Хороший вопрос«Мои дети говорят на шести языках»: Как живут многоязычные семьи

Ребекка Тэнн

Мне двадцать лет, я родилась в Лондоне, а живу сейчас в Мюнхене. Моя мама из России, а папа — англичанин, но он очень хорошо знает русский, так что дома мы всегда говорили по-русски. Моя школьная жизнь при этом была полностью на английском языке. Поскольку сейчас я учусь в Мюнхене, то чаще всего использую немецкий и английский — даже со знакомой русской девушкой мы стараемся практиковаться и говорим на немецком.

Если меня просят представить себя, я всегда отвечаю, что англичанка, но добавляю, что говорю по-немецки и по-русски. Это становится неожиданностью для большинства людей: англичане известны тем, что не знают других языков или, по крайней мере, не хотят прилагать усилий для их изучения. Я считаю себя в первую очередь англичанкой, потому что никогда не жила в России, хотя теперь, прожив почти год в Центральной Европе и учитывая Брекзит, я бы назвала себя европейкой.

С четырёх до семнадцати лет по субботам я ходила в русскую школу — там были домашние задания, постановка пьес и спектаклей, всё это отнимало много времени. Тем не менее без этого места у меня не было бы ровесников, с которыми я могла бы разговаривать по-русски. Иногда, конечно, субботняя школа казалась обузой — какой подросток обрадуется дополнительным домашним заданиям? Было трудно писать прописи и учить стихи наизусть — в английских школах таких заданий не бывает, но, как я понимаю, в России и Германии это обычная практика. Было нелегко учить грамматику, чтобы писать по-русски; часто моя устная речь инстинктивно оказывалась грамотной, но для письма нужно было приложить гораздо больше усилий.

Сейчас я использую русский, когда разговариваю с родственниками; правда, в Мюнхен приезжает множество российских туристов, и я иногда помогаю им, что-то подсказываю на улице. В этом году планирую улучшить немецкий. Думаю, что в будущем языки мне пригодятся: я буду выделяться тем, что знаю русский и немецкий — и при этом английский мой родной.

Илона Бурик

Я родилась на Западной Украине, а в разгар перестройки оказалась с родителями в США; там прошло моё взросление, и я стала настоящей американкой. Мой муж из Европы, он наполовину бельгиец и наполовину австриец. Какое-то время мы жили в Париже, потом переехали в Лондон, потом в Барселону, где прожили четырнадцать лет, а год назад снова оказались в Париже. 

У меня трое детей: Артуру шестнадцать, Альберту тринадцать, а Изабель почти одиннадцать, все трое родились в Брюсселе и выросли в Барселоне. Все они свободно говорят на шести языках: русском, английском, немецком, французском, испанском и каталонском. Со мной по-русски, с папой — по-французски; если мы с мужем говорим на английском, то дети вливаются в разговор на английском. Между собой они чаще используют испанский. Ещё старший сын сейчас учит арабский, муж год назад взялся за русский язык, а я — за китайский. Да, ещё я с детства говорю на украинском и польском языках. 

Сейчас мы переехали в Париж, и я немного волновалась за детей, всё-таки они привыкли учиться на других языках, но все они влились в школу без проблем. Каждый год мы летаем в Америку к моим родителям (иногда несколько раз), путешествуем по Европе, а вот в России и на Украине дети никогда не были — в будущем я планирую их туда свозить.

Конечно, из-за русскоговорящей мамы детей называют «русскими». Когда они были маленькими, сами себя они идентифицировали как каталонцев — так их научили в школе. Но потом мы объяснили ситуацию, и они, если нужно кому-то рассказать о своём происхождении, говорят, что они дети австробельгийца и американки, прожившие всю жизнь в Каталонии. В общем, такие дети совершенно интернациональной семьи.

