть кошмары, однако теперь не могла проснуться до утра из-за действия лекарств. Позднее мне заменили препарат, и жить стало значительно легче.

Сейчас в моей жизни меньше стресса, однако я всё равно плохо сплю. Когда я принимаю снотворное, не могу проснуться и встать раньше часа дня. Когда не пью, я ненадолго просыпаюсь каждые два часа и засыпаю обратно. Ещё очень хочется спать с началом сумерек — порой я ложусь вздремнуть в шесть вечера на час-полтора, а потом спокойно могу просидеть до утра.

 У меня с детства было мистическое мышление. Родственники были очень суеверны: сколько себя помню, мы всегда стучали по дереву и садились «на дорожку». В такой картине мира удачи и беды зависят исключительно от рвения, с которым ты следуешь ритуалам. Я так любила родных, что читала «Отче наш» до ста раз за каждого члена семьи и не могла остановиться.

Мои проблемы с обсессиями усугубились на первом курсе после экспериментов с наркотическими веществами. В такие минуты я обещала себе, что больше никогда не буду употреблять, лишь бы меня отпустило. Как ни странно, это сработало — однако данное себе обещание я нарушала снова и снова, договариваясь с героями моих суеверий.

Мои трипы закончились, но часть эффектов перетекла в реальную жизнь: я чувствовала щекотку в голове, задыхалась в транспорте и больше не могла нормально спать. На границе бодрствования и сна резко начинала видеть кошмары, в которых находили воплощения все мои суеверия и предрассудки в гипертрофированной форме. Меня захлёстывала волна адреналина, и я подскакивала в постели. Ночь проходила в пяти-шести таких эпизодах, иногда я и вовсе не спала по несколько дней.

Я обратилась за медицинской помощью и вывалила врачу весь свой набор приключений — та без особой уверенности выдала мне таблетки и добавила вполголоса, что надёжнее будет отмолить грехи в церкви. Отмаливать грехи я не стала, а принимать таблетки меня отговорила бабушка.

Моё решение было опрометчивым: я продолжила видеть кошмары ночью, а днём мне мерещились галлюцинации. Однажды после очередного приступа я нашла себя плачущей под столом. Казалось, что у мыслей нет начала и конца, что кто-то кричит на меня. Я не узнавала своё отражение, боялась смотреть вокруг и увидеть что-то, чего не существовало. Было ощущение, что моя личность перестала существовать и я больше никогда не стану собой.

К рассвету я поняла, что хуже быть уже не может, и начала принимать лекарства. Первые дни после приёма прошли очень быстро. Я не испытывала ни радости, ни тревоги, была немного заторможенной, ела с аппетитом и хорошо спала — требовалось буквально 5–8 минут, чтобы уснуть. Через неделю немного привыкла к лекарствам и начала работу над ошибками. Тщательно отслеживая происходящее в своей голове, я давала оценку каждой мысли, каждому тревожному эпизоду и импульсу.

Сейчас, после лечения, я не верю в сверхъестественные силы и буквально одёргиваю себя, когда мне хочется поплевать через плечо. Сажусь на углу стола, не загадываю желаний под бой курантов, не верю в Таро и гороскопы, наступаю на стыки плиток и передаю вещи через порог. А ещё восемь лет я хорошо сплю.

ФОТОГРАФИИ: golubovy — stock.adobe.com (1, 2, 3)