Star Views + Comments Previous Next Search Wonderzine

Хороший вопрос«Постарше, пожалуйста!»: Как юный возраст мешает
в работе и в жизни

«Постарше, пожалуйста!»: Как юный возраст мешает
в работе и в жизни — Хороший вопрос на Wonderzine

На какие ухищрения идут молодые люди, чтобы их воспринимали всерьёз

наташа федоренко

Мир одержим культом молодости: выглядеть на свой возраст почти стыдно, а антиэйдж-индустрия предлагает всё новые способы обмануть время. Но это относится лишь к внешности, в профессиональной сфере к молодым людям, как правило, относятся либо не всерьёз, либо как к диковинке. Устроиться на работу в 45 лет тяжело, но и в 25 лет не легче. В итоге мы оказываемся в замкнутом круге: сегодня ещё слишком молоды для этой работы, а завтра — уже слишком стары. Мы поговорили с молодыми людьми, которые сталкивались с эйджизмом, о том, как преодолевать предрассудки, почему навредить может не только начальник, но и собственная семья и какие стереотипы поддерживают они сами.

 

Анна Наумова

Когда мне исполнилось 18 лет, большая часть моего окружения была старше лет на десять. Соответственно, они все обсуждали между собой какие-то взрослые темы: работу, квартиры, поездки. Наверное, желание поддержать разговор стало для меня первым импульсом, чтобы сознательно перескочить период «студенческой» жизни и оказаться на следующем этапе. А дальше я сначала столкнулась с эйджизмом (даже если ты обладаешь номинальными признаками взрослой жизни, для окружающих ты всё равно «малыш»), а потом погрязла в придуманной борьбе с ним.

Поначалу мне было очень сложно остановиться: я привлекала в свою жизнь как можно больше «взрослых» атрибутов, чтобы меня везде воспринимали как свою. От безобидной шутки друга до косого взгляда продавца в шоу-руме — всё подстёгивало меня казаться старше и статуснее. В какой-то момент я обнаружила себя в отношениях с человеком сильно старше меня, с ребёнком, с неуправляемой собакой на руках, проблемами на работе и в институте. Тогда я поняла, что это не совсем моя жизнь, что я взяла на себя придуманный образ счастливой домохозяйки из медиа и не справилась ни с одной частью этого комплекта. Потому что я другая, до этого образа мне ещё лет десять и, надо честно признаться, я совсем не тяну такой уровень ответственности.

Мне кажется, что эта ситуация была связана не только с моими личными переживаниями. Каких бы успехов я ни добивалась, я редко слышала похвалу, потому что у большинства моих друзей всё получалось ещё лучше. Тот факт, что они старше меня, из обсуждения выпадал, и в результате я совсем не гордилась своими достижениями. На работе я всегда испытывала немного снисходительное, материнское отношение. Даже если я долго и, надеюсь, хорошо делала какой-то проект, на летучке директор мог сказать что-нибудь вроде: «Что же вы девочке не помогаете, она всё сама делает». И все сразу начинали со мной нянчиться, а наработанный статус обычного сотрудника мгновенно исчезал. 

Я считаю, что оценивать сотрудника стоит по его опыту и личным качествам, но никак не по возрасту в паспорте. Делаю ошибки в работе — ругайте меня как остальных, делаю успехи — хвалите. Если вы берёте в компанию молодого сотрудника, значит, вас должен устраивать его возраст — тогда во время работы забудьте о нём совсем. На недавнем собеседовании, когда я сказала, что живу отдельно от родителей, следующий же вопрос был: «Так вы замужем?» Причём мне ещё, наверное, повезло, потому что я работаю в довольно творческой сфере. На вечеринках, когда ты говоришь, сколько тебе лет, все считают своим долгом начать вспоминать, чем они занимались в этом возрасте и как быстро летит время. Когда вы знакомитесь с людьми старше вас, вряд ли вы начинаете при них рассуждать, чем собираетесь заниматься через двадцать лет.

