Хороший вопрос«Никто не герой»:
Как волонтёры справляются с выгоранием

Ольга Журавская

президент благотворительного фонда «Галчонок»

Я начала заниматься благотворительностью примерно десять лет назад, став волонтёром «Подари жизнь»; сейчас я учредитель и президент собственного фонда «Галчонок». Мы помогаем по нескольким направлениям: во-первых, в стране огромная нехватка квот на реабилитацию, так что мы оплачиваем адресную помощь, коляски и прочее. Ещё мы развиваем инклюзию, чтобы дети с неврологическими особенностями могли ходить в обычную школу и быть включёнными в среду — они учатся по индивидуальной программе, вместе с тьютором. Социализацией мы тоже занимаемся, проводим ежегодный семейный фестиваль «Галафест» — это мероприятие для всей семьи и всех горожан.

Самое трудное в моей работе — руководить людьми. Требуется большой опыт и экспертные знания, которых не всегда хватает. Ещё очень тяжело отказывать, если приём заявок закончился. При этом огромную радость приносит понимание, что из идеи о помощи рождается реальная помощь. Вот мы рассказали про какого-то ребёнка — а вот уже оплачиваем его реабилитацию. И, конечно, круто, когда удаётся продвинуться в больших и сложных проектах, таких как «Травли.нет», и привлечь новых партнёров.

Мне кажется, что выгорание — это слово, которое означает несколько вещей сразу: потерю мотивации, потерю интереса, усталость. Мой интерес огромен, да и мотивации хоть отбавляй, так что мне приходиться справляться только с усталостью и разочарованием — а с этим, по идее, может справиться любой взрослый человек. Мне не кажется, что в благотворительном секторе выгорают каким-то отдельным специальным цветом. Если проблемы психологического характера есть, они вряд ли уйдут от одной только смены деятельности; надо обязательно обратиться за помощью к терапевту и вместе с ним понять, как перераспределить ресурсы. Лучше, конечно, заняться этим заранее, а не тогда, когда вы ненавидите само упоминание о делах.

Мне просто очень интересно то, чем я занимаюсь. В прошлой жизни, до того как я занялась социальными проблемами, я работала юристом. Мне не очень нравилось, и поэтому я была плохим специалистом — от этого, на мой взгляд, выгораешь ещё быстрее. Трудно полюбить то, что плохо получается или не очень интересно. 

Ира Данильянц

редактор и сценарист, автор телеграм-канала «Шарнирный шурале»

Я живу в Казани и время от времени сотрудничаю со студией, которая делает телепрограммы. Года три назад мы получили грант на новый проект — это была наша первая работа о волонтёрстве и благотворительности. Называется «Территория мира» и выходит в Татарстане. Моя тётя, которая живёт в Сибири и каждую неделю ждёт от меня ссылки на очередной выпуск, называет её «передачей про добро». 

В описании говорится «про людей, которые делают мир лучше» — но со временем вторая часть этой фразы потеряла для меня смысл. Мне кажется, снимали мы просто о людях: зоозащитниках, экоактивистах, волонтёрах и добровольцах всех мастей. Они не были героями, не спасали мир, часто уставали и не знали, что им делать, их истории не всегда заканчивались счастливо. Пока я была рядом с волонтёрами, поняла несколько важных вещей. 

Например, директор одного известного благотворительного фонда сказала, что не умеет «справляться с усталостью» и «побеждать эмоции», всегда быть доброй и стойкой. Опустошение случается регулярно, но за десять лет она научилась принимать себя как есть и спокойно проживать эти состояния. И я поняла, что никто не герой — никто не знает, как всегда быть в форме, всегда хотеть помогать и со всеми быть хорошим. Даже если ты директор благотворительного фонда, ты всё равно не всегда хочешь помогать.

Больничный клоун Фаня сказала, что в клоунаде не существует жалости: «Когда ты приходишь к ребёнку и тебе его жалко, потому что у него ДЦП, то он не захочет с тобой играть. А когда говоришь: „Слушай, как интересно и удивительно ты устроен!“ — он сразу включается в игру. Это столько искренности, столько взаимности, это совершенно другое взаимодействие». Первое, чему учишься в школе больничной клоунады, — никого не жалеть. И я поняла, что это самое крутое, чему может научиться человек.

Ещё очень важно внимание к себе. Однажды режиссёр инклюзивного театра сказала, что если делать что-то, перебарывая себя, то надолго тебя не хватит. И я поняла, что помогать — это делиться чем-то, чего у тебя в избытке, а не вырывать из груди сердце, наматывать нервы на люстру и падать замертво. Всех не спасти, да и вообще никого не надо спасать — так они говорят. Чем быстрее поймёшь, что ты не герой, тем лучше всё сложится. Руководитель одной волонтёрской организации сказала, что занимается благотворительностью из эгоизма. И каждый, с кем я общалась, говорил, что помогает другим для себя.

Есть миллион способов помочь кому угодно. Людям, животным, природе, приютам для детей, приютам для взрослых, приютам для зверей, домам, паркам, библиотекам. Но никого не заставишь, не объяснишь и не убедишь помогать. Никто не обязан быть волонтёром. Правда, если человек стал им, то это надолго. И, как рассказала директор благотворительного фонда, иногда хочется всё бросить — но этого не произойдёт.   

