Хороший вопрос«Сопротивляться бесполезно»: О детских занятиях спортом, которые вызывали ненависть

 Меня несколько раз отдавали на спорт: в шесть лет на танцы и дважды на гимнастику — в пять и в восемь. Каждый раз это была мамина идея. Не помню, чтобы она спрашивала моё мнение, но и не помню, чтобы я сопротивлялась.

Сами занятия меня никогда не раздражали, хотя от нас действительно многое требовали, а у меня всё плохо получалось, но не то чтобы это меня как-то расстраивало. Проблема была именно в остальных девочках: в детских секциях и кружках удивительным образом отношения детей оказываются в прямой зависимости от спортивных успехов. Так что если ты крута в гимнастике, то ты крута и как подруга. Но если у тебя не получается садиться на шпагат, делать сальто или хотя бы не запутываться в этой дурацкой ленточке, то и дружить с тобой — отстой. Я помню, что однажды на гимнастике расплакалась и начала вытирать лицо собственной футболкой. Она так задралась, что у меня оголилась грудь, и все девочки стали надо мной смеяться. Не помню, чтобы тренер хоть раз помешала таким насмешкам. Через несколько лет с кем-то из девочек с гимнастики мы встретились в художественной школе. Там они общались со мной совсем иначе: оказалось, что в живописи у меня получается лучше, чем в трюках с обручами и булавами.

Не помню, чтобы меня насильно тащили на занятия. Конечно, это мамина мягкая рука меня везде записывала, но когда я понимала, что больше не хочу ходить на спорт, то говорила ей об этом, и постепенно эти занятия отпадали. Мне было десять, когда я пошла в бассейн по собственному желанию. Плавать мне всегда нравилось, и оказалось, что в спортивной секции, где никто ни на кого не смотрит во время тренировок, отношения складываются лучше. Мы дурачились в холодной раздевалке, общались, пока сушили волосы на первом этаже у узкого зеркала, но на тренировках мы все плавали по отдельности и как-то не могли даже оценить способности друг друга. О том, кто как плавает, мы узнавали только на контрольных замерах, но не придавали этому значения.

В средней школе я пошла в баскетбольную сборную лицея, но это только подтвердило, что командный спорт — это для людей с крепкой психикой и нормальной самооценкой. Вряд ли все эти занятия чему-то меня научили. Скорее убедили в собственной несостоятельности. Так что спустя много лет я всё ещё не могу пойти на какой-либо спорт, кроме плавания, потому что подсознательно мне кажется, что на любом, даже самом простом фитнесе от меня будут ожидать олимпийских результатов.

 Мне было шесть лет, когда папа решил отдать меня на дзюдо. Я помню, что он подошёл ко мне и начал серьёзный разговор о том, что мне нужно заниматься борьбой для того, чтобы быть сильнее. Ещё он говорил, что там я научусь правильно бить и давать сдачи. Я начал активно сопротивляться и говорить, что не хочу ходить на такие занятия. Это я сейчас понимаю, что против какой-либо борьбы в принципе, даже если она в формате тренировок. Тогда я скорее инстинктивно чувствовал, что не хочу этого, ещё не зная, что меня ждёт, но у меня не было выбора, ведь меня просто поставили перед фактом. Железный аргумент отца, который он всегда использовал, когда я сопротивлялся, был таким: «Любой мужчина должен заниматься спортом». Какие-то дополнительные объяснения не были предусмотрены.

У меня не так много воспоминаний из детства, но есть очень яркое: отец тащит меня по лестнице в метро на тренировку, а я сопротивляюсь и падаю. Тогда он хватает меня и несёт на руках. В первый год у меня особенно часто случались такие истерики. Когда я отказывался, меня волокли насильно. Мама пыталась говорить отцу, что таким образом заставлять меня не нужно, но это не давало никаких результатов. Потом я понял, что сопротивляться бесполезно.

На первых тренировках мы не боролись, а просто кувыркались и прыгали. Когда начали отрабатывать удары, я убедился, что не хочу этим заниматься, после этого не менял своё мнение ни разу. Больше мне, конечно, не нравилось бить, чем получать, хотя были и совсем неприятные моменты. Я не очень понимал, в каком случае борьба может помочь мне как средство самообороны, ведь у меня было абсолютно не дворовое детство и из любого конфликта я пытался выйти без применения физической силы.