Когда-то я пробовала водить детей в русскую школу — обычно это занятия раз в неделю. Через месяц они начали умолять больше не водить их туда; со школой не сложилось, потому что они совершенно не идентифицировали себя с праздниками и поделками, которые там готовились. У них нет таких ассоциаций, они росли в другом мире — а тут вдруг им предлагают сделать папе танк на 23 Февраля. В общем, занятия русским языком ограничились чтением, просмотром новостей и, конечно, разговорами со мной. Детям трудновато читать и писать — но если будет нужно, это можно подтянуть. Главное, что они с детства почувствовали язык.

Пока дети были маленькими, мы строго разделяли языки, то есть я старалась говорить с ними только на русском — но, конечно, без давления. Я считаю, что во всём главное баланс, а если заставлять человека говорить на русском или любом другом языке, у него может к этому языку возникнуть отвращение. Мои дети воспринимают языки как игрушку, они могут баловаться с ними, и чем интереснее игра, тем лучше. Мы долго сдавали часть квартиры через Airbnb, и в какой-то момент я перестала говорить детям, откуда будут гости. Они сами находили общий язык, например, услышав, на каком говорит между собой пара — а гости неимоверно удивлялись. Дети видят явный результат, языки помогают им общаться, а это всегда приятно. 

Люба Лиссина

Я из Эстонии, из русскоговорящей семьи, а муж — каталонец из Барселоны. Наша дочь Элизенда родилась в Эстонии, и мы жили там до её шести лет, а сын Андреу родился и всегда жил в Барселоне. Сейчас им семнадцать и десять. 

Дети говорят лучше всего по-каталонски, хорошо понимают русский, особенно дочь — она читает и знает печатные буквы, потому что ходила в русский садик в Таллине. Сын не знает русских букв, и писать по-русски оба не умеют. Дети знают английский и говорят на нём, владеют испанским; на местных языках они говорят без акцента. Муж, кроме каталонского и испанского, владеет французским и английским и пользуется ими на работе, а кое-как общается на русском. Я говорю на русском, английском, выучила каталонский и испанский (хотя не так хорошо, как хотелось бы), могу пообщаться на эстонском.  

В данный момент дети себя идентифицируют как каталонцы. Они могут объяснить, что мама из Эстонии, если кто-то спрашивает о языках, на которых мы общаемся. И потом приходится объяснять, что государственный язык в Эстонии не русский, но у нас там русскоговорящая семья. У дочери есть интерес к Эстонии, она даже начинала учить эстонский более серьёзно, но не сильно продвинулась. Я не исключаю, что она решит связать свою жизнь с Эстонией; она чувствует связь с культурой страны, потому что жила там в детстве, много помнит, и вообще факт рождения в Эстонии для неё важен.

Вопросы идентичности мы как-то специально не упорядочиваем — главное то, кем человек себя ощущает в плане культуры и принадлежности, с каким сообществом больше взаимодействует и хочет в него вкладываться. Так что с Россией моих детей связывает только язык, а в культурно-социальном плане связь очень слабая. Конечно, это может вызывать какую-то путаницу — тем более что во многих языках нет разницы между «русский» и «россиянин». Мой сын как-то заявил, что он русский. Мы его не переубеждали, и это стало хорошим поводом поговорить о культуре, языках и семейной истории. 

О дополнительных занятиях мы думали, но решили детей на них не водить. Мы считаем, что нужно давать детям полноценный отдых, а все русские школы занимаются по выходным. Очень помогает, что летом мы всегда ездим в Эстонию на два месяца и там у детей происходит полное погружение в русский язык через общение с семьёй и старыми друзьями. После возвращения с летних каникул дети даже какое-то время могут говорить на русском между собой, что меня ужасно радует.

Мы до сих пор придерживаемся подхода «один родитель — один язык». Дома я говорю с ними по-русски и даже заставляю себя это делать. Если младший отвечает по-каталонски, я продолжаю ему говорить по-русски, иногда помогаю переводом, если вижу, что не понимает. Сообщения дочке всегда пишу по-русски, а она отвечает мне по-каталонски. При этом, конечно, я не проявляю насилия — я твёрдо верю, что при появлении мотивации, если русский понадобится им в жизни, они быстро его улучшат и научатся писать. 

