Хороший вопрос«Все офигели от уровня наглости»: Беларуски
о том, почему они вышли протестовать

 Я не могу сказать, что раньше была аполитичной, но была очень лояльной. Никогда не участвовала ни в каких акциях или митингах против власти. И не голосовала, потому что раньше не видела в этом никакого смысла. Сейчас я, как и большинство других беларусов, обратила внимание на какие-то, как вначале казалось, небольшие изменения и стала ежедневно следить за политической обстановкой в стране. При мне никогда не было такой политической активности, как в последние три месяца. Я уже не могу быть равнодушной к тому, что сейчас происходит. Я впервые голосовала на выборах президента, а потом вышла на протест. Если бы допустили всех кандидатов, я голосовала бы за Виктора Бабарико. Но пришлось проголосовать за Светлану Тихановскую, потому что она обещает провести честные выборы. Это то, чего сейчас ждут все протестующие. Сейчас я ежедневно слежу за новостями штабов.

Я вышла на протесты, потому что верю в то, что можно что-то изменить в нашей стране. Меня пугает, что ОМОН делает с людьми: бьют, швыряют людей, кидают шумовые и звуковые гранаты, включают водомёты. Ужасно, что это всё делает Лукашенко руками силовиков — но при этом он утверждает, что у нас «праздничные выборы». От этих слов я испытываю агрессию. Вместе с тем меня вдохновляет, что тысячи беларусов вышли на мирные митинги по всей стране. До этого я сама была на митинге Светланы Тихановской. Это было потрясающе! Очень много людей — когда я увидела это своими глазами, у меня появилась надежда.

 Мне тридцать три года, и я выросла при режиме Александра Лукашенко: когда он пришёл к власти, мне было семь или восемь лет. Меня всю жизнь воспитывали под девизом «не лезь»: наверное, у моих родителей, бабушек и дедушек это осталось из советского прошлого. До этого я однажды ходила на выборы, но, если честно, даже и не вспомню сейчас, за кого тогда голосовала: оппозиции как таковой в стране не было.

В этом году в президентской кампании начали участвовать достойные люди, Виктор Бабарико и Валерий Цепкало. Они умные, они пришли с миром. Они добились в жизни многого, их интересно было слушать. Это люди, которым ты веришь. На мой взгляд, посадить сильных кандидатов было неправильным решением: так бы голоса народа распределились между ними. Каждый из них был достоин. Но когда штабы этих кандидатов объединились, народ сплотился вокруг них. Спасибо Светлане, что она вообще решилась на всё это, — мы увидели, что есть человек, который хочет честных выборов, хоть она и не политик. А это было главным желанием народа: мы не шли с кулаками — мы хотели, чтобы голоса посчитали честно.

Мы ходили голосовать всей семьёй и девятое августа сделали праздником. Мы даже нарядились в национальные цвета, белый и красный. Надели белые ленты. Мы видели урны, которые были заполнены бюллетенями, сложенными гармошкой (Светлана Тихановская и её штаб призывали так поступать, чтобы можно было понять, сколько людей на самом деле за неё проголосовало. — Прим. ред.). Как получилось так, что на большинстве участков 80 процентов проголосовали за Лукашенко? Такого быть не может. В день выборов, когда закрыли участки, мы уехали в соседний город к знакомой. Она и ещё 400 других избирателей Тихановской пришли к участку, где узнали, что за неё якобы проголосовало всего 147 человек. Но там стояло 400! Нам врут не стесняясь.

То, что происходит сейчас в Беларуси, я не могу назвать протестами. Мы вышли, чтобы объединиться, чтобы поддержать друг друга, потому что творится какая-то дичь, по-другому это не назовёшь. Я видела только мирных людей: все спокойно ходят, улыбаются. Никакого негатива не было. Но в людей стреляют, бешеный ОМОН избивает их. Мимо этого невозможно пройти. Теперь, когда я вижу милиционеров в городе, мне хочется плюнуть им в лицо. Возможно, они ни в чём не виноваты, но они на службе у этой власти. Мне не хочется отдавать своего ребёнка в школу к учителям, которые неверно считали голоса. Мы сейчас собираем протоколы со всех участков сами, чтобы научить их считать. Мне не хочется испытывать ненависть, ужасные чувства, я надеюсь, что они утихнут.