Однажды меня поставили в пару с новенькой девочкой, которая была в два раза больше меня. Она меня перебросила через плечо так, что я начал терять сознание. Когда я рассказал об этом отцу, он сказал что-то в духе: «До свадьбы заживёт». Не поддержал и не поговорил с тренером, хотя я этого ждал. Я много раз говорил, что не хочу ходить на борьбу, но отец оставался непреклонным. Через какое-то время он уже не волок меня насильно, а использовал другие аргументы — говорил, что лишит карманных денег, если я не буду выполнять его требования. Благодаря карманным деньгам я мог гулять с друзьями, и это было единственным спасением от того, что происходило дома. Ещё я понимал, что отец очень расстроится, если я брошу борьбу, поэтому продолжал ходить. Это продлилось шесть лет.

После очередного неприятного случая на тренировке я подошёл к отцу и очень жёстко сказал, что больше не буду ходить на дзюдо. Мне было очень страшно говорить ему об этом. Ещё я боялся его расстроить и, конечно, того, что он просто откажет мне, как делал раньше, но всё прошло не так плохо, как я предполагал. Он расстроился, но поставил мне ультиматум: я должен был найти альтернативу дзюдо. Главное, чтобы там было хоть какое-то подобие отработки ударов. Видимо, у него было хорошее настроение.

Я выбрал первую попавшуюся секцию рукопашного боя в школе рядом с домом и записался туда. Занятия вёл священник, и мы молились несколько раз во время тренировки. Плюс был в том, что никто там особо не следил за посещаемостью, и я много пропускал. Периодически я просто отчитывался отцу о том, чем мы там занимаемся, он в свою очередь видел, что я в хорошей физической форме, этого было достаточно. Потом я понял, что хочу ходить на волейбол, и сказал об этом отцу, но в ответ услышал, что волейбол — это развлечение, а не спорт. В итоге через два года я пошёл на фитнес, когда мне удалось убедить отца, что я смогу оставаться в хорошей физической форме без борьбы, но на это понадобилось много лет. Обычно мне довольно трудно говорить о своём детском опыте тренировок, мне до сих кажется, что это одна из моих детских травм.

 Моя мама мечтала, чтобы я стала фигуристкой, потому что фигурное катание — это её любимый вид спорта. В итоге мама привела меня в секцию. Я проходила туда несколько месяцев, но скоро всем стало очевидно, что у меня нет чувства ритма и плавности движений. Мне было неинтересно. Мне было скучно кататься одной, вырисовывая фонарики. Зато около дома у нас заливали каток, и я каждый день бегала туда, чтобы посмотреть, как ребята играют в хоккей, и просила их взять меня в игру. Взрослые мужчины говорили: «Иди постой у нас в воротах», — а мальчики выгоняли меня. Я обижалась, но кричала им, что когда-нибудь научусь играть и всех их обыграю. У меня была клюшка брата, он тогда играл за какой-то дворовый клуб, но брату хоккей был до лампочки, поэтому я пользовалась его клюшкой в любое время. Я грезила хоккеем. Это было совсем не то, что фигурное катание: там и адреналин, и эмоции, и куча вариантов развития событий. Надо быстро бегать, хорошо владеть клюшкой и при этом постоянно думать и придумывать. 

Как-то друзья семьи рассказали моей маме, что их дочь играет в хоккей и что знакомый тренер набирает детскую команду. Мама спросила, точно ли я хочу в хоккей, и я закричала, что очень хочу. Тогда родители посовещались между собой и решили, что если ребёнок хочет, то пусть играет. У папы было только одно условие, чтобы я не стояла на воротах. Потом на день рождения родители заменили мои модные фигурные коньки на хоккейные «Динамо». Моему счастью не было предела.

Когда я пришла на первую тренировку, мне было семь лет. Было очень страшно ударить в грязь лицом. Я никогда не каталась по ровному льду, и мои коньки оказались слишком тупыми для него. Я бесконечно падала — не умела толком тормозить. В команде тогда уже было восемь девочек, и все они катались чуть лучше меня. Мне понравилось тренироваться и вообще как-то сразу поняла, что хочу проводить с ними время. И я как сейчас помню, что тренер спросил меня, какой бы я хотела выбрать себе игровой номер. Я не была готова к такому вопросу и с ходу ответила, что седьмой, но он был занят. Тогда я от волнения забыла все числа. В голову пришёл только день моего рождения — 15 августа. Так я начала играть под номером 15. Это продлилось восемь лет. Было время, когда мы были единственной хоккейной командой девочек в России в своей возрастной категории и тогда соревновались с мальчиками, порой выигрывали у них.