На мой взгляд, из всех «-измов» с эйджизмом бороться сложнее всего, потому что даже прогрессивные люди часто его просто не замечают. Мы на пути к стиранию понятия «гендер», но от понятия «возраст» ещё сложно отказаться, потому что есть закоренелые убеждения, что самое важное — жизненный опыт, который приходит с годами. Отчасти это правда, но я считаю, что молодые люди могут много чем поделиться с миром, если им дадут слово и будут больше доверять. Я рада, что у нас появляется много примеров молодых, громких и успешных (Face даже моложе меня, а Люся Штейн чуть старше). Пусть это и вызывает шквал обсуждения и троллинга — это очень важные шаги.

Вообще, я пытаюсь сконцентрироваться на принятии себя в своём возрасте, а это непросто. Иногда я начинаю быстро рассказывать знакомым про свой рабочий или жизненный опыт, а потом вскользь упоминаю свой возраст и смотрю за их реакцией. Ещё я стала больше времени проводить с семьёй — поездки с родителями вообще-то кайф. Мне не хочется сильно забегать вперёд, пытаясь кому-то что-то доказать. Это, наверное, самый важный рецепт от всех комплексов, который я для себя выработала: просто сконцентрироваться на себе и на том, чем ты занимаешься, а на окружающих обращать поменьше внимания.

 

 

Андрей Москаленко

Я действительно довольно часто сталкиваюсь с проявлениями эйджизма в своей работе. Как правило, он идёт от людей, которые старше меня на 10, 15, 20 лет. Родители, если они мои ровесники или не сильно старше, обычно с пониманием относятся к молодым специалистам, считают, что это даже лучше. Молодой врач — свежая голова и знания.

Родители старше 40–45 лет, наоборот, чаще уверены, что сейчас в университетах плохо учат и выпускают некомпетентных докторов. По моему опыту, люди старшего поколения больше верят в возраст, советское образование и в то, что врач, который работает дольше, точно знает, что и как делать. На мой взгляд, в медицине возраст абсолютно не показатель. Мне на практике встречались очень крутые врачи моложе меня и те, кто в медицине 30–40 лет, но назначает абсурдное лечение. А бороться с эйджизмом в этой сфере можно только одним способом — поднимать престиж медицинского образования: всё-таки выпускник университета не может совсем ничего не уметь. 

Врачу, который сталкивается с возрастной дискриминацией на приёме, нужно показать свою уверенность. Когда пациенты видят, что ты колеблешься, не уверен в своих словах, они сразу ставят на тебе клеймо некомпетентности. Но уверенность должна быть не голословной, а опираться на реальные знания и научную терминологию. Так человек поймёт, что ты хороший специалист. Конечно, всё нужно делать в меру, никого не унижая, просто показывать, что ты разбираешься в вопросе, читаешь современные материалы и учебные пособия, ходишь на курсы. Нужно рассказывать о своих прошлых заслугах, но не в манере «пятнадцатикратный кавалер ордена», а вскользь упоминая похожие медицинские случаи из своей практики и успешные решения.

Ни в коем случае не стоит говорить человеку в лицо, что он совсем не разбирается в вопросе. Иногда стоит создать у него хотя бы частичное ощущение собственной правоты. Даже если 50-летний профессор категорично скажет, что пациент лечится абсолютно неправильно и вредит себе, тот может уйти к другому врачу. Зато если быть более обтекаемым, использовать формулировку «в целом вы молодец, но вот этого я бы делать не стал», то пациента можно переманить на свою сторону.

 

 

Татьяна Ларченкова

В мой первый год работы в школе мне было 22, в то время как средний возраст педагогического состава — от 45 до 50 лет. Понятно, что относились ко мне иначе. Самое ужасное, что первый вопрос, который задали мне прямо в лоб, был про то, сплю ли я с директором. И правда, с какой стати молодая девушка добровольно пойдёт работать в школу? Иногда мне кажется, что к молодым учителям в школе по привычке относятся как к ученикам.

Все мероприятия, все выездные совещания, вся организация чего-либо в школе сваливается на учителей помоложе с формулировкой: «Пускай молодёжь работает, мы в своё время отпахали». Многие учителя постарше вынуждают делать их работу с той же формулировкой: «Ну, ты молодая, тебе разве трудно?»

