Хороший вопрос«Твоя матка пахнет табаком»: Женщины
о травмирующих высказываниях врачей

 У меня с детства наследственная близорукость — проблема, которая, наверное, есть сейчас у каждого второго. Но в школе мне два раза не повезло с врачами, и этого оказалось достаточно, чтобы я надолго перестала чувствовать себя полноценным человеком. Это случилось в далёком 2002 году. В тот день, казалось бы, обычная школьная диспансеризация закончилась тяжёлой психологической травмой, от последствий которой я относительно избавилась только во взрослом возрасте (сейчас мне двадцать восемь). Это было в пятом классе: к нам пришли врачи, чтобы провести медосмотр. Офтальмолог на приёме впервые выявил у меня близорукость и, видимо, решил пошутить на эту тему. Медосмотр проходил в спортивном зале, куда мы пришли всем классом и показывались врачам по очереди. Врач пошутил, назвав меня «слепой курочкой», когда я не смогла прочитать четыре нижние строчки таблицы. Учительница смеётся. Дети смеются. Только мне было совсем не смешно. Я пыталась что-то ответить тоненьким голоском, на что врач сказал, мол, сама виновата, что у тебя такое зрение.

«Так что же тебя так запустили родители, ты, наверное, сиротка детдомовская?» Слёзы ручьями и оглушительный хохот всего класса. Как такое могло произойти? У меня хорошая семья, моя мама вложила в меня всё, жертвуя ради меня своей карьерой и частью жизни, и тут меня называют сироткой. Ситуация повторилась в восьмом классе, когда у меня уже был сильный страх перед офтальмологами. Обычный медосмотр в поликлинике, на который мне было страшно идти. «Ты ослепнешь, ты будешь ходить с белой тростью, тебя собьёт машина, и ты будешь инвалидкой, ты сослепу взорвёшь в доме газ и убьёшь стариков, детей… Убийца!» — это реальные слова, которые услышала от врача. Я не понимала, почему это происходит со мной. Почему я сталкиваюсь с такой агрессией. Я всегда вела себя адекватно, училась почти на отлично и не имела проблем с поведением в школе. Ни один из этих врачей не понёс наказания, не извинился за грубые слова. Тогда не было принято жаловаться, писать электронные обращения. Тогда не было социальных сетей, где такие вещи можно было предать огласке. Тогда было принято молчать, что мы и сделали.

Я не ослепла до сих пор, и у меня «всего» минус три. Теперь друзья смеются надо мной, когда я говорю, что у меня ужасно плохое зрение. Но я редко кому рассказывала, что для того, чтобы почувствовать себя полноценной после той психологической травмы, мне пришлось проделать путь длиной в семнадцать лет. Я годами винила в случившемся себя, считая, что на осмотре вела себя неправильно и спровоцировала врача. Но ребёнок по определению не может спровоцировать врача на такую агрессию. Наконец, я просто приняла эту психологическую травму как часть себя и жила с ней годами. Окончила МГУ с красным дипломом и магистратуру во Франции, выучила несколько иностранных языков, выбрала профессию. А в двадцать семь лет я наконец дошла до психолога. Мне хотелось избежать излишнего приёма таблеток, и к счастью, я нашла подходящего специалиста, который всего за два сеанса с помощью длительной беседы и разбора накопившихся годами переживаний снял моё состояние. Этого оказалось достаточно для того, чтобы я нашла в себе силы посетить офтальмолога и пройти полноценное обследование. К слову, с офтальмологом мне тоже повезло. На меня больше никто не кричал, меня больше не унижали, и надо мной больше никто не смеялся.

После посещения психолога и окулиста свою травму я «закрыла», как сейчас модно говорить. Я больше не та беззащитная заплаканная тринадцатилетняя девочка, которую растаптывали в кабинете, я стала сильнее. Конечно, флешбэки иногда возникают, но они скорее проявляются в попытках ответить на вопросы прошлого, а не в попытках испытывать комплексы в настоящем. Почему ко мне так отнеслись? Почему мне не попались хорошие врачи? Почему я столько лет молчала и мне было стыдно говорить о своей проблеме? Почему такие проблемы обесцениваются нашим обществом и люди остаются в итоге с ними один на один? Это те вопросы, на которые я никогда не смогу дать ответ. Но главный вопрос — почему в нашем обществе считается нормальным такое отношение к людям? Перед посещением психолога я написала о своей истории в соцсетях. Мне захотелось рассказать всем о том, с чем я столкнулась в детстве. На удивление мне стали писать друзья с аналогичными проблемами. Написала одна девушка, которую ругали и упрекали родители за то, что у неё стало падать зрение и ей пришлось покупать очки, написал один знакомый, как ему тоже попался бестактный врач. И я поняла, что я не одна. И теперь, справившись со своей проблемой, я даже готова помогать другим людям, оказавшимся в аналогичной ситуации, которым не к кому пойти, рассказать, которые боятся, что их проблема будет обесценена.