Поддерживать русский язык я считаю важным не только потому, что это язык моей семьи, но и с точки зрения возможностей моих детей в будущем, их конкурентоспособности на рынке труда. Ещё один язык — это всегда плюс, это ключ, открывающий многие двери. Я объясняю детям, что у них есть возможность выучить язык и практиковать его бесплатно — в то время как другие люди тратят на это деньги и время. Глупо не использовать такой шанс. С другой стороны, я и сама иногда ленюсь.

В любом случае результат получается неплохой: у детей хорошее отношение к русскому языку, они любят удивлять других тем, что его знают; сыну нравится учить друзей разным словам. Я видела немало семей, где оба родителя говорят по-русски, но дети совсем не хотят общаться с ними на нём; это грустно, потому что никогда не знаешь, как язык может пригодиться в будущем.  

Серафима Х.

Я из России, муж из Испании, а сейчас мы живём в Нидерландах, где и родились наши дочери Виктория (ей почти четыре с половиной года) и Изабель (ей восемь месяцев). С мужем мы всегда общались исключительно на испанском. В Нидерландах сначала хватало английского, но с появлением детей стало ясно, что местный язык тоже необходим — по ряду причин мы решили не отдавать старшую в международную школу, а в нидерландской далеко не все учителя владеют английским на достаточном уровне. Впервые мне пришлось преодолеть языковой барьер именно при общении с воспитательницами из детского сада (здесь дети идут в школу в четыре года, а детский сад у дочки начался в два с половиной).

С рождения первой дочери мы придерживались подхода «один родитель — один язык», который кажется мне наиболее естественным. Я знаю, что у многих возникают сомнения: вроде как разговоры на русском будут непонятны папе или родственникам. Но меня это никогда не смущало, а муж за четыре года подтянул русский, прекрасно ориентируется в наших беседах и даже поддерживает их — на испанском. В итоге Виктория говорит на русском и на испанском, нидерландский пока отстаёт. Я успокаиваю себя тем, что, по словам более опытных мам, после пары лет в школе все дети начинают на нём болтать. Тем не менее мы водим дочь к местному логопеду «для расширения словарного запаса».

Для меня вопрос владения русским языком всегда был принципиален. Я не могу представить себе общение с собственными детьми на чужом языке, на котором я не могу придумать им миллион дурацких прозвищ, спеть знакомые с детства колыбельные или научить считалочкам. Ну а там и Достоевский с Толстым ждут на полке. Одним словом, я считаю язык колоссальным культурным наследием, которое можно передать детям. Был ли при таком подходе у моей старшей дочки шанс не заговорить по-русски? Сомневаюсь. Русский язык никогда не вызывал у неё неприятия, это её главный родной язык, и даже папе она не раз говорила, что младенец-сестра «говорит» только по-русски. Конечно, я многое для этого делаю: русскоязычные друзья, книги, мультики, кружки, воскресная школа — всё, что помогает создать языковую среду. В итоге у Виктории никогда не возникало вопроса, зачем ей русский язык. Скорее она могла спросить, зачем ей нидерландский.

Вопрос самоидентификации у нас пока остро не вставал. На вопрос, кто она, я отвечаю, что по паспорту из Нидерландов, но при желании может получить другой паспорт и выбрать сама. Пока что она выбирает быть «русской». Буквально сегодня я услышала её разговор с папой: он объяснял, что на Евровидении соревнуются разные страны, а Виктория заявила, что победить должна Россия.

