Личный опыт«Дисциплина важнее мотивации»: 12 девушек о насилии Андрея Гречко и других сотрудников курсов LUDI

Я рада, что опубликовала видео именно сейчас — спасибо за вдохновение подкасту «Ученицы», — потому что могу позволить себе назвать имя насильника. Я получила очень много слов поддержки и сопереживания (в основном от женщин*), а потом со мной стали связываться другие пострадавшие. Первая, вторая, третья, четвёртая, пятая… Я создала чат. «Девочки, это Марина, её история из 2013-го». «А это Алина, её история из 2022-го». Имена изменены по просьбе героинь. Почему свидетельства насилия анонимные? Потому что Гречко отрицает свою вину и угрожает подать в суд. Я бывшая политзаключённая в федеральном розыске, судом меня не напугать но другие пострадавшие находятся в России, для них эта угроза реальна. Кроме того, рассказ о сексуализированном насилии — серьёзное психологическое испытание из-за ретравматизации и возможного виктимблейминга, слатшейминга, объективации. Именно поэтому я сначала не была готова называть конкретный насильственный акт, но сейчас решилась. Среди 350 комментариев под постом Андрея были обвинения меня в клевете и даже в травле, некоторые комментатор_ки интересовались, что мешало мне «просто встать и уйти», другие обзывали «хайпожоркой» (хотя, если уж мыслить в такой логике, за хайп мне нужно «благодарить» Следственный комитет).

Когда мы обсуждали в чате свой опыт, мы поняли, что наши истории насилия со стороны Гречко до ужаса похожи друг на друга: юные, неопытные девушки; психологическое давление и манипуляции; внезапный поцелуй взасос без предупреждения; игнорирование «нет» и просьб остановиться; принуждение к минету; вспыльчивость и непредсказуемость. Некоторые из нас долгое время винили во всём себя (сама приехала в гости; замерла и не смогла отбиться; была влюблена; продолжила общаться) или считали произошедшее «недостаточно серьёзным» (не было проникновения). Я бы очень хотела, чтобы больше говорили о границах и активном согласии, чтобы женщины* учились говорить «нет», а мужчины* учились это «нет» слышать. Конечно, это относится к людям любых гендеров.

Я очень прошу пострадавших от сексуализированного насилия или абьюза обращаться за профессиональной помощью (например, в центр «Сёстры») и не винить себя, быть к себе бережными. Помните, что вы не одни.

В заявлении Андрей написал, что он «сын, внук и брат». Но все авторы насилия — это чьи-то сыновья, внуки и братья. Это не какие-то «особенные» преступники и маньяки, а наши коллеги, соседи, друзья в фейсбуке. Поэтому каждый раз так важно разорвать круг молчания и запустить процесс свидетельствования. Я рада, что у меня получилось.

 Я столкнулась с сексуализированным насилием со стороны Андрея Гречко в 2016 году, когда мне было 20. Я плохо помню ту ночь, потому что была в состоянии алкогольного опьянения, но главное я помню очень хорошо — он принудил меня к жёсткому минету, хотя никакого согласия не было: я сказала, что ничего не хочу и вообще девственница.

В ту ночь Андрей предложил мне остаться у него переночевать, потому что в таком состоянии я не могла сесть за руль и уехать домой на машине. Я доверилась ему, потому что знала его около двух лет и он никогда не проявлял ко мне особенного внимания, мы общались только в дружеском ключе, без флирта. Я не подавала никаких знаков, что хочу хоть какой-то близости. Мне просто нужно было поспать и уехать домой. Но он настоял: применил силу, сам меня схватил, руками двигал мою голову вверх-вниз и держал её так, что я не могла высвободиться. Ещё и добавлял: «Убери зубы, мне больно». Я плакала и чувствовала себя беспомощной. Никто не знал, где я, и не мог мне помочь.

