Хороший вопрос«Вы замужем?»: Три иностранки рассказывают
о жизни в России

Мириам Элдер 

США, провела в России в общей сложности восемь лет, с 2002 по 2003 и с 2006 по 2013 год, сейчас вернулась в Нью-Йорк, работает world editor в BuzzFeed

Я приехала в Россию работать журналисткой. В колледже я писала диссертацию «Российские женщины на работе в постсоветское время». То есть меня интересовали женщины в России и то, чем отличается местный феминизм от феминизма на Западе. Я была очень молода и очень наивна и не думала, что мой гендер влияет на что-то на самом деле. Я была из либеральной нью-йоркской среды, ходила в очень либеральный женский колледж и думала, что могу добиться всего, что пожелаю. В России я увидела все эти рекламные объявления о приглашении работу секретарей, где были пожелания по возрасту, росту, объёму бёдер и груди, и чтобы была blondinka. И была шокирована: это что вообще такое, как это может быть?!

В российской действительности множество стереотипов, с которыми мне приходилось сражаться каждый день. Самый простой пример — ты садишься в такси, едешь на интервью, и первый вопрос, который задаёт таксист: «Вы замужем? А дети есть?» Для меня это никогда не было приоритетом, в России я работала 24 часа в сутки. Моей жизнью не были мужчины или дети, это не то, о чём я и сейчас специально думаю. Тот факт, что каждый день по несколько раз, я слышала этот вопрос, было и любопытным, и обескураживающим. Бытовой сексизм выматывает. 

Есть ещё одна вещь, которую я осознала только теперь, на расстоянии: в сообществе иностранных журналистов, работающих в России, есть определённый стереотип в отношении российских женщин. Со стороны западных мужчин очень много сексизма. И я вижу сейчас, что шла на компромиссы с самой собой. То есть перенимала манеры этого мачо-стиля и смотрела как бы свысока на русских женщин. Ну, на некоторых русских женщин. Они были такие, devushki. И я посмеивалась над ними, вместо того чтобы принять — вела себя как мои коллеги-мужчины.  

В России, как мне кажется, женщине вообще сложнее получить уважительное отношение. Например, в первый приезд в Россию мне было 23 года, я была совсем-совсем молодая, совсем ребёнок. Я пошла на пресс-конференцию, говорила с разными чиновниками и поняла, что ко мне обращаются на «ты»: «Nu, devushka, nu zachem takoy vopros?» Для меня, как для американки, это звучало дико. Какая я здесь девушка, я журналистка!

Есть ли равноправие в России? Ты можешь получить любую работу, но какие деньги ты за неё получишь? Будет ли она престижной? Может ли женщина вырасти до главного руководителя? Как много женщин-олигархов в России? Но главная проблема — это всё-таки социальное поведение. От домашнего насилия, которое распространено, до той роли в целом, которую здесь играет женщина, она поставлена в очень строгие рамки. Впрочем, и в Америке каждый день скандалы, связанные с насилием, например изнасилования в студенческих кампусах. Это институциональная проблема, и нельзя сказать, что её не существует в Соединённых Штатах. Это то, с чем сталкиваются женщины по всему миру, но всё-таки вопрос ещё и в том, как конкретная страна решает такие проблемы и как их обсуждают люди. 

Мне кажется, что в России была своего рода кампания по возвращению к традиционным ценностям, в каком-то виде она продолжается до сих пор. С другой стороны, потрясающе видеть, что ведутся дискуссии и об изнасилованиях, и о домашнем насилии, так что прогресс явно есть.

Мне нравится быть женщиной, я считаю, что это классно. Несколько странным образом то, что я женщина, помогало моей карьере в России. Тот самый парень, который говорил мне «nu, devuska», вместо того чтобы обращаться со мной как с журналисткой, недооценивал меня, видел просто невысокую молоденькую женщину, болтал, болтал, болтал и дал мне эксклюзив. Когда тебя недооценивают, это можно обернуть в свою пользу, если ты понимаешь, что происходит. Впрочем, в Вашингтоне сейчас то же самое. Молодые корреспондентки почти каждый день рассказывают похожие истории из серии «60-летний сенатор не понимал, с кем он говорит, и проболтался».

Инес Шулик

Франция, провела в России месяц в 2012-м (Тюмень) и 2013–2014 гг. (Санкт-Петербург) на университетских стажировках, сейчас живёт в Страсбурге, ищет работу в России

Первый раз я приехала в Россию пять лет назад, я провела месяц в Тюмени — это была такая летняя школа. Мне очень понравилось. В моём Sciences Po (Институт политических исследований) в Страсбурге обязательно третий год учиться за границей, поэтому я решила поехать в Россию, год училась на факультете международных отношений и на филфаке в Санкт-Петербургском госуниверситете, там я тоже работала и, конечно, много путешествовала по России. Мне очень нравилось, потому что в России всё возможно. Всё плохое и всё хорошее, одновременно. У меня было такое чувство, как будто я почти дома. Люди здесь, конечно, иногда немножко crazy, но я не думала, что так будет: моя мама француженка, папа немец, а я чувствую себя немного русской. В местных есть что-то романтическое и меланхоличное одновременно. 