Когда мне исполнилось четырнадцать лет, меня перевели в профессиональную взрослую команду, где начались убийственные тренировки на силу и выносливость. Тогда я и решила закончить с хоккеем. Мама хотела, чтобы я выросла «женственной», и думала, что фигурное катание мне поможет. А хоккей помогает держать всё тело в тонусе, ведь работают все группы мышц. Ещё мне кажется, что хоккей помог воспитать характер, упорство, волю к победе, командный дух, лидерские качества и многое другое. Я бы не задумываясь отдала свою дочь в хоккей.

 Когда мне было семь лет, меня отвели заниматься спортивными бальными танцами. Это не олимпийский вид спорта, но, как и многие другие, довольно изнурительный и очень дорогой. Мне с самого начала не доставляла удовольствия эта затея, я чувствовала, что танцы, тем более с такой долей антуража, явно не для меня. На соревнованиях я выглядела примерно так же неестественно, как ребёнок-модель на конкурсе красоты. Перед каждым конкурсом приходилось собирать волосы в пучок со шпильками и вливать туда такое количество лака, что причёска превращалась в панцирь. Можно, наверное, было уронить на голову кирпич, и ничего бы не произошло.

Чем старше я становилась, тем больше появлялось ухищрений. В какой-то момент мама сообщила, что у меня слишком бледные для стандартов соревнования ноги, и усиленно набрызгала их автозагаром. Кажется, мне было двенадцать. Ещё год, и для разных танцев понадобились разные платья: для вальса и фокстрота — длинное, для ча-ча-ча, джайва и прочих — короткое. Оба они мне одинаково не нравились: мне казалось, что кислотно-зелёная органза не сочетается с тёмно-синим шифоном. Когда на одной из примерок я сообщила об этом маме и мальчику, с которым мы танцевали в паре (хотя чаще дрались, чем танцевали), он ответил: «Вообще-то это не для того, чтобы тебе нравилось».

Почти постоянно я чувствовала себя как манекен, которого тянут за локти, и страшно радовалась, когда удавалось слинять с тренировок. Методы тренеров вспоминать вообще не хочется. Вполне нормальным было бить нас по ногам линейкой, чтобы мы правильно выполняли движения, оскорблять или комментировать нашу внешность. Сейчас бы я не позволила с собой так обращаться никому. Но что я могла сделать с этим тогда? Мне ужасно не хотелось расстраивать маму прогулами, поэтому я просила вселенную послать мне избавление от этого ужаса. Иногда получалось: автобус не доезжал до нужной остановки, тренер заболевал, столбик термометра опускался ниже рекордного минимума, — но все эти счастливые совпадения можно было в итоге пересчитать по пальцам.

Я много раз просила родителей остановиться и использовала, как мне тогда казалось, довольно убедительные аргументы: у нас было не так много денег, чтобы тратить их на танцы, которые я ненавижу, я хуже училась из-за того, что мне не хватало времени. Но всё это не работало. Кажется, папа искренне мне сочувствовал, потому что однажды после того, как я со слезами отказывалась выходить из квартиры, он сказал, что я наказана и в качестве наказания сегодня никуда не пойду. Маме, кажется, такая стратегия не очень понравилась, но на тренировку я всё равно опоздала. 

Удивительно, как быстро в детскую голову может внедриться даже самая враждебная идея. Когда мне было десять, я попала под машину. Первое, о чём я спросила врача скорой помощи, который приматывал мне шину к переломанной ноге, смогу ли я попасть на соревнования через неделю. После этого я не могла ходить ещё почти год. Когда кость срослась, я снова вернулась на танцы. Если не учитывать этот годичный перерыв, я занималась ими почти шесть лет. 

ФОТОГРАФИИ: Gudellaphoto — stock.adobe.com, serikbaib — stock.adobe.com, ozaiachin — stock.adobe.com