Это надолго разрушило меня. Я чувствовала себя грязной, униженной, испорченной. Не понимала, как вообще начинать сексуальную жизнь после такого. Я очень долго несла это в себе тяжеленным камнем, который не давал мне дышать и открываться людям, но делала вид, что ничего не произошло. Вплоть до публикации истории Аллы я продолжала быть подписанной на него, смотрела его сториз как ни в чём не бывало. Я не хотела, чтобы хоть кто-то узнал, какую боль он мне причинил. В том числе он сам.

Я была очень растеряна и напугана. Мне нужно отказаться или согласиться? Может, это не так плохо? Я просто зажмурилась и подумала: «Ну, как-нибудь переживём». Чуть позже он спросил, нормально ли мне. Я подумала, что, видимо нужно ответить «нормально». Хоть я и не выразила несогласия эксплицитно, это не отменяет того, что не нужно пытаться засунуть кому-то член в рот. В какой-то момент он перестал пытаться, но начал меня трогать. До секса с пенетрацией не дошло, не помню как, но я ушла.

Уже позже я почувствовала вину: человек ожидал, что у него случится секс, а этого не произошло. Я не думала, что это насилие, казалось, что я про*****сь и повела себя неправильно. Я даже извинилась перед ним, а он ответил: «Чего ты ожидала, когда шла домой к мужчине?» Единственное, что я осознала даже тогда, — что это не нормальный ответ.

Только потом я поняла, что его действия были насильственными. Если кто-то приходит к тебе домой, это не значит, что ты получаешь власть над телом этого человека. Меня это сильно травмировало, и мне до сих пор сложно даются некоторые сексуальные практики. Я долгое время думала, что мной не интересуются как человеком — что со мной общаются только потому, что я молодая и конвенционально красивая и именно это от меня всем нужно.

 Мы познакомились с Андреем в 2012 году, когда я была в одиннадцатом классе, а он на первом курсе. Мне только что исполнилось 17, я участвовала во Всероссийской олимпиаде школьников по обществознанию, и на последнем этапе Андрей был помощником организаторов. Всё происходило в пансионате, так как на последний этап приезжают люди со всей страны, а олимпиада длится несколько дней.

Андрей был всего лишь на год старше, мы общались как друзья-товарищи. В один вечер мы тусили с компанией, в какой-то момент все легли спать. Не помню, откуда материализовался Гречко: может, тоже заснул в этой комнате или зашёл за чем-то. Он стал трогать мои стопы. Я притворилась, что сплю, мне было очень неловко и странно, даже страшно. Я не знала, что делать, и просто ждала. Он достаточно долго их гладил и щупал, затем поцеловал меня в лоб и вышел из комнаты. Не знаю, мастурбировал ли он в процессе — я не смотрела. Кто-то тогда говорил, что он футфетишист. У меня и у ещё одной девочки пропали носки, но, может быть, это совпадение.

Сейчас я осознаю, что некоторые ситуации из времён, когда я была подростком, были абсолютно неуместными или даже сексуализированным насилием. Например, эта. Но тогда я просто решила не думать про неё, относиться с юмором. Рассказала нескольким подружкам, но скорее как «ха-ха», хотя на самом деле это не смешно. Вспоминать и описывать эту историю мне неприятно.

Об учебном центре LUDI

Я приехала, переоделась в обычные домашние вещи. Он купил бутылку вина, хотя сам не пьёт. Предлагал мне — я отказалась. Мы зашли в гостиную, и он начал меня целовать, трогать. Я была не против поцелуя, но совершенно точно не хотела заниматься сексом с человеком, с которым была наедине один раз. Он предложил составить письменный договор, что секса не будет, но я отмахнулась (думала, он так шутит) и просто сказала о нежелании. Он обещал лечь спать в другой комнате, но лёг со мной. Начал меня раздевать, у меня были месячные, я несколько раз просила остановиться, но я тогда не умела жёстко говорить нет, в конце концов как-то оцепенела и сдалась.