Я отдаю себе отчёт в том, что всё может сильно измениться, но пока вложенные усилия оправдываются. Стоит ли давить на ребёнка, чтобы он говорил на языке матери? Думаю, для начала стоит попытаться найти плюсы владения русским языком: интересные совместные игры, мультики, обучающие видео на тему, интересующую ребёнка, а кого-то, возможно, зацепит русский рэп. Здесь все средства хороши, лишь бы тема языка не приводила к разладу в семье, ведь язык призван объединять людей, а не наоборот.

Лена Бусурина

У меня четверо сыновей, Моррис, Лукас, Ромео и Саша, им четырнадцать, двенадцать, четыре и два года. Отец старших детей из Либерии, сейчас он живёт в Техасе и мы практически не общаемся, а отец младших — из Нигерии. Мы живём в Норвегии, и здесь родились все мои дети. Дома я говорю с ними по-русски, с мужем по-английски, старшие дети между собой — на норвежском. На серьёзные темы с детьми, если присутствует папа, говорим на английском, а в редкие контакты с бывшим мужем — по-русски (он долго жил в России и хорошо знает язык).

Старшие в глубине души, мне кажется, понимают, что они русские, а не норвежцы — растут они со мной, а я особо не пытаюсь ассимилироваться, мне комфортно и привычно быть русской. Моррис периодически подкалывает меня, что его надо было назвать Дмитрием; друзья считают его русским, по моим наблюдениям, а незнакомые, конечно, видят в первую очередь африканца. Были моменты в новой школе, когда одноклассники африканского происхождения настаивали, что он врёт про русскую маму — но после первого родительского собрания успокоились. Лукас больше считает себя норвежцем, хотя если тему развить, он понимает, что это не совсем так. Младшие пока разницы между национальностями не видят. В среде старших, кстати, считается, что они «крутые», потому что «русские».

Я пыталась водить детей в русские школы, но у нас не пошло. Читать и писать я научила сама, как-то само получилось, всё было довольно ненавязчиво. Не могу сказать, что у них уровень школьников из России, но когда мы были в московском «Кидбурге», они прилично справлялись с заданиями. Время от времени они смотрят грамматику русского языка на ютьюбе, но нерегулярно.

Английский дети учат в школе и говорят на нём гораздо лучше, чем я в их годы. Младшие дети смотрят мультики на русском, английском и норвежском. Что занятно, Ромка обожает мультфильмы на корейском и тайском языках. Младшие, кстати, понимают папу, если он говорит на своём национальном языке эквале.  

Мне важно, чтобы дети знали мой язык и язык родных, которые не говорят на других языках. Папе важно, чтоб дети говорили на его родном (отец старших на африканском языке не говорит, у них в семье только английский, это либерийские особенности). Мы придерживаемся принципа «один родитель — один язык». На мой взгляд, говорить на своём языке — это просто естественно. 

Я думаю, никакого давления быть не должно. Верю, что всё получится, если просто использовать язык в повседневной жизни. Я сталкивалась с примерами, когда совсем не говорящие по-русски в детстве дети русскоязычных мам в подростковом возрасте вдруг «ниоткуда» начинали отлично говорить по-русски, так что сами мамы удивлялись. Когда дети между собой говорят по-норвежски, я даже приветствую: живут и учатся они здесь и это их основной язык. По-английски они говорят в разы меньше, чем по-русски и по-норвежски.

Я никогда не старалась вырастить моих детей русскими, всегда представляла их просто людьми мира. Я рада, что мои дети могут без проблем общаться с московскими родными на понятном им языке, хотя родились и всю жизнь прожили в Норвегии. Мои дети начинали говорить гораздо позже своих одноязычных сверстников, и у меня были страхи по этому поводу, как и у многих родителей мультиязычных детей. Сейчас, когда старшие уже подростки, я вижу, что это совсем не повлияло на их способности, у них нет проблем с учёбой, а по английскому они вообще лучшие в своих классах. Думаю, в будущем ни русский, ни английский, ни норвежский, ни французский, который старшие учат в школе, помехой не будут. Как говорится, два языка — это уже профессия.