Хороший вопросЖенщины о том, как привыкнуть к себе после пластической операции

Екатерина

27 лет

мастопексия

Только уже сделав пластическую операцию, я задумалась, действительно ли это было нужно и что меня толкнуло на это. Для кого-то, наверное, прозвучит абсурдно, но до операции у меня была всего одна мысль — избавиться от «некрасивой» груди. О том, что будет после, я не думала, правда, периодически на меня накатывал страх, что я могу умереть на операционном столе — хоть я и понимала, что никаких реальных предпосылок к этому не было. 

Я поехала на операцию в Армению, в клинику, которую посоветовала знакомая. Других рекомендаций у меня не было, а ещё я боялась, что если начну изучать вопрос и искать нужного врача, то это может продлиться бесконечно и операция не случится никогда. Мне пришлось полгода откладывать деньги на поездку, и я целыми днями только и думала о своей груди. Я была уверена, что после операции изо всех сил полюблю её, потому что она теперь будет красивой. А может, и не очень красивой, но я всё равно буду её любить.

У меня уже был опыт небольшой модификации тела: я сделала татуировку, когда мне было семнадцать лет. Я понимала, что пройдёт время и я, возможно, могу пожалеть о содеянном — поэтому твёрдо решила полюбить эту татуировку как часть себя, во что бы то ни стало, и никогда её не сводить, потому что теперь она часть моего тела. Но идея полюбить свою грудь такой, какая она у меня уже была — пусть обвисшей, но без шрамов, с расплывшимися, но зато чувствительными ареолами сосков, — почему-то не приходила мне в голову. Может, дело в том, что грудь мешала мне жить: спать, заниматься спортом, сексом, носить красивую одежду и раздеваться на пляже. Любить грудь просто за то, что она моя, казалось полной ерундой. 

После операции я была по-настоящему счастлива, всё прошло гораздо проще и легче, чем я думала. Наверное, я была очень рада, что всё позади и что я вообще жива. От меня ничего не требовалось — просто следовать инструкциям. Постоперационный период прошёл очень гладко: первые три дня немного кружилась голова, а потом всё прошло. В клинике, когда мне снимали швы, я видела много пациентов, которых выписывали после ринопластики (это самая популярная операция в Армении), и им точно было куда сложнее, чем мне. В отличие от них я ела, пила, дышала и спала без труда, и никто не мог бы сказать по моему внешнему виду, что я только что перенесла пластическую операцию.

Период заживления раны был психологически сложным, потому что это происходит неравномерно. Грудь выглядела несимметричной. В какой-то момент я испугалась, что мне сделали слишком маленькие соски, вокруг были нитки, и сама ареола была не больше пятирублёвой монеты. Я переживала две недели, вплоть до того момента, пока не сняли швы: отёк уже немного спал, швы не выглядели так чудовищно кроваво, ареола оказалась вполне привычного размера.

Бросить первый робкий взгляд на «новую» грудь было очень сложно: разноцветная от гематом кожа, торчащие проволоки, грубые швы, сосок синего цвета — в общем, зрелище не для слабонервных. Особенно угнетало понимание, что ты сама сделала это со своим телом. И именно это положило начало моего пути к любви — к своему телу и к себе. Раньше я всегда была недовольна собой, но, видя, какие раны это недовольство оставило, я вдруг почувствовала жалость. В конце концов, моё тело даёт мне возможность перемещаться, получать удовольствие, создавать что-то, обниматься! Ну и пусть оно не конвенционально красивое, я всё равно благодарна ему.

Прошёл уже год после операции — мне всё ещё грустно смотреть на рубцы, я стараюсь не разглядывать грудь, чтобы не искать в ней недостатков и не расстраиваться. И всё же я рада, что сделала операцию, потому что теперь ценю свою внешность такой, какая она есть.

Алина

30 лет

ринопластика

В глубине души мне и сейчас не нравится мой нос. Считается, что очень многие пациенты остаются недовольны результатами ринопластики: после увеличения груди почти все довольны, а нос — это уже гораздо серьёзнее. Я знаю, что есть такое психическое расстройство — дисморфофобия, это ненависть к какому-то недостатку в своём теле. Очень многие из тех, кто обращается в клиники пластической хирургии, страдают дисморфофобией. Эти люди никогда не будут довольны своей внешностью, потому что причина недовольства кроется в другом.

После того как я сделала себе пластику, оторваться от разглядывания носа было невозможно. Я уже было решила, что и у меня есть дисморфофобия. Все «идеальные» носы друзей и кинозвёзд теперь не кажутся мне идеальными, чего уж говорить о своём собственном. Просто взять и успокоиться тем, что есть, почти невозможно, потому что нос всё время на виду. Соблазн обвинить хирурга во всех смертных грехах преследует меня каждый день, но я держусь. Вид моего носа мучил меня всю жизнь, я правда ненавидела его и верила, что после операции всё изменится. Но этого не произошло — хотя объективно мой нос сейчас почти соответствует моему идеалу. Меня поразило, когда я осознала, что каким бы он ни был, я всё равно не буду его любить. Дело вовсе не во внешности, а в нашем отношении к ней. 