На улицы выходят самые разные люди: молодые, взрослые, моего возраста. Есть и совсем пожилые люди, которые просто устали, что их не уважают. Они устали, что государство устроено ради власти одного человека. Мы вчера ездили к родителям и смотрели национальные телеканалы. Там говорят, что на улицы выходят «наркоманы, укуренные и пьяные». Но это не так. Люди знают, кто победил. Беларусы поверили, что могут что-то решать, — и теперь требуют честного подсчёта голосов. Осталось только каким-то образом сделать так, чтобы на нашу сторону перешли военные и милиция. Как этого добиться, я не знаю. Сейчас мне нужно выйти в магазин, а я боюсь это сделать. Людей забирают просто так, это ненормально. По одному ходить в Минске сейчас нельзя, потому что точно заберут.

 Я не могу назвать себя самой активной участницей протеста, я не на  передовой. Но сейчас такая ситуация, что оставаться дома нельзя, быть «вне этого» или «над этим» невозможно. Это неправильно. Я не согласна с тем, что происходит в моей стране, и вместе с тем мне важно быть с людьми — умными, честными и смелыми, которые понимают, что происходит, которые хотят это изменить. Появилась шутка, что каждая беларуска хотя бы раз в жизни должна убежать от омоновца. Я убегала ещё во время предвыборных протестов. Тогда я поняла, что и это нужно уметь делать, теперь я всегда беру с собой рюкзак со всем необходимым — на случай, если задержат. Раньше я, например, не знала, что на протесты нельзя надевать бельё с косточками: заставят снять. Можно только спортивное бельё.

В Беларуси сейчас нет интернета, и это ощущается как информационный вакуум — мы до сих пор не понимаем, есть ли у нас пострадавшие. И вообще какая ситуация, что происходит. Раньше у меня не было такого интереса к политической жизни: было ощущение обречённости. Были какие-то имена на слуху, но чтобы знать всех кандидатов в лицо, знать их биографии — такое случилось только в этом году. Честно говоря, я не знаю, почему так вышло. Наверное, это точка кипения: если раньше на что-то закрывали глаза, теперь так не получится. Эта избирательная кампания значительно уменьшила круг моего общения и список друзей в социальных сетях. Часть знакомых участвовали в концертах «за Беларусь», бывшие коллеги по работе в школе фальсифицировали выборы и открыто признавались в этом. «Ну а чего ты хотела, — написала мне одна знакомая. — Что я могу сделать?» Я понимаю, что с такими людьми я не хочу и не буду общаться.

Вчера я увидела очень неприятную сцену. На площади, где собирались люди, находится детская музыкальная школа. На скамейке сидела женщина, на вид ей около шестидесяти лет. Было видно, что она ждёт ребёнка из музыкальной школы. Рядом прошли силовики в штатском, и они этой милой женщине в платье и шляпке сказали: «Съе***а на **й отсюда, старая, чтобы мы тебя здесь не видели!» Видеть и слышать это было очень грустно. Когда так позволяют себя вести в отношении обычных женщин, которые ждут внуков в центре города, это страшно.

Я не понимаю, как омоновцы могут нападать на случайных прохожих в городе. Я видела, как шёл парень и из машины на него напал ОМОН и начал лупасить его дубинкой по спине, а потом утащил в автозак. Это необъяснимо. Этому омоновцу никто не угрожал, его даже на телефон никто не снимал! А этот парень просто проходил мимо. Я живу в районе, где тоже были протесты. Прошлым вечером тут стреляли — такого я раньше себе и представить не могла. Лежала в комнате и гадала: «Они далеко стреляют или уже где-то рядом?»

Но меня вдохновляют люди, которые выходят на протесты. По Сети гуляют фотографии беларусов, которые протестуют так, чтобы даже машины не помять. Вчера протестующие не сожгли ни одной машины, не разбили витрин. Люди хотят мирных перемен, я очень горжусь за свою страну. Беларуские протестующие такие мирные, что даже баррикады убирают за собой. Мы не хотим драться и убивать, мы просто хотим перемен. Страна за двадцать шесть лет заслужила, чтобы с её мнением считались.

Я не могла не пойти и не проголосовать. Я голосовала за Тихановскую. Светлана говорила о том, что она не политик и всё, чего она добивалась, — честных выборов. Чтобы можно было выпустить политзаключённых и чтобы они смогли принять участие в кампании. Поэтому я её поддержала. Светлана — пример всепоглощающей любви. Её мужа посадили, а ей самой и её детям угрожали — но она всё равно пошла до конца, чтобы в стране было по-другому. Я надеялась, что проведут честные, настоящие выборы. Бывает ведь так, что когда ты голосуешь, твой голос засчитывают. Если бы остались все заявленные кандидаты, я бы, наверное, голосовала за Виктора Бабарико. Теперь это всё, конечно, осталось только в теории.