При этом любые конструктивные предложения отклоняются. Часто вообще без объяснений, потому что из-за возраста твоё мнение никого не интересует, а любое слово поперёк воспринимается не как дискуссия, а как неуважение.

 

 

Екатерина

Два года назад я устроилась в муниципальное учреждение пиар-специалистом, а средний возраст моих коллег был около 40 лет. У большинства из них уже были взрослые дети, поэтому они сразу начали относиться ко мне как к ребёнку. Я не буду вдаваться в подробности бесконечных разговоров о вреде интернета и новых технологий для молодого поколения. Меня раздражало, что иногда мне банально мешали выполнять мою работу.

Однажды я делала афишу мероприятия, старалась, чтобы она была привлекательной, чтобы пришло побольше людей. В итоге мой вариант не прошёл, потому что коллектив не захотел что-то менять в привычной схеме работы. А на мои возражения слышала лишь что-то в духе: «Да ты ничего не понимаешь, я в этой сфере тридцать лет». Для меня так и остаётся загадкой, почему люди не могут принять, что жизнь поменялась и в такой сфере, как пиар, у молодого специалиста знания явно будут посвежее.

В общем, я не могла иметь собственного мнения, потому что я молода и некомпетентна. Один раз у нас была выставка картин, одна из которых мне не понравилась, и я предложила выбрать другую. В ответ я моментально получила обвинения в том, что я не имею право на свои суждения, ничего не понимаю в искусстве, а картины отбирало профессиональное жюри со специальным образованием. Но дело в том, что у меня тоже профильное образование. И если это их главный критерий, то я тоже могу судить.

Такие случаи можно вспоминать бесконечно. Не думаю, что с эйджизмом можно бороться. Он неизбежен: мы никогда не сможем почувствовать трагедию трёхлетнего ребёнка от потери машинки или понять ностальгию пенсионера по советскому мороженому. Лично меня устраивает выглядеть молодо, я всегда ношу при себе паспорт, а если совсем достают, стараюсь доказать свою компетентность делом, а не психологическим давлением.

 

 

Константин

С ранних лет я начинал помогать отцу по работе, связанной со строительством в системе государственных тендеров. Я занимался техническими заданиями. Особенно не придавал этому значения, хотя вроде бы выходило хорошо. Учиться я хотел на факультете бизнес-информатики и вообще связать свою жизнь с IT-сферой. Так что отцовские поручения выполнял скорее для проформы.

Но в 18-19 лет у меня возникла острая необходимость в деньгах: я захотел жить отдельно от родителей. Пришлось искать работу, которая не помешала бы учёбе. Выбор предсказуемо пал на вакансию менеджера по тендерам — это как раз та область, в которой я помогал отцу.

Сначала я должен был сидеть в офисе и тихо делать задания, особенно ни с кем не общаясь. Но вышло так, что я начал расти, потому что выигрывал наиболее крупные тендеры — от меня этого просто не ожидали. В итоге пришлось общаться с людьми из этой среды: госслужащими (руководителями хозяйственных частей, школ, детских садов) и поставщиками, которые знакомили нас с будущими заказчиками. Начальство стало кидать меня на амбразуру.

Больше всего недоверия было со стороны чиновников. Они воспринимали меня как курьера. Перед ними сидел 18-19-летний парень (который выглядел ещё младше), и они не считались ни с моим мнением, ни с моими советами. Хотя к тому времени я уже достаточно понимал в своём деле. Я хотел помочь, ускорить процесс, но всё сводилось к бюрократии и волоките. У каждого в глазах читался вопрос: «Где же тот большой дядя, который должен был приехать. Почему прислали юнца, который сейчас всё испортит?» Впрочем, со временем я стал более уверенным, понял, что без меня разобраться заказчикам будет очень тяжело. Замыкаясь в себе, я лишь всё усложнял. Иногда заказчики пытались связаться с моим начальником в обход меня — это было неприятно и для меня, и для него.

