Хороший вопрос«Миром движут прецеденты»: Активистки
о том, работают ли петиции
Домашнее насилие, дискриминация и другие важные проблемы
александра савина
Петиции давно стали привычным способом бороться с несправедливостью — наверняка вы за свою жизнь подписали не одну. Многие относятся к ним скептически: сбор нужного количества подписей не обязательно означает, что проблема будет решена. Те, кто настроен оптимистичнее, говорят, что главное — общественный резонанс. Мы поговорили с тремя героинями, запускавшими разные петиции (победившие и пока нет), о том, каких результатов им удалось добиться и с какими трудностями пришлось встретиться на пути.
Моя петиция посвящена делу Галины Каторовой — женщины из Находки, небольшого города в Приморском крае. Её на протяжении семи лет избивал супруг. В конце концов однажды он кинулся её душить — она пыталась защитить свою жизнь, схватила маленький нож, полоснула его десять раз, и одно из ранений оказалось смертельным. Её стали судить по меркам умышленного убийства и требовали посадить на десять лет.
Когда началось дело, адвокат, которая вела дело до защиты, подключила меня и мой проект «Феминологи». Мы сделали петицию: мы требовали не лишать Галину свободы, потому что она мать трёхлетней дочери, её мама — пожилая женщина, у которой проблемы со здоровьем. К тому же мы считаем, что судить женщину за самооборону по меркам убийства неприемлемо. Ключевой посыл петиции был в том, что нельзя судить жертву насилия как насильника. Мы хотели вызвать резонанс, хотели, чтобы об этом деле узнали СМИ, и подумали, что петиция — оптимальный способ добиться этого. Мы находимся во Владивостоке, и привлечь внимание к тому, что происходит в этой части России, проблематично.
Сначала мы подавали петицию на сайте РОИ — общественная инициатива. Ответ был очень сухим, канцелярским — нам сказали, что мы пытаемся повлиять на судебную систему, ход судебного разбирательства. Оставался только Change.org. Благодаря журналистке Ольге Крачевской о новой петиции узнало очень много людей, подключилась Мари Давтян. На сегодняшний день у петиции 177 тысяч подписей; на момент суда, когда Галине выносили приговор, их было 93 тысячи. Судья получила распечатки с Change.org. Разумеется, она не стала приобщать их к делу, но, тем не менее, вместо семи лет, которые просил прокурор, Галине дали три года общего режима — с учётом того, что она уже пребывает в заключении (на тот момент она была там уже год). С одной стороны, это неплохой приговор, потому что с десяти лет мы внезапно вышли на три. С другой — мы считали и продолжаем считать, что она не заслуживает лишения свободы в принципе, потому что это была самозащита.
Итог петиции, мне кажется, не отличный, но удовлетворительный. Мы не стали останавливать петицию, потому что сейчас будем подавать апелляцию — этим вопросом занимается адвокат Галины Елена Соловьёва. Она подаёт документы дела в ЕСПЧ. Сейчас у нас 177 тысяч голосов. Эти данные мы также будем приобщать к документам для подачи апелляции в ЕСПЧ. Но при всём общественном резонансе на судебную систему это не влияет. Может быть, судья больше переживал: это Находка, маленький городок — а тут такой размах, столько людей внимательно следят за тем, какой будет вынесен приговор. Но мы всё ещё в России. Мы в ужасе, не знаем, как ещё помочь, используем все средства. Активистов, которые занимались делом Галины, её мать и адвоката пригласили на шоу Малахова, на аналогичную передачу на Первом канале — мы даже думали туда поехать, потому что Галину важно спасти. Это очень тяжёлая история. Петиция выглядит максимально эффективно в плане привлечения внимания к ситуации: столько людей считают, что не нужно сажать женщину за самозащиту. Не знаю, как это может повлиять в долгосрочной перспективе — даже не столько на дело Галины, сколько на принятие решения по закону о декриминализации побоев. Это главная цель.
Алёна Попова
общественный деятель, соавтор законопроекта против домашнего насилия
Не помню точное количество моих петиций — их, по-моему, за двадцать. Была петиция про Диму Монахова, которого убили в армии, когда он служил там. Я общалась с его отчимом, сестрой, и они говорят, что петиция им помогает в защите интересов семьи после его гибели. Есть петиция, которая до сих пор продолжается и очень нужна — по закону о домашнем насилии. Была петиция по закону о противодействии жестокому обращению с животными — зоозащитные петиции важны, потому что сейчас в Государственной думе лежит закон, который никак не могут согласовать. В нём есть важные моменты, которые влияют на ненасилие по отношению к животным. Есть петиция, которую запустила не я, но мы сообща размещаем информацию о ней — например, за расследование в отношении депутата Слуцкого. Я считаю, что петиция — это прекрасный инструмент гражданской активности, потому что она продвигает дело среди целевой аудитории. Миром движут прецеденты, и петиция позволяет этот прецедент создать, помогает оповестить людей о проблеме, определить пути её решения, получить поддержку.
В ситуации с «Аэрофлотом» мы победили. Во внутренних правилах компании был пункт, который говорил, что если женщина не соответствует параметрам внешности, возраста (но не профессиональным качествам), её надо понижать в должности. Под этот пункт попали шестьсот стюардесс, только две пошли защищать свои права в суд: Евгения Махорина и Ирина Иерусалимская. Их перевели на внутренние рейсы с международных, зарплата резко сократилась. Компания оказывала на них давление.
