Хороший вопросGeneration gap: Дети
о большой разнице
в возрасте с родителями
Существует ли конфликт поколений
александра савина
Сегодня идея, что рожать ребёнка нужно как можно раньше, кажется, окончательно уходит в прошлое. Люди всё чаще заводят детей в более зрелом возрасте, когда окончательно к этому готовы, и это уже не выглядит диковинкой. Пожалуй, единственный вопрос, который возникает в такой ситуации: что делать с generation gap? Мы поговорили с разными людьми, чьи родители старше их на сорок-пятьдесят лет, о том, ощущается ли разница в возрасте и как складываются их отношения.
Ник Завриев
журналист
Когда я родился, маме было сорок семь, а папе пятьдесят три. В семье я третий ребёнок, брат старше меня на восемнадцать лет, а сестра — на четырнадцать (у неё, кстати, тоже трое детей и разница между старшей и младшей дочерью даже чуть больше, чем у нас с братом, — мы смеёмся, что она побила рекорд мамы). В детстве у меня было очень странное ощущение возраста даже не из-за родителей, а как раз из-за брата и сестры: я много крутился в их компании, их друзей считал своими друзьями, приглашал на дни рождения (а мне тогда было лет шесть-семь) и так далее. Но они, кажется, не обламывались.
Папа умер, когда мне было четыре, так что воспитывала меня в основном мама. Папа, правда, очень много со мной возился, и многое успел мне привить, в том числе любовь к музыке, которая мою жизнь и определяет до сих пор. С мамой мы всегда были очень близки — у меня не было никаких проблем с её возрастом, да и ей появление маленького ребёнка, кажется, придало какую-то новую мотивацию, что ли. Она вообще очень открыта всему новому: таскала меня в путешествия, поощряла мои увлечения и так далее. Она меня не столько воспитывала, сколько много разговаривала со мной как с равным о каких-то интересных и сложных вещах типа литературы, религии или политики (мама диссидентских взглядов, и меня это всегда увлекало) и никогда ни в чём на меня не давила — не знаю, может, это и есть мудрость, которая с возрастом приходит. Наверное, то, что мы оказались с ней «через поколение», сильно наши отношения упростило, «конфликт отцов и детей» у меня был скорее с братом уже в подростковом возрасте, а с мамой у нас в глобальных вещах взгляды совпадали.
Главная сложность в такой разнице в возрасте в том, что вы очень быстро меняетесь ролями, и у тебя на руках оказывается пожилой человек, нуждающийся в заботе. И в отличие, скажем, от детей, которых ты, как правило, заводишь сознательно, это данность, которую ты не выбираешь. И это бывает психологически непросто. В нормальной ситуации это происходит, когда тебе под пятьдесят, и до того у вас есть лет двадцать — двадцать пять, когда вы можете пожить независимо. А тут лет с двадцати пяти твою жизнь очень сильно определяет этот фактор, когда уехать поработать в другую страну, например, вообще не вариант.
Ольга
аналитик
С мамой у меня разница в возрасте в двадцать семь лет, с папой — сорок пять. Мне сейчас двадцать шесть, у меня есть старший брат, ему тридцать два. С родителями у меня хорошие отношения, но, мне кажется, это не зависит от возраста. От разницы в возрасте зависело то, какое воспитание они мне дали, какой заложили культурный код. Сложно оценить в сухих цифрах, насколько существенна эта разница. Например, в молодости у папы были чёрные волосы — я видела их только на фотографиях, всю мою жизнь он был седым. Гораздо более явной эта разница становится, если понять, что я человек двадцать первого века, работаю в диджитале, с детства в интернете, а мой папа — послевоенный ребёнок, его детство прошло в бараке у завода ЗИЛ, а с друзьями он играл у пруда в воронке от разорвавшейся бомбы. В его детстве в школу ходили в гимнастёрке и фуражке, и это была иногда чуть ли не единственная приличная одежда. Папа на всю жизнь остался скромным, аскетичным и всегда очень много работал, с детства заложил у меня ощущение того, что ничего в жизни не даётся даром.