Сейчас весь мир поддерживает Беларусь. Пять лет назад мы болели за Украину, тоже писали «держитесь, мы с вами». Но тогда мы и представить не могли, что пройдёт какое-то время и такая поддержка понадобится нам. Когда видишь, что миру не всё равно, это очень трогает.

 Я всегда следила за политикой в Беларуси, потому что родители всё время активно её обсуждали. Когда были выборы в 2001 году, как и все подростки, мы клеили наклейки про Лукашенко, баллончиками писали лозунги. После выборов в 2006 году я впервые участвовала в так называемой «площади». Это был митинг с палатками, который продержался четыре дня на центральной Октябрьской площади. Потом их снесли бульдозерами. Я непосредственно участвовала в этом протесте и простояла всю ночь, несмотря на минусовую температуру. Потом я разочаровалась в этом — я не думала, что мой голос сможет что-то поменять. В 2015 году не было оппозиционного кандидата: выборы прошли как-то спокойно, но отчаяние всё же чувствовалось.

Сначала я и за этой кампанией тоже не следила — мне казалось, что всё повторится и мы будем дальше жить так, как и жили. Но в какой-то момент среди кандидатов появился Виктор Бабарико — очень интересный человек, мне он импонирует. Моментально со всех сторон у моих знакомых появился интерес к выборам, многие оставляли свои подписи за него. Когда их собирали, очереди из желающих растягивались на километры. Многие писали о нём в социальных сетях. Если бы допустили всех кандидатов, то я бы за него и голосовала. Бабарико поддерживал интересные культурные инициативы, которые возрождали Беларусь. Он, например, издал на беларуском языке пятитомник сочинений нашей нобелевской лауреатки Светланы Алексиевич. Думаю, что и его участие в президентской кампании было продиктовано не жаждой наживы, а желанием покончить с диктатурой. Но в итоге я голосовала за Тихановскую. Штаб Виктора Бабарико состоял из очень профессиональных людей, они очень ярко выступали и объясняли, что нужно делать, если права избирателей нарушаются. Это первый раз на моей памяти, когда политическая кампания проходила так ярко, профессионально и юридически подкованно.

На протесты я вышла, потому что меня достала ситуация в стране. У меня есть дочь, и я непосредственно соприкасаюсь с некоторыми институциями. Например, я недовольна системой образования. Моя дочь переходит в четвёртый класс, но у неё уже пропал интерес к учёбе — а у учителей нет желания работать за такие маленькие деньги. Меня волнует и система здравоохранения. Там тоже очень маленькие зарплаты, у людей нет мотивации, а у врачей — желания вникать в суть проблемы пациента. Последний раз педиатр провёл приём у нас дома за минуту, потому что она спешила к другим пациентам. Выписываются стандартные рекомендации, никакого индивидуального подхода. Моя бабушка не вылезает из очередей в поликлиниках, потому что всё организовано очень старыми, советскими методами. У нас невозможно вести нормально бизнес, но если я продолжу перечислять, чем ещё недовольна, то ответ получится очень большим. Я протестую по обдуманным причинам, я вижу недостатки в каждой сфере. И это не просто недовольство — это вещи, которые касаются меня и моей жизни.

В день голосования все люди, которых я видела на избирательных участках, были с белыми ленточками. Бюллетени складывались гармошками. Но когда вывешивались предварительные результаты, то везде выигрывал Лукашенко с большим отрывом. Это абсолютная неправда. Люди не выдержали такой наглости и вышли на протесты. Когда поздним вечером Лидия Ермошина (председательница ЦИК Беларуси. — Прим. ред.) объявила о победе Лукашенко, все офигели от уровня наглости. Они даже не могли подумать, что надо цифры снизить для правдоподобности.

В самом начале протеста в Минске люди стали собираться у стелы. Я пришла рано и попала в первые ряды, толпа тогда была ещё не очень большой. Я стояла очень близко к ОМОНу и автозаку. Люди спокойно стояли и скандировали «Жыве Беларусь», «Уходи» и «Милиция с народом». ОМОН начал взрывать светошумовые гранаты — я даже записала тогда видео о том, как близко к людям они это делали. В момент взрыва люди начинали убегать, но потом понимали, что зря боялись — и кричали друг другу: «Остановитесь! Возвращаемся!» Было очень страшно, но каждую секунду я напоминала себе: «Не бойся. Если ты уйдёшь, если все уйдут, то Лукашенко останется у власти». Мне было страшно, но я не уходила.