До запуска петиции стюардессы проиграли суд первой инстанции — он не нашёл дискриминации. С помощью петиции удалось запустить общественную кампанию, которая как раз повлияла на ситуацию: в Мосгорсуде женщины выиграли, суд обязал убрать пункт из внутренних правил. Против петиции развернули активную борьбу. «Аэрофлот» объявил тендер на поиски агентства, которое будет помогать искать посты, несущие репутационные потери. Против меня и моей коллеги Марины Ахмедовой начали выходить материалы о том, что мы «западные агенты» в сговоре с мировыми спецслужбами. На стюардесс тоже началось нереальное давление. Но так или иначе натиск привёл к победе.
Основная трудность в работе над петициями, мне кажется, в том, чтобы сделать так, чтобы эти петиции стали работать на решение проблемы. Закон о домашнем насилии (хоть у нас и ведётся потрясающая работа и огромное количество людей нас поддерживает) пока так и не принят. Здесь проблема скорее не в самой петиции, а в том, как её продвинуть и реализовать. Это достаточно сложная петиция, она меняет социальные нормы, а не только защищает чьи-то интересы. Сделать закон о домашнем насилии — значит полностью изменить отношение к насилию в стране. Конечно, сложности будут возникать, поскольку есть консервативные силы: РПЦ, Родительское всероссийское сопротивление. Трудности появляются потому, что многие люди просто не готовы принять, что старая социальная норма не работает, а должна работать другая. Но объяснять надо, надо двигаться к решению вопроса.
Но можно говорить о промежуточных итогах петиции. Государственная дума в третьем чтении приняла поправки в Уголовно-процессуальный кодекс, введя новую обеспечительную меру — фактически запрет на приближение, то есть охранный ордер. Это очень важное, базовое требование для защиты жертв домашнего насилия. К сожалению, эти промежуточные итоги не сильно помогут, если дела о домашнем насилии не будут возбуждаться в уголовном судопроизводстве (как известно, в него дела о домашнем насилии попадают, только когда уже есть вред здоровью, например переломы). Но я могу сказать, что за время существования петиции и два года активной работы очень многое изменилось — даже отношение самих людей к домашнему насилию.
Одиннадцать лет назад у меня родился первый ребёнок. И так вышло, что он родился с инвалидностью. Поэтому вот уже одиннадцать лет мой основной приоритет в жизни — это дети с инвалидностью и их семьи. В нашей стране в этой области ещё очень и очень много нужно сделать, и вопросы решаются крайне медленно: мало финансирования, мало заинтересованности, мало понимания. К формату петиций я прибегла первый раз ещё в 2008 году, и он оказался очень эффективным: вопросы стали выноситься на общественное обсуждение и решаться.
У меня сейчас четыре петиции. По двум из них уже объявлена победа, а вопросы решены положительно. Во-первых, компания Marks & Spencer начала продажу одежды для особых детей в России. Во-вторых, департамент социальной защиты города Москвы отменил обязательный перевод выплат пенсий и пособий на номинальные счета.
Я сама долгое время пыталась начать производство одежды для детей с инвалидностью, но столкнулась с проблемами: наши производители одежды не хотели браться за это направление, а дизайнер, которого я нашла в надежде начать собственное производство, обманула меня и «кинула» на деньги. Потом я узнала, что компания Marks & Spencer начала производить и продавать такую одежду в Великобритании. Сначала я написала и попросила начать продавать эту одежду и в РФ, но ответа не получила. Тогда появилась идея сделать коллективное письмо — и я создала петицию. Она за пару дней набрала 50 тысяч подписей, я связалась с сотрудниками M&S в России, передала им её текст и подписи. Так совпало, что в Лондоне проходил общий семинар для сотрудников M&S, и представители российского офиса сразу передали всё руководству, которое тут же приняло меры. И теперь одежда для детей с инвалидностью продаётся и в России через интернет-магазин.
С номинальными счетами, на которые департамент соцзащиты города Москвы хотел перевести получение пенсий и пособий, история длится уже с 2009 года. Есть пробелы в законодательстве, несостыковки, разночтения, которые власти периодически трактуют не в пользу семей с детьми с инвалидностью, из-за чего и возникают проблемы. Я занималась правками для этих законодательных норм когда была помощником депутата Государственной думы, поэтому, когда возникла проблема, сразу знала, в чём именно дело и как её решать. Но действовать надо было быстро, поэтому я снова решила прибегнуть к петиции. Потребовалось всего 7 тысяч подписей и неделя, чтобы департамент отменил распоряжение.
Две оставшиеся петиции ещё в работе. Это петиция с требованием внести специальные детские автокресла в федеральный перечень ТСР и петиция с требованием приравнять пособие для лиц, «осуществляющих уход за инвалидом» (ЛОУ), к МРОТ. Последняя петиция набрала уже более 500 тысяч подписей, её поддержали во время предвыборной кампании Григорий Явлинский, Павел Грудинин, Владимир Жириновский. Депутаты фракции ЛДПР на основе петиции 12 февраля внесли в Госдуму законопроект. Но пока вопрос всё ещё не решён, окончательного ответа от президента — адресата петиции — нет. Я продолжаю распространять петицию по соцсетям, тематическим форумам, конференциям, рассылаю её в СМИ, провожу флешмоб #поднимитепособиелоу, я выпустила видео, посетила администрацию президента. Я считаю, что очень важно добиться, чтобы о петиции заговорили федеральные СМИ, чтобы федеральные власти, которые отмалчиваются, делая вид, что не в курсе проблемы, наконец-то начали давать ответы.