Много лет отец занимался наукой, потом инженерным делом — не ради денег, а ради того, чтобы менять мир и делать что-то важное. Мне тоже было важно заниматься любимым и полезным делом, и, папа был прав, остальное приложилось. Сложно судить о собственном характере, но важные для меня люди говорят, что во мне очень много максимализма и бескомпромиссности, обострённого чувства справедливости. Мой папа такой же, только всё это ещё более выражено. А могло ли быть иначе, если ты растёшь в разрушенной войной стране и играешь с гильзами, видишь последствия ужасов нацизма, а потом тебе четырнадцать — и Гагарин летит в космос, а потом девяносто первый год — и ты уже взрослый, стоишь у Белого дома, а по улицам едут танки, и старый мир рушится. До того момента, как я родилась, мой отец прожил огромную жизнь, события сделали его таким, а он эти качества передал мне. И это самая живая история, самая человеческая.
Конфликт поколений у него случился скорее не со мной, а с моей мамой, и, мне кажется, сопровождал всю их совместную жизнь. Её родители не слишком дружелюбно восприняли будущего зятя-ровесника, так что их отношения никогда не были безоблачными. На подсознательном уровне, когда у тебя такой взрослый отец, мне кажется, ты со временем начинаешь искать каких-то аналогичных отеческих качеств в будущих мужчинах. Самые яркие отношения у меня получились с человеком сильно старше меня, потому что подсознательно мне в тот момент казалось, что он может меня от всего защитить и от всего спасти.
Ну и, наконец, из смешного (или наоборот). Когда я была маленькой, мне казалось, что папа непременно скоро умрёт, и я этого ужасно боялась, ведь пятьдесят — это ОЧЕНЬ много! Сейчас, когда ему за семьдесят, я, конечно, понимаю, что тогда было немного. Просто надеюсь, что он успеет увидеть внуков.
Саша
фоторедактор
У меня с папой разница в возрасте ровно сорок лет и десять дней, а с мамой — тридцать два года. Сейчас мне двадцать три, папе, соответственно, шестьдесят три, а маме пятьдесят шесть. Я в семье одна и считаюсь поздним ребёнком — по крайней мере, я всегда так думала, когда сравнивала себя с семьями моих друзей, которых родили в двадцать — двадцать пять.
Я уехала из родного города, а значит, и от родителей в семнадцать лет. В школе мне казалось, что они вообще меня не понимают, и все их советы я воспринимала довольно скептически. В детстве я всегда хотела иметь более молодых родителей, как у моих друзей, потому что мне казалось, что они друг друга лучше понимают. Их всегда отпускали гулять допоздна (а меня нет), почти никогда не наказывали, разрешали носить все самые модные вещи (джинсы на бёдрах, например), а мне говорили, что так я застужу почки. Молодые родители моих друзей понимали наши приколы и вообще казались клёвыми и современными, в отличие от моих. Я всегда думала, что меня строго воспитывают, и это было одной из причин, по которой я поступила в университет в другом городе.
Теперь я понимаю, что практически всё, что мне советовали родители, было очень разумным и своевременным, что они отлично понимают меня, хотя и не во всём. Они довольно современные и иногда даже лучше меня разбираются в каких-то новомодных штуках, но до сих пор считают, что «всё надо делать вовремя» — под «вовремя» мой папа подразумевает, что уже пора выходить замуж и рожать детей. Родители думают, что магистратура — это «пропуск в высшее общество» и без неё в наше время вообще никуда: ни на нормальную работу не возьмут, ни серьёзные люди общаться не будут.
Сейчас я благодарна родителям за то, как они меня воспитали. Я думаю, большая разница в возрасте — это скорее плюс, ведь мои родители были уже сознательными, когда я появилась, они взвешенно подходили к вопросу воспитания, научили меня многим вещам и могли ответить на все вопросы, которые я им задавала. Они успели многое пройти, окончить несколько университетов, попутешествовать, найти любимую работу и получить большой опыт общения с разными людьми. Хотя сами они считают, что упустили что-то и нужно было заводить семью раньше, я думаю, что они всё сделали правильно.
Максим Маркевич
художник, поэт
На момент моего рождения моему отцу было сорок пять лет, маме — двадцать восемь. Сейчас отца уже нет (мне самому тридцать четыре), отношения были непростыми. И речь не о разнице поколений, а о жизненных привычках. Если человек долго не заводит семью, то он привыкает к холостой жизни. Постоянное пребывание с близкими его может тяготить, он нуждается в регулярных дозах одиночества. Папа всегда очень быстро ходил, и я в детстве с трудом успевал за ним: он привык, что везде ходит один. Потом вспомнит, что я рядом, и немного сбросит скорость. Сейчас понимаю, что его сильно беспокоил беспорядок, который я устраивал, будучи ребёнком, хотя он старался не подавать виду.