В России очень сильны гендерные стереотипы, в гораздо большей степени, чем во Франции. Женщина должна быть конвенционально красивой, привлекательной, а мужчина должен быть сильным. Во Франции не так прямолинейно. У меня, конечно, было много друзей в России. И когда я придерживала дверь для мужчины, все удивлялись: «Почему ты так делаешь? Ты же женщина!» А для меня это нормально. Или, например, в московском метро мужчина уступает место женщине — во Франции такого вообще не существует. Когда я сделала то же для мужчины, все смотрели на меня, как будто со мной что-то не так. А это было просто вежливостью! 

Когда я работала в компании в Питере, однажды пришёл мой босс и сказал, что я очень красивая. Это было так странно: я преподаватель, мне нельзя говорить, что я красивая, это не ваше дело, понимаете? Комплименты, конечно, возможны, но если передо мной босс, а я не модель — это звучит очень странно.

У нас очень много открытых отношений, типа sexfriends, в России их почти совсем не существует. Во Франции свидание обычно означает пойти куда-то вместе выпить. А для вас — «давай гулять вместе по городу». Ну, ладно, здорово, но он пришёл с розой! И я совсем не понимаю, что это? Это как предложение руки и сердца! Окей, я согласилась погулять, но зачем ты пришёл с розой?

Иногда мне кажется, что я схожу с ума: возникает ощущение, что в России женщины поддерживают сексизм больше, чем мужчины. Любят, чтобы с ними обращались, как с принцессами. Они хотят подарки, цветы, мужчина должен решать все проблемы. Я этого совсем не понимаю. Недавно у меня был разговор с подругой, она из Питера, но живёт в Москве — она сказала мне, что хотела бы быть более слабой. Она объяснила, что, если будет более слабой, станет более привлекательной для мужчин. Конечно, я так не считаю! Хотя во Франции тоже побаиваются сильных женщин.

У меня ощущение, что при Советском Союзе женщинам приходилось быть сильными, а потом они снова захотели стать «женственными» и поэтому оставили идею равноправия. Есть ещё статистика о доле женщин в правительстве, и в России очень низкие цифры. Во Франции тоже, но в России совсем низкие показатели по количеству женщин, занимающих руководящие должности. 

Во Франции сейчас почти каждый день выходят статьи о феминизме. Примерно три года назад, когда я говорила, что я феминистка, все крутили пальцем у виска. А сейчас почти все женщины моего возраста (мне 24), скажут: «Конечно, я тоже феминистка». Да и мужчины так скажут. Так что ситуация намного лучше, чем пять лет назад. 

Иногда женщиной быть сложно, конечно. Это нечестно, что нельзя просто гулять по городу в час ночи, потому что это опасно для нас. Конечно, у нас бывают месячные, и женщинам проще, чем мужчинам подхватить венерическое заболевание, это меня тоже очень раздражает.

Во Франции есть street harassment, когда мужчины кричат тебе вслед всякие вещи на улице — что ты «очень красивая» или что «ты с**а». В России я вообще с этим не сталкивалась, а во Франции — часто, почти каждый день. Мы этот сексизм видим, и мы его не любим. А в России, у меня такое ощущение, сексизм такой хитрый и удобный. И для женщины, и для мужчины. Мужчина любит быть сильным, а женщина любит получать подарки и говорить: «Здорово, мой мужчина решает все мои проблемы, как удобно». И всё-таки у мужчин в России больше возможностей в жизни. Получить хорошую работу, просто больше шансов хорошо жить.

Регина фон Флемминг

Германия, провела в России год в 1989–1990 гг., в конце 1996 года вернулась, до сих пор живёт в Москве, независимый член совета директоров ПАО «МТС»

Россия в 1989-м была для меня шансом в карьере, плюс психологическая дистанция с домом и родителями. Для западной немки оказаться в восточном мире значило, что вот, расстояние, и папа с мамой сразу далеко-далеко. Они были в шоке, конечно, когда я сказала, что еду в Советский Союз, и спрашивали: «Но почему не во Францию или в Америку?»

Я не знаю почему, но стоило мне где-то в России сказать, что я немка, ко мне сразу начинали относиться с таким уважением: «Да-а?!» «Мерседес», «БМВ», тут все верят, что «Made in Germany» — это дисциплина, культура. И никогда ни в одной ситуации я не слышала никакой критики относительно фашизма. И после немецкой агрессии против Советского Союза это было для меня сюрпризом. Во Франции и Англии по-другому, такая интересная разница, в России мне говорили: «Ну, у вас такая культура — Гёте, Гейне». А я им: «Ну, фашисты тоже читали и Гёте, и Гейне, но у нас же концлагеря были». Но тут такое разделение — что есть хорошие немцы, а есть фашисты, и я никогда не получала претензий.