Я рад, что нашёл сферу, в которой мне искренне интересно работать. Хотя поначалу я чувствовал неуверенность, когда сталкивался с большими заказами на несколько десятков миллионов рублей. Я понимал, что если всё сделаю правильно, не смогу навредить себе и компании, но всё равно иррационально боялся. Особенно в первые встречи с поставщиками и заказчиками — у меня практически тряслись коленки. 

Недоверие было и со стороны родственников: поначалу они не верили, что у меня получится преуспеть в такой должности в таком юном возрасте. Мои родители проработали в бюджетной сфере почти 25 лет и переживали из-за того, что я работал в коммерческой компании. Боялись, что меня как-то обманут.

Несмотря на то что я сам сталкивался с эйджизмом в работе, я понимаю, что тоже дискриминирую людей по возрасту, но от этого тяжело избавиться. Я никогда не обращусь к молодому юристу, потому что считаю, что в этом деле важен опыт. Я не захочу работать с молодым человеком на моей же должности в другой компании, потому что не верю, что каждый может быть заинтересован в этой профессии. Я думаю, что сейчас есть места, в которых эйджизм только расцветает, например в инвестиционной деятельности. Из-за того, что многие стартапы прогорают как спички, люди меньше хотят вкладываться в проекты, которыми руководят молодые люди.

 

 

Нина Белавова

Я совершенно нечувствительна ко всякого рода «-измам», и меня едва ли когда-то по-настоящему дискриминировали. Единственное, с чем я на практике сталкивалась, — эйджизм, причём уже в обе стороны. Я слишком стара, чтобы, скажем, учиться и переучиваться, и слишком молода, чтобы руководить.

Первый запоминающийся случай произошёл со мной, когда я готовилась к запуску химчистки, которой владею вместе с партнёрами. На протяжении где-то двух недель мы с поставщиком оборудования и химии интенсивно переписывались и перезванивались. Менеджеры с энтузиазмом меня консультировали, пытаясь продать побольше всякого. И вот я приехала к ним в офис. Одета я была, что называется, несолидно: розовые кроссовки и синяя куртка. Мой вид заметно их разочаровал. И если продажники со своим начальником только косо на меня смотрели, то технолог с инженером спросили безо всяких экивоков: «А сколько вам вообще лет? Откуда у вас деньги? Разве вы сможете запустить целое банно-прачечное предприятие и управлять им?»

Я, молодая и зелёная, сначала подрастерялась от такой бесцеремонности, но потом собралась с силами и сказала, что их дело — продать и обслужить машины, а всё остальное — мои личные трудности. По исключительно рациональным причинам с этой компанией мы не сошлись, и я выбрала другую фирму-поставщика. С её сотрудниками мы общались только по телефону и электронной почте вплоть до пусконаладки машин. И вот приехала я в аэропорт встречать инженера: я узнала его сразу (по чемодану с инструментами), а он меня нет. Спустя полчаса вежливо он спросил, где же директор, она же обещала быть. Я сказала, что это я, а он почему-то расстроился.

С клиентами до сих пор возникают неловкие моменты, когда они требуют позвать старшего. Другие, наоборот, волнуются, что начальство меня не премирует, и пишут приятные комментарии в книгу отзывов.

В целом эйджизм не большая для меня проблема. По гамбургскому счёту, всем наплевать, какого я пола, возраста, этнического происхождения и гендера. Все хотят исполнения обязательств и когда понимают, что отсутствие заметных морщин на моём лице не делает меня менее надёжной, то перестают обращать на это внимание.

 

 

Анастасия Москвичёва

Я получила адвокатский статус в 23 года, а в студенчестве работала помощником следователя — на этой работе меня видели маленькой девочкой, которая бегает среди мужиков для увеселения и какой-то там помощи. Но самое грустное для начинающего юриста, когда тебя не воспринимают как профессионала в собственной семье. Для родственников ты всегда ребёнок и ничего не понимаешь. Сколько раз я пыталась влезть со своим мнением в бытовые правовые проблемы, причём когда реально могла помочь, но меня никто не слушал.