 В школе нас любили отправлять на обязательную диспансеризацию — поход в районную поликлинику ко всем врачам. Как и любые школьники, мы с подругами относились к этому дню с большой иронией — коллективный поход по врачам со всем классом и стаканчиком мочи не мог не вызывать улыбку. Этот день, наверное, мне бы ничем особенным не запомнился, не скажи зубной врач мне одну вещь, которая меня задела.

С детства у меня была щербинка между верхними зубами (я всегда считала, что это как у Мадонны и Аллы Пугачевой и это к счастью). Родители не настаивали на брекетах, а наш семейный зубной врач всегда хвалила меня за хорошие дёсны и зубы. К моему большому удивлению, районный зубной врач, которая никогда бы меня больше не увидела, посчитала нужным сказать мне: «У тебя зубы как у Бабы-яги». Я удивилась хамству и наглости — а моё настроение было испорчено на весь день.

Я помню, что после этого похода я все старшие классы не любила фотографироваться с «зубной» улыбкой. Я и сейчас, уже после брекетов, которые поставила в более сознательном возрасте — в двадцать лет по предписанию врача (чтобы зубы из-за промежутков не стали выпадать раньше времени), — очень редко улыбаюсь своим идеальным прикусом.

Как и любой человек, который носил брекеты, первым делом я обращаю внимание на зубы своего собеседника, но я никогда не позволю себе высказываться об эстетике зубов, потому что это выбор каждого. И если честно, щербинка очень привлекательна (вспомним Джорджию Мэй Джаггер и Линдси Уиксон). Что я могу сказать о районном враче? Наверное, у неё в этот день было очень плохое настроение, а возможно, она просто никогда не видела такую большую щёлочку между зубами. А может, её просто достали школьники и их зубы? Надеюсь, что она потом нашла себе профессию по душе, где ей не хотелось бы говорить гадости.

 В этом году я пришла на приём к гинекологу в одной известной платной клинике, чтобы продлить направление, выданное моим лечащим врачом (в тот момент она была в отпуске). В кабинете врач стала задавать мне вопросы о моём диагнозе, и я предложила ей заглянуть в мою карту, в которой была подробно описана клиническая картина и вклеены все направления. Видимо, это ей не очень понравилось, и она продолжила спрашивать меня о симптомах. В какой-то момент я сказала, что перед месячными у меня бывают проблемы с памятью и становится трудно мыслить, на что врач бросила: «Может, у вас рак мозга?» Эта ситуация привела меня в шок. Мне показалось, что это была своего рода пассивная агрессия, и я просто хмыкнула в ответ, но уже потом поняла, насколько это ужасно.

Конечно, умом я понимала, что её слова никакая не правда, к тому же тогда я усиленно работала с психологом. И, как мне кажется, именно трёхлетний стаж терапии спас меня от психологической травмы, иначе я просто впала бы в панику. Я всегда доверяю врачам — особенно такой деликатной профессии, как гинеколог, — и совсем не хочется, чтобы в тяжёлые моменты жизни они бросали кому-то, что у них «рак мозга», и подрывали веру во всех врачей. 

 В 1992 году я поняла, что беременна, и была счастлива, узнав об этом. Через некоторое время я почувствовала недомогание и решила срочно обратиться к специалисту. Я остановила свой выбор на разрекламированной платной клинике. Я знала, что за все услуги придётся платить, но решила не экономить и выбрала в качестве лечащего врача профессора с большим стажем работы. На приёме я объяснила свои ощущения и после осмотра спросила, что мне теперь делать и какое он назначит лечение. Ответ был кратким: «Сделаете аборт, а потом будем думать». Я пробкой вылетела из его кабинета. И уже по дороге домой плакала от обиды. Я очень рада тому, что впоследствии смогла найти в себе силы не слушать этого «специалиста». Долгие годы при мысли об этой встрече меня трясло.