Период восстановления после ринопластики просто ужасный: невозможно нормально дышать и есть. Это очень больно и тяжело. Болят зубы, потому что лицевой нерв не может прийти в себя после операции. Я подумывала переделать нос, но после осознала, что нельзя вдруг полюбить себя, даже если сделать сто операций. Конечно, я очень рада тому, что сделала операцию, хоть сейчас и не думаю, что это было необходимо. Если бы мне повезло тогда найти хорошего психотерапевта, я, может быть, и изменила взгляд на свою внешность. Сейчас я стараюсь признать, что какое бы изменение с ней ни произошло, всё нужно принимать с радостью, иначе можно просто сойти с ума. Найти недостаток можно в чём угодно, но и полюбить можно что угодно. 

Анастасия

55 лет

БЛЕФАРОПЛАСТИКА, ПОДТЯЖКА ЛИЦА

Последние пятнадцать лет я живу в Париже, здесь, как мне кажется, культ красоты. Пока я жила в России, идея сделать пластическую операцию даже не приходила мне в голову. А здесь всё по-другому — и возраст женщины не воспринимается как приговор. Его не скрывают, потому что он никого не пугает — просто бывает сложно определить, сколько лет женщине, если она следит за модными тенденциями, ухаживает за собой и просто радуется жизни. Например, грудью здесь кормят не дольше года, чаще всего это длится 4–6 месяцев — потому что иметь красивую грудь важнее. Хотя известно, что на состояние груди влияет не кормление, а беременность, здесь это просто не принято, потому что роль матери никогда не перевешивает роль женщины. И пусть, в общем-то, французские женщины довольно гармонично сочетают разные роли, я всё же думаю, что многим это мешает жить. Худоба здесь — символ успеха. Мне кажется, девушке с большим весом будет гораздо сложнее получить работу, даже если она претендует на вакансию кассира.

Что касается привыкания к новой внешности — для меня это было сплошной радостью. Без мешков под глазами сразу выглядишь моложе лет на двадцать, бодрее, свежее, доброжелательнее. Последствий от операции никаких нет: швов я практически не видела, были какие-то тонкие царапины, которые исчезли буквально за две недели. Потом, года через три, я решила сделать подтяжку — правда, это тоже несложная операция. От неё остались рубцы, но в незаметном месте, поэтому меня это не беспокоит. Вопрос о принятии себя у меня не стоит: я уже давно подружилась со своим телом, мы союзники. Я делаю всё, чтобы помочь ему, а моё тело помогает мне в ответ. Гораздо сложнее смириться с естественными переменами, с признаками старения. А гладкой кожей просто любуешься: каждое утро я смотрю на себя в зеркало и радуюсь, это действительно поднимает мне настроение.

Виктория

39 лет

АБДОМИНАЛЬНАЯ ПЛАСТИКА И УВЕЛИЧЕНИЕ ГРУДИ

У меня четверо детей — причём последние двое появились на свет одновременно. Мой живот был настолько огромным, что было просто необходимо сделать операцию по подтяжке. Речь шла даже не о представлениях о красоте: живот невозможно было спрятать ни в какую одежду. На мой взгляд, после родов пластические операции уже не страшат. Я просто приехала в клинику, меня прооперировали, на следующий день я вернулась домой. У меня и до этого был шрам после кесарева, к которому привыкать особо не пришлось: было столько забот, что уход за собой отошёл на последний план. Я просто смирилась со многими изменениями в теле. И меня они не особенно удручали.

Я терпеть не могу образ Наташи Ростовой, но, мне кажется, её описание на последних страницах «Войны и мира» здорово походило на меня. Хотелось чего-то радикального. Я выбрала операцию по увеличению груди — её я сделала года четыре назад, точно не помню. И это уже сильно повлияло на меня: такой груди у меня не было и до рождения детей, поэтому я стала себя чувствовать другим человеком. Всё как будто началось заново. Захотелось перекрасить волосы, вообще заняться собой, я стала ходить на косметические процедуры. В целом привыкание к новой груди заставило меня, наконец, обратить внимание на себя, потому что просто игнорировать прооперированную грудь невозможно: пришлось сменить всё нижнее бельё, покупать специальную косметику, вести себя осторожнее. С имплантами нельзя поднимать ничего тяжёлого, так что относишься к себе бережнее.

У меня есть рубцы в складке груди, но к ним я уже отношусь спокойно. Хотя они до сих пор красные, «несозревшие», поэтому я собираюсь идти на специальные процедуры по заживлению, а потом буду шлифовать их, чтобы они сравнялись с кожей. Я считаю, что если есть объективная причина, то пластику делать стоит. Я догадывалась, что положительный психологический эффект от операции может продлиться недолго, но на деле он положил начало череде новых событий, которые качественно изменили мою жизнь и моё отношение к себе.

Фотографии: YakobchukOlena — stock.adobe.com, Karramba Production — stock.adobe.com