С утра я пошла в душ и долго мылась — хотела смыть с себя всё. Меня трясло, я пыталась уехать домой, а он взял меня за руку и сказал: «Ну вот, теперь я вижу перед собой очень счастливую женщину». Очень счастливую? После того, как ты трахнул меня против моей воли? По дороге домой я записала аудио подруге, всё рассказала. Она ответила: «Ну а что ты хотела? Ты же сама пришла».

Затем Антон предложил снять мне квартиру, чтобы я ушла из своих абьюзивных отношений, — предполагалось, что я буду жить там одна, но он постоянно оставался. А за квартиру брал деньги, хотя изначально сам предложил помощь. Я ни о чём его не просила, но принимала помощь по двум причинам: она была мне нужна и я чувствовала себя опороченной после того, что у нас случилось. Думала, что теперь мне нужно быть с ним.

В съёмной квартире я прожила с ним около месяца. Секс был часто, мне было очень неприятно, я часто просила перестать. Он гиперконтролировал меня: постоянно звонил по видеосвязи, просил отчитываться, читал мои переписки. В какой-то момент он узурпировал мои деньги — подсчитал, исходя из моей нагрузки, сколько я получаю. Требовал, чтобы я отчитывалась за расходы, и отбирал часть в счёт уплаты «долга», хотя изначально «просто по доброте душевной» добавил мне денег на квартиру.

Он прочёл переписку, где я общалась с другим парнем. Просила помочь его забрать меня из квартиры, ставшей для меня адом. Антон обвинил меня во многом, и я сбежала. Он ловил меня за руку и не пускал, я падала на колени и умоляла отпустить. Однажды я схватила тяжёлую ониксовую статуэтку, сказала, что убью его и в суде меня оправдают, если не отпустит. И наконец уехала. С тех пор, если он видел меня на работе, он шёл пятнами и весь трясся.

У меня обострилось расстройство пищевого поведения, меня всё время рвало, я ужасно похудела. После, уже в других отношениях, я долгое время не могла получать удовольствия от секса. Даже сейчас с любящим и любимым партнёром есть вещи, которые меня триггерят.

Мы ещё долго работали в «Людях», но почти не пересекались из-за разных расписаний. В редкие моменты, когда мы встречались, он делал мне мелкие гадости. Например, я приехала заранее чтобы распечатать материалы для своих учеников, а он отменил мою печать и поставил свою — из-за этого моё занятие задержалось.

Мне безумно больно, что этот человек продолжает работать с детьми. Он подмял меня под себя как танк и то же самое делает с учениками — очень жёстко ведёт занятия, хотя есть люди, которые в восторге от его методов. Я долго винила себя за то, что не рассказала свою историю сразу, — надеюсь, что никто из его учениц или партнёрок не подвергался сексуализированному насилию.

Моё отношение к произошедшему менялось с течением времени. Сначала я не верила, что это было насилие. Затем я была убеждена, что меня изнасиловали, и ненавидела его так, что каждый день представляла наказания. Потом я снова перестала верить своему опыту — типа, я недостаточно громко кричала нет, а просто говорила. Я обратилась за помощью к психиатру и психотерапевту, специалисты помогли осознать этот опыт как изнасилование, а также что в насилии всегда виноват насильник. Нет всегда значит нет. Не уверена, что я простила его, но я точно пережила эту историю.

 Я занималась в центре LUDI несколькими предметами в течение 8–9 месяцев. Возвращаясь к опыту обучения, я много думаю о том, что Илья (Илья Созонтов, сооснователь компании LUDI. — Прим. ред.) и Андрей часто обнимали студент_ок, шутили странные шутки, использовали лексику, которая вроде бы была направлена на то, чтобы создать атмосферу неформального общения, но в то же время была абсолютно неуместна и совершенно не способствовала созданию безопасного пространства. Мы как студент_ки не понимали степень близости с преподавателями, а некоторые преподаватели, хотя и были намного старше нас, не задумывались о том, что их поведение и общение с нами должно выглядеть по-другому.