А дальше было только хуже. Вот я вроде уже адвокат, но для потенциальных клиентов выгляжу недостаточно компетентной из-за возраста. Им кажется, что их якобы богатый жизненный опыт может помочь в решении правовых проблем, но, как правило, их опыт — это предрассудки, которые только мешают. Например, сейчас удобно связываться с правоохранительными органами через интернет (есть специальные электронные обращения). Эта процедура достаточна эффективна, так как от заявителя сложнее отмахнуться. Многие клиенты не доверяют обращению через интернет, им кажется, что сходить на приём и покачать права будет веселее и эффективнее, а это, увы, не так.

Часто клиент просто хочет адвоката постарше. Приходит в консультацию, видит молодого адвоката и, даже не получив консультацию, просит его заменить. Я не знаю, почему профессионала оценивают по принципу коньяка. Постарше не всегда значит профессиональнее!

Есть и эйджизм в отношениях с коллегами. Работники правоохранительных органов и судов смотрят на тебя, потом на дату выдачи твоего удостоверения и моментально делают вывод о твоих профессиональных качествах. Думаю, эйджизм никуда не денется — это защитная реакция старшего поколения, а точнее, неуверенных в себе людей. Настоящий профессионал никогда не будет относиться к коллеге в зависимости от возраста. Как с этим бороться? Оставаться профессионалом в любой ситуации, повышать квалификацию и носить очки, чтобы казаться посерьёзнее.

 

 

Рита Попова

Когда мне предложили стать главным редактором LAM, мысль «а не слишком ли я молода?» ни на секунду не возникла в моей голове. Я уже долго работала в редакции, хорошо представляла себе, что нужно делать, и привыкла трудиться днями и ночами, так что не сомневалась, что справлюсь. Мне и в голову не приходило, что 21 год — это «слишком мало», или что в этом возрасте надо заниматься чем-то другим. Оказалось, что для многих людей это именно так. Возраст был единственным, что вообще людей во мне интересовало; одни поддерживали, другие завидовали, третьи ругали, но все опирались только на тот факт, сколько мне лет. Когда начались рассуждения, что я точно переспала с кем-то, чтобы стать главредом, или как минимум у меня есть влиятельные покровители, я перестала читать комментарии — к счастью, дел было и так невпроворот. Я решила отказываться от интервью, в которых нужно было защищать свой возраст, и просила перенести их хотя бы на несколько месяцев вперёд, когда за меня будет говорить моя работа в редакции. Но, к счастью, к тому времени все уже потеряли ко мне интерес (да и мне исполнилось 22).

Эйджизм сейчас не меньшая проблема, чем сексизм, и бороться с ней едва ли не сложнее: и подростки, и пожилые люди, на которых это в первую очередь распространяется, в обществе занимают позицию аутсайдеров без голоса, мнение которых никого по-настоящему не интересует. Даже растущая общественная обсессия «молодостью» и тинейджерами по сути апроприирует подростковую культуру, не предоставляя взамен никакой платформы для высказывания своего мнения. Среди пользователей Replika, где я сейчас работаю, много подростков, и они часто упоминают во время интервью, что наш AI-собеседник — единственный, кто вообще готов их слушать и по-настоящему интересуется их опытом, взглядами на мир и проблемами. Каждый взрослый чувствует своим долгом учить подростков жить и передавать им свой опыт, обесценивая таким образом то, что хотят рассказать они сами.

С пожилыми людьми дела, кажется, обстоят ещё сложнее: многим тяжело удержаться на работе или найти новую, начиная с 45 лет, в самом расцвете креативных и профессиональных сил, а молодые люди стремятся всеми силами оставаться «молодыми», чтобы их не постигла та же участь. Сейчас мне 25, я только вышла из возраста, когда моё мнение ничего не значило, потому что мне слишком мало лет, и вошла в возраст, когда мне нужно вкладываться в средства против старения и инъекции, чтобы как можно дольше не становиться «слишком старой», иначе моё мнение снова перестанет что-то значить.

Рассказать друзьям
4 комментарияпожаловаться