Хороший вопрос«Когда всем за тебя стыдно»: Разные люди о том, зачем они придумали себе псевдоним

 У меня всегда было желание выступать на сцене, но как травести-артист я начал выступать достаточно поздно — мне было уже двадцать пять лет. Так сложилось, что это стало моей работой, которая приносит мне деньги. Псевдоним я придумал сам. Изначально я хотел назваться Моникой, потому что мне очень хотелось походить на Монику Беллуччи, но моя подруга как-то сказала, что это это имя для меня простовато, а вот имя Мона — смачное и страстное, короче, самое то. «Пепперони» я добавил сам: мне хотелось создать образ забавным, смешным, но в то же время эмоциональным. Я ещё придумал себе слоган для выступлений: «Жгучая итальянская женщина с лёгким французским акцентом». Многие не приняли этот псевдоним. Кто-то говорил, что его слишком сложно запомнить, другим он казался просто глупым, но я продолжал настаивать, потому что он очень мне нравился. В итоге я слился со своим образом и псевдонимом. Я не могу сказать, что есть сильные различия между Моной и Гришей. Для меня это одно. Мона откровеннее, смелее на сцене, но это ещё обусловлено образом и характером работы. Если меня кто-то назовёт Моной, когда я не в образе, или Гришей, когда я в образе, я не удивлюсь. Сам псевдоним не рождает какое-то новое воплощение меня. Скорее открывает новую грань. Может быть, добавляет новые краски, но это моя личность.

Сейчас я уже настолько свыкся со своим образом, что мне безразлично, как меня называют. Не могу сказать, что псевдоним мне как-то помог, наоборот, мне приходилось очень долго его отстаивать, но зато в итоге мой образ на сцене сложился именно с этим именем, и я бы не согласился его поменять.

 Я татуирую с 2013 года. У всех татуировщиков есть псевдонимы. Свой я выбрала в четыре года, сама того не зная. Я рисовала, кажется, с самого рождения, но только в четыре года начала подписывать свои работы и постоянно писала своё имя неправильно. Я меняла местами буквы или зеркалила их. Одну из своих первых картинок я подписала так — «Даша Ебалотная». Я ещё не знала матерных слов, мне было негде их услышать. Я не подозревала, что сделала что-то не так, но родители решили сохранить тот рисунок. Несколько лет назад я нашла его и долго смеялась. Решила, что это очень подходит тематически моим работам, потому что вдохновение и многие сюжеты я черпаю из детства. В то же время я люблю провокационные картинки, которые люди не ожидают увидеть в формате татуировок, поэтому это было полное попадание.

Мой псевдоним помог собрать аудиторию, которая готова воспринимать мои приколы. Недавно я пришла работать в студию, которая не приемлет мат и вообще представляет собой апофеоз гармонии и оптимизма. Мне сразу же предложили поменять псевдоним, обосновывая это тем, что он слишком длинный и непонятный. Но я думаю, что это всё-таки было лукавством. Больше я в такие ситуации не попадала. Иностранцы в большинстве случаев думают, что это моя настоящая фамилия. Я ощущаю это имя островком свободы. Мне очень нравится идея, что если кто-то серьёзный в официальном месте захочет произнести это вслух, скорее всего, ему не позволят этого сделать. До сих пор ребята в моей студии, упоминая меня где-то в постах, пишут просто «Даша». Это приятное чувство, когда всем за тебя немного стыдно.

 Мне было пятнадцать лет, и у меня была большая районная компания друзей-выпивох, которые каждый день тусовались на районе. Мы в шутку назывались «ОПГ138». К нам постоянно прибивались разные ребята. На очередном сабантуе мы познакомились с чуваком по имени Ваня Совок. В тот вечер я ушла домой пораньше. Видимо, я очень понравилась тому парню, он всю ночь спрашивал у моих друзей: «Где Марина?» Никто долго не мог понять, что за Марина. Оказалось, что он искал меня. Ну и на следующий вечер мы в компании решили, что Маша — это когда я приличная девочка, учащаяся в школе. А Марина — моё альтер эго, бунтующая и выпивающая. Маше утром стыдно за Марину. В контакте я поменяла имя на «Маша можно Марина».