Сейчас я думаю о многих моментах как о безусловно неприятных и часто испытываю чувство вины и стыда за все попытки неформально социализироваться, которые со мной случались. Тогда казалось, что всё в порядке, но, когда тебе 17, ты довольно зависима от внимания взрослых. Не понимаешь, как себя вести со взрослыми мужчинами, которые пытаются стать твоими друзьями.

История, которая случилась со мной, скорее про отсутствие чётких границ и правил общения, отсутствие понимания того, что допустимо и что недопустимо в отношениях между взрослым мужчиной и семнадцатилетней девушкой. Я не сталкивалась с сексуализированным насилием, но, безусловно, столкнулась с неуместным вниманием преподавателя Антона Романова, которое отрицательно влияло на моё эмоциональное состояние и подготовку к экзаменам. Он регулярно звал меня на выставки и в кино, даже после того, как я попросила никуда меня не звать. Говорил о том, что я умный человек и он хотел бы продолжить наше общение и после того, как я перестану ходить на курсы. Настойчиво пытался провожать меня до дома и комментировал мою внешность. В нашей переписке (и мои, и его сообщения загадочно исчезли из нашего чата в телеграме, но сохранились скриншоты) он писал, что его расстраивает, что я вижу в нём угрозу, хотя он только приглашал меня в музеи и кино, по его мнению, не слишком страшные места. Хотя, отмечал он, для кого-то подобные места — пытка и лучше сразу в бар. Также он писал, что если меня смущает его возраст, то я не должна беспокоиться, так как он общается с людьми и старше, и младше него. Говорил, что хотел бы продолжить общение со мной и ему показалось, что мне было с ним интересно, просил меня не сжигать мостов. Я несколько раз говорила, что слишком занята подготовкой к экзаменам, чтобы куда-то с ним ходить, но приглашения продолжались даже после того, как я пояснила, что мне некомфортно и эти приглашения меня смущают. Из-за стресса во время занятий и подготовки я сдала экзамен по истории на намного более низкий балл, чем планировала (по другим предметам мои баллы были близки к 100).

Общая атмосфера «дружбы», неформального общения на равных, тактильности в «Людях» смущала и стирала границы между людьми, которые находятся в позиции власти и авторитета в силу возраста. После того как мы выпустились, Андрею казалось нормальным пить вино с недавними выпускницами, а Илье — неформально встречаться с ними один на один. Сейчас я вспоминаю эти моменты с удивлением и неприязнью.

Я убеждена, что в подобных учебных заведениях необходимы кодексы и правила, описывающие допустимое и недопустимое поведение, и продуманные механизмы защиты студент_ок.

У меня очень мало воспоминаний о том времени (одиннадцатый класс, подготовка к ЕГЭ), но запомнилось следующее: я замечала Илью Созонтова, который у меня не вёл, задерживалась после занятий, мы болтали, а на прощание «обнимались» — по сути, он зажимал меня и не отпускал пару минут, пока я не начинала вырываться. Если я хотела уйти, то получалось только со второй или третьей попытки. Сначала мне это льстило, потом начало пугать.

Особенно чётко помню, как виделась с ним спустя какое-то время после окончания курсов. Мы посидели в кафе, зашли в учебный корпус LUDI, и опять эти «объятия» — я решила, что больше не хочу с ним видеться вообще, особенно один на один. Хотя на какие-то мероприятия LUDI мельком забегала.

В LUDI я готовилась к ЕГЭ, когда мне было 17 лет. Обстановка там всегда была неформальная, но в какой-то момент она стала ещё более неформальной. Мы с Андреем Гречко начали переписываться в ВК, обсуждали книги, кино и какую-то другую повседневную ерунду, но в его сообщениях часто чувствовался какой-то сексуализированный подтекст. Были такие сообщения: «Всего пять месяцев, и ты тоже станешь взрослой. Сможешь отдать свои летние ночи тому, что притягательнее экзаменов… мемчикам!», «Боюсь услышать, как же ты праздновала [Новый год]. Останешься в моих глазах возвышенной девочкой с Пушкиным на груди (на самом деле не останешься)» (скриншоты есть в распоряжении редакции. — Прим. ред.). Однажды ни с того ни с сего он написал, что в кафе при нём обсуждали тантрический секс. Уже тогда мне было достаточно странно и неприятно, но в силу возраста и отсутствия чёткого понимания того, как должны выглядеть отношения между более взрослым человеком, преподавателем и студентами, мне было сложно расставить границы.