При этом я видела много хорошего. Люди, которые шли рядом все эти два дня, невероятные. Я видела даже беременную женщину, людей с детьми. Рядом шли пожилые люди, они шли под руку. Я видела и людей, которые работают на заводах, а они традиционно считаются электоратом Лукашенко. Это значит, что в протестах участвуют самые обычные беларусы, которые недовольны отсутствием демократии. Я не видела никакой агрессии, многие несли плакаты с надписями о том, что они не хотят ни с кем драться.

Самый эмоциональный момент — это, наверное, смех людей. Все друг друга приободряли, было сильное чувство единства. Всё это стало возможным именно сейчас, потому что появился сильный кандидат, человек, который просто обещает провести честные выборы. Мы хотим быть свободной страной, налаживать контакты с соседними странами. Мы хотим использовать все возможности: беспрепятственно путешествовать, выражать своё мнение, надевать одежду, которую мы хотим носить. Мы хотим мирно выражать свои взгляды — и мы хотим знать, что нас услышат, а не посадят. Возможно, ситуацию усугубил коронавирус. В какой-то момент власти просто перестали давать правдивую информацию об эпидемии.

 В истории независимой Беларуси для многих, кто хотя бы немного интересуется политикой, есть водораздел — жизнь до «Плошчы-2010» («площади». — Прим. ред.) и после неё. Тогда жёстко разогнали несогласных с итогами выборов, кандидаты на пост президента оказались в тюрьме, многие протестанты были осуждены на годы колонии. После беларусы будто впали в депрессию — казалось, ничего не изменить. На каждого несогласного найдётся ОМОН, нас мало, и мы раздавлены.

Тогда мне было восемнадцать лет, я уже понимала, что обязательно проголосую — и, конечно, не за Лукашенко. Уже в восемнадцать, не зная всей истории оппозиционного движения, а такое в школе не преподавали на уроках истории, я чётко ощущала, что человек, который не знает беларуский язык, использует его в негативном контексте, душит предпринимателей, отрекается от национальной символики, пренебрежительно высказывается о народе и душит любых потенциальных конкурентов и несогласных, не может быть президентом страны.

Тогда я побыла на «Плошчы» недолго: я была бедной студенткой журфака, в осенних сапогах (на зимние тогда не было денег), а мороз в декабре был лютый. Вот эта бедность, думаю, уберегла меня от замеса. Некоторые мои однокурсники отсидели сутки, пропуская экзамены. Но уже в 2011 году, когда начались молчаливые революции с хлопаньем в ладоши, я уже активно выходила на улицу. В 2015 году выборы прошли практически мимо меня, тогда были зарегистрированы сплошные никому не интересные кандидаты-спойлеры. По-моему, я поставила галочку «против всех», чтобы не подарить свой голос кому-то ещё, и обо всём забыла на пять лет.

В этом году для меня, как и для многих беларусов, всё изменилось с момента объявления о выдвижении кандидатами в президенты интересных, сильных личностей — в частности, банкира и мецената Виктора Бабарико и бывшего руководителя Парка высоких технологий Валерия Цепкало. Виктора и его семью я вообще знала давно — я играю в театре и люблю его, а Белгазпромбанк, который он возглавлял, помог организовывать в республике крутейший форум театрального искусства «Теарт». Ещё он возвращал на родину картины наших замечательных художников: Шагала, Сутина. Его сын Эдуард руководил краудфандинговой платформой «Улей», которая помогала собирать деньги на разные движухи: фестивали, издательство книг. А позднее он с командой запустил MolaMolа, где собирали деньги нуждающимся, в том числе на штрафы осуждённым и помощь медикам во время пандемии.

В общем, я поняла, что таким людям грех не помочь. Подумала, взвесила возможности и вступила в инициативную группу для сбора подписей. Для регистрации кандидатом у нас надо собрать 100 тысяч, мы же на энтузиазме, объединённые для этой цели за пару дней через гугл-форму собрали более 400 тысяч. Многие беларусы специально брали отпуск и собирали их на пикетах и по домам ежедневно, ставя личные рекорды — тысяча подписей из одних рук и больше. Впрочем, делать это в этом году было не очень сложно. На сборах подписей я натирала мозоли на пальцах — так много было желающих расписаться за альтернативного кандидата.