В какой-то момент поведение Марины стало мешать Маше готовиться к поступлению в универ. И тогда я придумала ник «masha_vs_marina». У меня всё ещё такой контакт, почта и инстаграм. Я не ожидала, что этот ник так ко мне прицепится. Все друзья уточняют про меня, когда непонятно про какую Машу идёт речь: «Маша, которая Марина?» Короче, даже новые люди в моей жизни подхватывают очень легко этот ник. Притом что с той старой компанией, где этот псевдоним был придуман, я не общаюсь уже около восьми лет. Некоторые думают, что Ма́рина — это моя фамилия. Новые люди, которые меня нашли в соцсетях, всё ещё уточняют, как ко мне обращаться: Маша или Марина? В работе тоже полный раздрай: меня подписывают в титрах «Маша Омельченко», «Маша Тузикова» (девичья фамилия матери героини. — Прим. ред.) и «Маша Марина». Из-за этой путаницы меня иногда не пускают на съёмочные локации, когда заказывают пропуск.

 Всё началось с локального городского форума. У меня там был ник braza. Почему уже не помню, возможно, это было как-то связано с «Бивисом и Баттхедом» или чем-то таким. Короче, обычный дурацкий ник. Потом друзья стали называть меня Бразой уже и вне форума. Некоторые называют так до сих пор. Когда появилась сеть «ВКонтакте», я не хотел указывать там настоящие данные — не хотелось особо связываться с бывшими одноклассниками или коллегами. Так что назвался Бразой и там. А уже позже придумал, как прикольно переделать это имя. Некоторые сейчас думают, что Образина — это моя настоящая фамилия, но нет. «Образина» не значит ничего, просто прикольное панковское слово. Когда делал вэнити-сёрчи, обнаружил, что так ругаются разные политизированные ребята — причём и либералы, и охранители. Нахожу это забавным.

Образиной подписываюсь во всех музыкальных делах. В этой сфере Антона с настоящей фамилией просто не существует, разве что где-то бывает надо назвать паспортные данные — например, подписать договор или купить билеты на поезд. Как немузыкальный журналист подписываюсь настоящей фамилией. Но это уже совсем другие дела, не хотел бы, чтобы я-персонаж пересекался со мной-работником, потому что под именем Образины я позволяю себе гораздо больше и это часто на грани фола.

 Родители хотели назвать меня Мишей Соколовым, но я родилась девочкой, и меня назвали в честь героини сказки «Морозко». Никто не задумывался, что имя Анастасия станет таким популярным. Всю мою жизнь меня доставало то, что, во-первых, очень популярное имя и, во-вторых, популярная фамилия. На всех курсах и кружках было пять Насть и иногда два-три человека с фамилией Соколов или Соколова. В университете я всегда подписывалась «Н. Соколова», из-за чего мою работу часто путали с работой однокурсника.

Я всегда ненавидела своё полное имя, прямо до тошноты. Все производные Настюши и Настасьи мне тоже не нравились. Единственное, что я принимала: Анастасия Сергеевна — для людей, с которыми я выпиваю, и Настя. Довольно долго думала о том, чтобы взять мамину фамилию. Хотелось, чтобы моё имя запоминалось и не терялось, учитывая, что моих однофамильцев в медиа очень много. Я всегда настаивала на том, чтобы меня подписывали сокращённым именем Настя. Как-то раз оператор, с которым я работаю, имеющий привычку коверкать слова, обратился ко мне словом «Насто». В украинском языке, кстати, есть звательный падеж. И я подумала, что это прикольная форма моего имени и она мне нравится. Сейчас я часто представляюсь не Настей, а Насто. Многие вообще не понимают почему, хотя я просто поменяла одну букву. Моя мама сначала сильно переживала, что это средний род, но успокоилась, когда я спросила её: «Мам, а Марго — это средний род?» К тому же имя быстро прижилось. Теперь, когда я прихожу в новую компанию, представляюсь Насто, и меня сразу запоминают: «А, это кто-то с очень странным сочетанием букв вместо имени». Очень удобно.