Я, конечно, была очень политически активной ещё в 1985-м — жёстко и много работала на социал-демократов, на движение левых. У моей мамы нас было четверо (один брат и три сестры), она считала: сначала образование, а потом брак. И говорила нам: «Не надо верить в то, что муж у тебя будет до конца жизни». Мама очень сильно на нас влияла в этом плане. Кстати, главная книга моей жизни — это «Русская красавица» Виктора Ерофеева, я её читала по-немецки, главная героиня тоже феминистка, ведь она, в конце концов, сама решает, как она будет жить.

В России всё очень изменилось, конечно, за двадцать лет. Женщины в конце 90-х, как зайки, сидели рядом с мужчинами. Это вообще не западная манера — они очень аккуратны с макияжем и одеждой. Обувь — я вообще не понимала, как можно в такой обуви целый день ходить по улице, на таких каблуках. Это был шок, и для меня позже, если это видно (показывает ярко-красный маникюр), стало основанием вернуться назад. У нас это было категорически невозможно: никакого макияжа, ничего, — сейчас я адаптировалась. 

В России я часто работала с женскими коллективами — это было очень просто. Я люблю работать с женщинами, у которых уже есть ребёнок: они суперорганизованные и рады вернуться на работу после декрета. И это сила в России: они гораздо больше интегрировались в экономические процессы. Я замечала, что многие олигархи работают с сильными женщинами — финансовыми директорами, управляющими.

В России, конечно, очень сильна old boys network (мужская «мафия», связи, основанные на прежней дружбе и знакомствах, устройство на работу однокашников и т. п. — Прим. автора), так что женщине будет сложно в металлургическом, нефтяном, газовом бизнесе, лучше выбирать финансовый сектор, страхование, автомобили. И в Германии такая ситуация. Женщина может подняться на самый верх только без детей. Потому что у нас очень сложно найти детский сад, семейная поддержка больше не работает, все переехали из своих городов и деревень в столицы, найти няню тоже сложно (если делать это официально), а ещё, если ты полностью посвящаешь себя карьере и у тебя при этом есть ребёнок, значит, ты плохая мама. И наоборот, если нет детей, но ты делаешь карьеру, все скажут «молодец». Это социальное давление есть и сегодня.

Удивительно, но сейчас молодые женщины в Германии психологически вернулись назад и рассуждают так: лучше хороший муж, после института поработать 3–4 года, а потом сидеть дома. Всё вернулось обратно, очень жалко, очень мало устремлений на карьерный рост. А в России, мне кажется, это нормально, если ты скажешь после шести месяцев или года: «Всё, я вернулась обратно, я хочу». И в России есть возможность — это осталось ещё после Советского Союза — посвятить себя чисто мужским профессиям. Это большой плюс. А у нас исторически, после войны, в 1945-м было — муж или погиб, или в плену. Потом мужья вернулись домой, а женщины в 50-е годы вернулись обратно на кухню, к детям и семейной жизни. Мужчины очень аккуратно отодвинули женщин на второй план. В России, мне кажется, все меняется, и я жду, когда же будет больше женщин в политике. 

То, что я женщина, сказывалось на работе. Есть будешь жёстко говорить, скажут: «Ты истеричка». Если будешь слабо говорить, скажут: «Она тётка». Если ты скажешь: «Пожалуйста, я могу закончить мою фразу?» (это очень мужской оборот), — тут же скажут: «Она доминантная». Я работаю в России, и мужчина, который сидит там далеко, в спокойствии, в Германии, не сможет сказать: «Россия — это легко». Человек же на фронте! Они не смогут сказать: «Она не умеет», — понимаешь? Многие женские карьеры начались на экзотике, через самые сложные задачи, или страны, или в компаниях на грани банкротства, это возможность, пустая ниша.

И, конечно, отдельный разговор — это личная жизнь. Стиль 90-х в России — вечеринки, бани, а я категорически не люблю баню, не хожу туда ни одна, ни с мужчинами. Во время работы в «Аксель Шпрингер» был велик риск оказаться в потенциально компроматной ситуации. Я еще шестнадцать лет назад решила, что на каждый официальный вечер буду приходить одна. И что личная жизнь — это супертабу. Многим здесь кричат в спину: "Какая шлюха".

Женщины в России — это спина. В социально-экономическом смысле. Думаю, что без женщин здесь у страны было бы уже полное банкротство в экономике. Они работают, они и с детьми сидят, и за родителями смотрят, и за мужьями. Женщины решают много не всегда заметных задач и легко выходят из зоны комфорта. Просто говорят: «Да, это надо сделать, неприятно, но надо». «Всё будет нормально» — не самая любимая моя фраза, но в этом случае это работает. Женщины говорят: «Так, всё будет нормально», — идут и делают.

Было бы здорово, если бы в России было меньше давления общества на женщину, в том плане, что ей обязательно нужен ребёнок. И было бы очень полезно, если бы в России чаще обращались к психологам, чтобы лучше понимать себя и получать ответ на вопрос, почему я так живу и откуда у меня эти психологические травмы.