 О курсах в LUDI я узнала от подруги из лицея ВШЭ. Многие туда ходили или хотели пойти, в основном девочки, на курсы истории или русского. Во время курсов мне было 17, и тактильность молодого преподавателя [Андрея Гречко] казалась мне лестной, хоть и настырной. Но на курсы я ходить перестала, и потом в социальных сетях в течение 2017 года я получала сообщения от Гречко, которые уже казались неуместными. Например, комплименты или предложения о встрече.

Спустя время я узнала, что такие же предложения приходили моим подругам из лицея. Те, кто согласились, предупреждали остальных, что ходить на встречу не стоит. Когда я узнала, что на счету создателя LUDI есть случаи изнасилования, всё встало на свои места. Мои инстинкты помогли мне почувствовать опасность. Мне очень жаль, что не все были предупреждены и не всем удалось избежать травматичного опыта. О посте Аллы я так же узнала от подруги, которая ходила на курсы LUDI и обсуждала со мной «кринж» и «сальность» коммуникации с Гречко.

 Я работала в центре LUDI около трёх месяцев. Андрей очень любил, когда к нему относились лояльно и не вступали в споры. Он натужно улыбался со сложными клиентами, а затем выходил и мог ударить кулаком по столу или стене — управлять эмоциями ему сложно даже при других.

Основные коммуникации центра велись через ВК. Был создан аккаунт, к которому имели доступ все сотрудники, — что-то вроде службы поддержки. При этом все люди, которые были причастны к центру, добавляли учеников в друзья со своих личных аккаунтов, типа, так легче создавать группы и чаты. Повторюсь, что вообще-то для этого был специальный аккаунт.

У Андрея был большой список друзей, в котором большая часть — ученики центра. Когда в друзья добавлялась я и другие сотрудники, преподносилось, что это обязательно и что ни в коем случае нельзя удаляться. С намёком, что, если удалитесь, мы вам не поможем, а то и навредим.

 Главный принцип LUDI — «Дисциплина важнее мотивации». Фраза расклеена в каждом кабинете, напечатана на мерчовых футболках. Но мотивация — это то, с чем хорошая профессиональная педагогика много и упорно работает, это сложная и тонкая вещь, и именно от неё идёт желанное «сесть и сделать». Если мотивации нет, то никакой дисциплины добиться от себя и других невозможно. Ну или возможно, но в этом случае лучше сразу откладывать на терапию.

Если вы попали в место с такими идеями, пожалуйста, помните, что это не про образование. Эта философия появляется там, где нужно просто добиться балла на экзамене, чтобы отбить деньги, которые заплатили родители. Но если результат хорошего образования — это только балл, то что-то тотально пошло не так. Группу я в LUDI не получила и ещё до тренинга сто раз хотела бросить эту авантюру. Не бросала, потому что не доверяла себе и считала, что капризничаю. Я верю в истории девушек, потому что увиденное и прочувствованное в центре встраивается в эту картину.

Мы оставили текст открытым, поскольку нам кажется важным, чтобы девушки, пострадавшие от насилия и решившиеся рассказать об этом, были услышаны. Если вам захочется поддержать Wonderzine и сохранить площадку для честных высказываний, это можно сделать по ссылке.

ФОТОГРАФИИ: фото 1 — Alisa Reihtman / соцсети, фото 2 — Андрей Гречко / соцсети, фото 3 — соцсети, фото 4–12 — официальные соцсети учебного центра Ludi