 Псевдоним «Иван Синергиев» мы придумали осенью 2010 года, когда в «Коммерсанте» началось бурное развитие интернета. Всё это тогда называлось красивым словом «Синергия». Мы публиковали много скороспелых заметок, которые нужно было как-то подписывать, какие-то из них я делал своими руками. Тогда мы стали подписывать их «Иваном Синергиевым». Потом «Иван Синергиев» стал коллективным псевдонимом сотрудников отдела политики. Мы стали использовать его в тех случаях, когда текст делался силами редакции или над ним работало шесть-семь авторов, имена которых невозможно было вместить в подпись.

 Вообще-то в детстве батя перепутал моё имя в паспортном столе, когда ходил за свидетельством. Он сначала решил назвать меня в честь шоколадки (угадайте, какой). Принёс её в роддом, показал маме. «Так и назовём», — сказал. Ну, решили и решили, а когда он пришёл забирать документы, ему сказали, что нет такого имени, и записали другое. Похожее (угадайте какое). Первые четырнадцать лет я была двумя людьми: именем из свидетельства меня называли малознакомые и неприятные люди, а именем с шоколадки — все остальные.

Сколько я жила, столько мечтала, что имя это поменяю, чтобы больше никто не путался. Когда мне выдали паспорт, действительно поменяла его. Друзей у меня тогда было маловато, но как-то на заре интернета я оказалась в одном чате, где было много разных людей — тогда я придумала себе ник. Он был довольно длинный, а заканчивался на «-kid». Ребята из этого чата стали моими настоящими друзьями, они первые и стали меня так называть. Мне было лет пятнадцать тогда. Сейчас мне двадцать пять, а зовут меня так же.

Я думаю, что есть двое: Кит и ещё один человек внутри меня, которого зовут моим настоящим именем. Мне определённо больше нравится Кит — я иногда чувствую, как на сочетание этих звуков во мне отзывается что-то, что я считаю собой, а во втором случае — многое из того, что мне не по душе. Если подумать, настоящим именем меня теперь назовут только родители, полиция или те, кого интересуют мои документы — а это, скорее всего, не мои будущие друзья, как ни крути.

Когда-то давно было супернеприятно, если кто-то узнавал моё имя из паспорта, я старалась этого избегать, мне казалось, что это нечестно, что кто-то не верит, будто меня зовут Кит, и пытается узнать какой-то секрет или какую-то таинственную правду, которая на самом деле ничего не меняет. А потом я работала на разных работах и разговаривала с разными взрослыми людьми, и делала какие-то документы, и грань стёрлась. Сейчас я работаю в школе, и все называют меня там по имени-отчеству, но это вовсе не обидно.

Но если честно, всё равно могу сказать, что у моего сердца другое имя. Мне всегда нравилось, что никто не приклеивал ко мне прозвищ и это имя я выбрала себе сама. Оно как будто помогло мне вырасти, сделало внутри меня того, кто мне нравится, кого я уважаю — лучшую мою версию. И я знаю, что те, кто действительно знают меня, назовут меня Кит. Ту другую часть меня они просто никогда не встречали. Иногда я думаю, что человек с другим именем — моя тёмная сторона, что она совершает всякие ошибки и косяки. Но это неправда, это тоже я, и в том месте, где мы соединяемся, у меня вообще нет никакого имени. Там, в этом месте, меня некому звать.

 Я плохо помню, что происходило в моей жизни до девятого или десятого класса. Есть только знание, что там было много физического и психологического насилия. Там меня звали назначенным при рождении именем. В девятом классе я пыталась представляться другими именами. В школе меня травили, но называться там именем, которым меня звали дома, было довольно невыносимо. С этим словом я себя никогда не идентифицировала, оно было символом места, где тебя бьют и унижают. Мать обзывала меня фамилией отца и отчеством, когда хотела намекнуть, что это своего рода «плохая кровь» во мне.