Айгерим Мамбеталиева

волонтёр интеграционного центра для детей беженцев и мигрантов «Такие же дети», координатор программы «Школа дошкольника»

Я всегда старалась сделать что-то полезное, но моя помощь обычно была кратковременной или разовой. С приходом в интеграционный центр для детей беженцев и мигрантов «Такие же дети» я стала волонтёрить постоянно — я очень люблю детей и легко иду с ними на контакт.

Мигранты и беженцы находятся в несправедливом положении: эти люди вынуждены покидать дома из-за политических конфликтов, войны или бедности. Они просто хотят лучшей жизни для себя и своих семей. Положение «понаехавших» в России незавидное: помимо проблем с документами, жильём и работой, некоторых детей не берут в детские сады и школы; у них мало возможностей развиваться. Дети уж точно не виноваты в нестабильности нашего мира, поэтому я считаю, что независимо от пола, национальности, языка, цвета кожи мы должны помогать им адаптироваться в обществе.

Центр занимается адаптацией и обучением детей мигрантов и беженцев. У нас шесть программ для детей разных возрастов — я координирую курс «Школа дошкольника», в которой мы готовим детей 5–7 лет к школе. Трудностей полно: большинство волонтёров — дилетанты в вопросах обучения детей, и я в их числе. Когда у тебя нет опыта преподавания, трудно удерживать внимание ребёнка и, например, объяснять отличие гласных от согласных. Часто приходят дети, которые вообще не знают русского языка, и общаться с ними надо буквально на пальцах. Конечно, помогают волонтёры с педагогическим образованием — мы стараемся перенимать их опыт, а дети быстро всё впитывают. И, конечно, невозможно не описать радость и гордость, которые испытываешь, когда ребёнок начинает считать до десяти или петь песенки на русском языке.

У каждой семьи своя история, и иногда дети эмоционально нестабильны: не идут на контакт, не доверяют, боятся, проявляют агрессию по отношению к другим детям и волонтёрам. Наша задача — показать ребёнку, что мы не сделаем ему ничего плохого, а, наоборот, хотим подарить ему любовь, заботу и знания. Именно поэтому я очень люблю шутить и обниматься с детьми. Поначалу многие сторонятся новых людей, но со временем это проходит — и во время игр пятеро детей могут одновременно начать меня обнимать, некоторые звонят по телефону или записывают смешные голосовые сообщения, кто-то приносит милые подарки, сделанные своими руками.

К сожалению, бывают ситуации, когда ребёнку нужна помощь профессионала, например психолога или врача. В таких случаях мы всем центром ищем пути решения, особенно если родители не могут себе позволить обратиться к профессионалам. Но вообще любому ребёнку нужно внимание и общение. Многие дети сидят дома с мамами, потому что мама боится выходить на улицу, а папа весь день работает — с кем тут поиграешь? В таких ситуациях наш центр – единственный шанс для ребёнка социализироваться и развиваться. Когда дети не приходят (например, заболевают они сами или тот родитель, который привозит ребёнка на занятия), они очень скучают. На летних каникулах мне периодически звонят родители и спрашивают, будут ли какие-нибудь мероприятия — дети очень этого ждут. Поэтому на каникулах мы устраиваем походы в театры, на пикник, в зоопарк.

Я работаю в Ernst & Young, и физически совмещать работу и волонтёрство нелегко: я не могу вырваться с работы, чтобы решить какие-то дела центра, сопроводить ребёнка к врачу, психологу или куда-то ещё. К счастью, всегда найдётся кто-то из волонтёров, кто выручит. По вечерам, после основной работы, я приступаю к делам центра: веду списки, составляю отчёты, планирую звонки. Все выходные у меня тоже заняты детьми.

Чтобы не перегореть, я ставлю себе временные рамки — например, стараюсь не тратить много времени на обед и не задерживаться на основной работе. После посвящаю несколько часов себе (например, иду в салон красоты или встречаюсь с друзьями), а вот уже с полдесятого вечера занимаюсь документами центра. Правда, при всём желании чётко планировать сложно, а к концу недели хочется закрыться дома, отключить телефон и ноутбук. Но зато я очень разряжаюсь при общении с детьми — это мой персональный вид отдыха.

Конечно, случается и эмоциональное выгорание — первый раз у меня это произошло после поездок по Африке, и понадобилось время, чтобы прийти в себя. «Предсостояние» выгорания иногда нападает на меня и сейчас. Со временем благодаря центру я поняла, что для волонтёра важно объективно оценивать свои силы и трезво смотреть на вещи. Раньше с горящими глазами и лозунгами «я спасу мир» я окуналась в эту деятельность и сгорала, сейчас же я учусь объективности, контролированию эмоций, делаю перерывы на отдых.  

Желание порыдать и всё бросить, конечно, иногда возникает, но буквально на минуту. Я стараюсь быть мудрее, а ещё я очень люблю наших детей, чтобы так просто взять и сдаться, да и желание изменить мир к лучшему никуда не делось. Я часто слышу вопросы типа «зачем вы им помогаете?» или «тяжело ли общаться с такими детьми?». Какими — такими? Искренними, весёлыми, открытыми? Абсолютно не тяжело. Более того, они вдохновляют меня и многому учат.