На моё детство повлияло то, что он принадлежал к послевоенному поколению. Его сверстники в школьном возрасте — это шпана, безотцовщина, дети войны. Половина его рассказов о детстве — это пугающие истории о том, как они в пятом классе нашли немецкую мину и положили в костёр, и она взорвалась, и несколько его друзей погибли. Как они ездили за сигаретами на крыше товарняка, и кого-то убило, когда поезд въехал в туннель. У него на лбу была довольно заметная вмятина — след от кастета, который прилетел ему в драке с пацанами из соседнего двора в возрасте лет четырнадцати. И ему всегда казалось, что я существую в тепличных условиях. Он пытался донести до меня мысль, что надо быть жёстким парнем, но не преуспел — он говорил со мной как со взрослым, а я был ещё совсем ребёнком.
Кроме того, ему быстро надоедал воспитательный процесс. В результате всё детство я ощущал некоторый дефицит внимания с его стороны. Потом, когда я вырос, жил отдельно и приезжал к нему раз в две недели, наше взаимопонимание сильно выросло. Он прожил семьдесят шесть лет (что немало), причём активно работал до семидесяти четырёх. Угас буквально за два года: работа кончилась, а семья занимала в его жизни недостаточно большое место, чтобы давать силы на жизнь.
Анна
педагог Школы телевидения и IT-академии, режиссёр и оператор прямых эфиров
С родителями у нас разница в тридцать восемь лет. В семье нас трое: сестре сорок два, брату тридцать семь, мне двадцать девять. С родителями у нас отношения наподобие дружеских. Они с детства привыкли мне доверять, приняли мою самостоятельность и всячески поддерживают мои начинания, например, переезд в другой город и другую страну. Я могу им позвонить из Санкт-Петербурга и сказать, что еду в Европу на месяц с тремя незнакомыми им парнями, и они совершенно нормально к этому отнесутся, так как доверяют мне и моему выбору. Они знают не очень много подробностей моей жизни, но иногда я им рассказываю всякие мелочи — в основном это, конечно, касается профессиональной деятельности.
С самореализацией, мечтами, личной жизнью посложнее. Мы редко затрагиваем эти темы, и в них уже чувствуются различия. Я почти в тридцать лет начала заниматься музыкой. Мама даже посмотрела наши клипы, и ей понравилось, а вот папа всегда спрашивает, приносит ли это хоть какой-то доход. Всегда шучу, что играю в минус, но надеюсь на мировые туры. Моё нежелание заводить семью они тоже долгое время не понимали, но в последнюю мою поездку в родной город нам удалось так душевно поболтать, что они и эти мои «особенности» приняли.
Разница в возрасте, конечно, повлияла на моё детство. Уверена, что когда мои брат и сестра были детьми, родители были абсолютно другими. А тут поздний ребёнок, во внимательных и дотошных родителей они наигрались (двоих воспитали отлично), в семье царит атмосфера счастья, вот со мной и подрасслабились, посвятили наконец себя друг другу и самореализации. Меня вообще отчасти воспитывала старшая сестра. Так как у меня во многом было детство «правильного» ребёнка — я ничего особенно не просила, окончила учёбу с красными дипломами, — то можно было позволить мне максимум свободы.
Мне кажется, что из-за разницы в возрасте со мной родители стали более гибкими. Я вся в татуировках, у меня есть пирсинг и иногда я выгляжу как типичный подросток. Но я веду нетипичный образ жизни для человека, похожего на меня, — преподаю взрослым людям, намного старше себя. Почти с самого раннего детства они воспринимают меня как личность, и если они увидят такого же человека на улице, не станут предвзято судить о нём. Это притом что они были весьма консервативными людьми — оба бывшие военные.
Ещё мне кажется, что я немного повлияла на их отношение к жизни и к самим себе: я всё детство настаивала, что пора им завязывать с жизнью «ради» и посвятить больше времени самим себе. Вот уже три года подряд они осуществляют мечту об идеальной старости — путешествуют вдвоём минимум раз в полгода. Наверное, они и без меня бы это делали, но хорошо, что успели начать это делать раньше.
Фотографии: Nikolai Sorokin – stock.adobe.com, Andrew Buckin – stock.adobe.com, fantasy – stock.adobe.com