После одиннадцатого класса я поступила в университет в Москве, переехала и при знакомстве с новыми людьми стала пользоваться именем Алиса, но в университете по-прежнему приходилось сталкиваться с тем, что тебя называют так, как ты слышать не хочешь. Позднее это повторялось на первой и последующих работах, в аспирантуре, во втором университете — в таких местах тебя представляют именем и фамилией из паспорта до того, как ты успеваешь хотя бы подумать о том, чтобы представиться иначе.

В двадцать шесть лет у меня случился большой депрессивный эпизод — первый, который я смогла так обозначить для себя, и первый, когда я обратилась к психотерапевтке. У меня были флешбэки из детства, связанные с насилием, которые я переживала очень болезненно. Спустя несколько сеансов, когда мы беседовали с психотерапевткой об идентичности, она спросила, почему бы мне не поменять имя. Кажется, тогда я впервые узнала, что это возможно. После сложных манипуляций с документами я отнесла в загс заявление о перемене имени. В загсе я сказала, что пишу под этим именем тексты, а на работе попросила переименовать меня как автора, чтобы тексты выходили с этой подписью. В итоге всё получилось. После смены имени мой загранпаспорт, да и вообще все документы и договоры оказались аннулированы: человека, который их заключал, больше не было в государственной системе. Мало-помалу я поменяла все бумаги на новые, пришлось получать новую шенгенскую визу. До сих пор не поменяла только диплом о высшем образовании, но это можно сделать в любой момент.

У меня было два варианта, что написать в паспорте, и я выбрала, кажется, менее экстравагантный. Дело в том, что много лет моя страница «ВКонтакте» называлась «Алиса Линделл», многие знали меня именно под таким именем. Можно было записать это имя в паспорт, но Алиса — имя гендерно-окрашенное, а так как я открыто перестала себя идентифицировать как женщину, пришлось выбрать что-то другое. «Линделл» — это неправильно написанная фамилия «Лидделл», кэрролловская Алиса. Случайно когда-то записала по ошибке, и так оно и осталось. А когда в 2013 году я впервые сбрила волосы до макушки и выложила фотографию этого в интернет, один мой знакомый написал под ней «Дадалинделл», соединив псевдоним публициста Анатолия Ульянова (dadakinder), у которого была похожая стрижка, и ту фамилию. Это я и записала в своём паспорте — в конце концов, слово «Дада» не окрашено никак, к тому же «Дада Линделл» красиво ложится в хорей (или ямб — смотря как ставить ударения). Многие, конечно, думают, будто это значит, что Тристан Тцара — мой фейковый отец, но это совсем не так. Моё имя не значит ровным счётом ничего, как, впрочем, и все остальные имена.

Я отказалась не только от старого имени, но и от большой части своей истории. Во многом я человек, который появился в 2017 году — уже мало помню из того, что было до. Я удалила страницы в инстаграме, «ВКонтакте», посты в фейсбуке. Публикации, в том числе в научных журналах, которые были подписаны тем именем, уже никогда не попадут в моё портфолио. Меня это устраивает.

Не все окружающие понимают, что вообще произошло. Старым именем меня называли некоторые знакомые, главная редакторка, у многих коллег я по-прежнему записана в контактах под старым именем. Если кто-то говорит это имя вслух, я вздрагиваю, но поправляю человека. Сказать что-то по поводу записи в контактах мне тяжело — проще уволиться и вычеркнуть из истории, потому что придётся произнести это вслух, коснуться старой разложившей туши. Я не поддерживаю никаких контактов с отцом и матерью, но слышала, что когда они узнали (как — загадка), что я поменяла имя, было много шума. Мать, например, уговаривала моих брата и сестру, что я больше не их сестра, раз сменила паспорт. Отец сообщил брату, что я не его дочь. Слава богу.

ОБЛОЖКА: Instagram/sokvaaa