Сейчас я уже могу рассказать об этом, потому что прошло почти тридцать лет и ощущения сгладились. Но травма осталась — все мои походы к врачам-гинекологам сопряжены с большим стрессом. Я очень надеюсь, что мой рассказ поможет кому-то вовремя сказать нет такому врачу и не позволить ему нанести моральную травму. Почему врачи позволяют себе такие высказывания? Уверена, что многое зависит от воспитания человека, от его самосознания и самооценки. Думаю, что профессиональный врач отдаёт отчёт своим действиям и словам, понимает, как он может повлиять на жизнь своего пациента. Но, к сожалению, встречаются и такие примеры.

 Это произошло на моих первых родах, хотя, можно сказать, ситуация началась со второй недели беременности, когда я вставала на учёт. Врач спросила, курю ли я — на тот момент я уже пару недель как бросила и спросила, можно ли считать меня некурящей. Врач ответила отказом — так в истории беременности появилась запись о том, что я курю. С таким заключением я приехала на роды — по схваткам, как все, — но сложилась довольно типичная ситуация, когда ребёнок перевернулся и обмотался пуповиной, и чтобы он не задохнулся, меня направили на экстренное кесарево. Увидев запись в истории, врачи решили, что я курящая беременная и что именно этот факт и привёл к экстренным родам. Я попыталась объяснить, что не курю, — но они не верили и вдобавок ко всему стали искать во мне другие признаки «неблагополучности»: начали докапываться до татуировок, спрашивать об их значении и цели. В процессе операции — а мне к тому же не хватило анестезии, так что я рыдала от боли, — они принялись накалять градус происходящего упрёками и возгласами о том, что же я наделала. Я помню, как анестезиолог просил их перестать, но его просьбы не подействовали, и, сделав разрез на животе, операционная бригада принялась восклицать, что мои внутренние органы пахнут табаком. К нам прислали завотделением, и молодой хирург стал рассказывать, какая я конченая и неблагополучная, курю во время беременности, вся в наколках и ещё и рыдаю, так что, скорее всего, у меня психические проблемы. А затем указал на мой живот, заявив, что я пахну как вода из пепельницы. Я, разумеется, рыдала от боли и осознания того, что я якобы погубила ребёнка. Уже позже выяснилось, что с ним всё в полном порядке, и сейчас он здоровый четырёхлетний парень.

Когда меня зашивал хирург, за работой наблюдала завотделением. Она подошла ко мне, рыдающей, и холодно глядя в глаза, сказала: «Если бы вы могли встать, я бы попросила, чтобы вы встали. А пока лежите и повторяйте за мной: „Я клянусь больше никогда не курить“». В конце она окинула меня оценивающим взглядом — я была с разрезанным животом и без одежды — и добавила: «Не курите. Вы красивая женщина, а значит, придёте рожать ещё». Занавес. Я думала, что на этом кошмар закончился, но нет — меня перевели в палату, а ребёнка планово увезли в больницу, чтобы исключить пневмонию. И тут ко мне в палату заходит неонатолог и тоже принимается читать лекцию о моей «неблагополучности», а затем просит встать и повторить, что я обязуюсь больше никогда не курить. Напомню, что я лежала со свежей раной на утке, так что ни о каких подъёмах не было и речи. Видимо, это какая-то традиция.

Из-за произошедшего я ввалилась в жуткую постродовую депрессию, потратила четыре года на дорогую психотерапию и, можно сказать, полностью упустила дебют материнства. Всё, что я чувствовала первые три года жизни своего долгожданного первенца, — это смесь чувства вины и стыда. Я думала, что моя жизнь потрачена зря, а дети приносят только боль — сейчас мне очень стыдно за это перед первым ребёнком. Я запорола грудное вскармливание — из-за стресса у меня пропало молоко, — а ещё заработала обострение рассеянного склероза и ослепла на правый глаз. А слова о том, что моя матка пахнет табаком, кажется, засели в моей голове на всю жизнь. Как ни странно, отпустило только после рождения второго ребёнка — у меня случился какой-то родительский дзен, я сошла с антидепрессантов, и стало хорошо. 

ФОТОГРАФИИ:  joneyut — stock.adobe.com, Николай Григорьев — stock.adobe.com, tarapatta — stock.adobe.com