Я до последнего верила, что Виктора зарегистрируют, даже когда его задержали. Суда ещё не было, не было приговора, но для ЦИК это не было важным: Виктор — уже преступник. Когда его и Валерия Цепкало не зарегистрировали, я впервые за долгое время плакала. Я чувствовала очередное предательство со стороны государства, как будто мне поставили подножку. Оно постоянно призывало нас соблюдать законы, но само в который раз плевало на них. В итоге на этих выборах я отдала свой голос Светлане Тихановской. Благодаря поддержке женщин из штабов незарегистрированных кандидатов, Марии Колесниковой и Вероники Цепкало, получилась сильная команда с образованными людьми, юристами, программистами. Их объединение снова вселило хоть какую-то надежду. И то, как их радушно, массово встречали на митингах по всей Беларуси, безусловно, вдохновляло.

На протесты я вышла из-за беззакония, которое творилось ещё до выборов: то, как у Светланы Тихановской отбирали площадки для выступлений, срывали разрешённые изначально митинги в последний момент, как людей задерживали прямо из очередей в магазин с национальной символикой или из очереди с жалобой в ЦИК, КГБ. То, что независимых наблюдателей не пускали на участки для голосования, а до этого не включили в комиссии для подсчёта голосов. Мой муж зарегистрировался независимым наблюдателем и уже в первый день «досрочки» фиксировал завышение явки избирателей в два раза, а потом и в три. В день самих выборов мы пришли на наш участок, чтобы дождаться вместе с сотней соседей итоговый протокол с цифрами, и против нас вызвали ОМОН, который под угрозой задержания выгнал нас с территории школы вместе с наблюдателями. Это было сделано, чтобы члены избирательной комиссии могли сбежать оттуда, не встретившись с избирателями. Так происходило по всей стране.

Пока мы ждали итоговых официальных цифр, государственный экзитпол уже сообщил, что у Лукашенко почти 80 процентов всех голосов. Мы знали, что, по мнению власти, мы опять проиграли. Но теперь в это уже не захотел поверить никто — потому что мы сами видели, как всё фальсифицируется, как люди поддерживают альтернативных кандидатов. Поверить в эти 80 процентов после стольких нарушений было невозможно.

Я не ожидала, что против беззащитной толпы сразу пустят в ход светошумовые гранаты, водомёты, резиновые пули. Я не верила, что нахожусь в Беларуси, где люди всегда были очень мирные. Это даже поётся в нашем гимне. Мы пытались действовать законно, с улыбкой, как мы делали это всё время кампании. Меня, если честно, колотило от того, что в ответ на крики «Жыве Беларусь» я слышала раскаты взрывов. Мы довольно быстро убежали из эпицентра, потому что началась зачистка. Кого догоняли, тут же избивали дубинками. Узнать, что происходит где-то ещё в городе, было нереально: мобильный интернет вырубили. Только ночью, добравшись до домашнего, мы увидели шокирующие кадры с ранеными. С парнем, которого сбил автозак. Я знаю, что люди, которые любят смотреть государственное телевидение, будут оправдывать и это. Но я не могла и не могу оправдать насилие по отношению к безоружным людям, которые просто просят честных выборов. Да хотя бы показать нам все протоколы на наших участках.

Десятого числа я увидела на улицах таких злых беларусов, которых не видела никогда. Они строили баррикады, чего никогда не делали. Пытались координироваться, перекрывать дорогу. Пролитая кровь, скотское отношение во время пандемии коронавируса и на протяжении всех двадцати шести лет правления Лукашенко разбудили зарытую где-то в глубине злость и желание сражаться за свои права. Как говорит моя бывшая коллега, оставляя дома дочку и собираясь на митинг, как бы страшно ни было, ещё пять лет с Лукашенко страшнее. Терпеть больше нельзя.

Беларусы в эту кампанию очень солидарны. Мы быстро собираем деньги всем осуждённым. Двум диджеям, которые на импровизированном митинге в поддержку Светланы Тихановской включили «Перемен!» Виктора Цоя, беларусы очень быстро собрали 30 тысяч долларов. Эти деньги понадобятся им, потому что, скорее всего, они потеряют работу за свою позицию. То же я наблюдаю и на митингах. Люди пускают к себе в квартиры и поят чаем убегающих от ОМОН или вставляют в двери подъездов пустые пластиковые бутылки, чтобы отступающие там спрятались. В отсутствие интернета, когда невозможно вызвать такси домой и нельзя доехать на метро, обычные беларусы садятся ночью за руль и развозят возвращающихся с митинга. Вокруг звучит куча патриотичных песен, много национальной символики, народного креатива, неравнодушных высказываний медиатусовки и культурных деятелей. Это очень поддерживает.

фотографии: Getty Images, Александр Шелегов / Страна для жизни / ВКонтакте