Личный опыт«В трудовой книжке было написано „артистка балета“»:
Я десять лет танцевала стриптиз в Москве
«Твоё дело — слушать и подливать»
В 90-е в Россию ворвалась индустрия стриптиза и сразу набрала большую популярность. Долгое время явление стриптиза не осуждали и тиражировали в массовой культуре: стриптиз воспринимался ещё и как проявление сексуальной свободы. Лишь спустя годы к индустрии в России появились вопросы — об эксплуатации, объективации и насилии. А заодно пришло понимание, что выбор женщин, работавших в стриптиз-клубах, далеко не всегда был свободным. Наша героиня Екатерина десять лет проработала в стриптизе и рассказала нам, какие деньги делались в этой профессии, какие у неё были издержки, что поменялось за эти годы и как она относится к стриптизу сейчас.
Текст: Анна Боклер
У меня, например, был нулевой размер груди, но и вес колебался между 42 и 43 килограммами — на такое тело тоже всегда был высокий спрос
Старожилы нашего клуба вспоминали, что в середине девяностых на танцпол бросали шубы, ключи от машины, ключи от квартиры… Один танец мог неплохо обеспечить девушку на всю оставшуюся жизнь. В девяносто восьмом году доллар подорожал с пяти рублей до двадцати. И всё рухнуло. Я пришла в стриптиз в девяносто девятом и квартиру уже не поймала, хотя подтверждаю — это было всё ещё очень сытое время.
В двадцать четыре года я училась на юриста, жила с абьюзером и искала работу, чтобы снять отдельную квартиру. Сначала я устроилась в агентство недвижимости, но тогда никто ничего толком не продавал и денег это не приносило. Знакомая мужа позвала меня официанткой в «Манхэттен-Экспресс», клуб при гостинице «Россия». Марина сама занималась русскими народными танцами, потом попробовала себя в стриптизе за рубежом, а когда вернулась, собрала девочек и стала менеджером. Работа официанткой была отличной по условиям: график с полуночи до четырёх утра, я как раз успевала отдохнуть перед институтом — училась на вечернем, гарантированная выплата за смену составляла двадцать долларов плюс хорошие чаевые. Но на аренду и нормальную жизнь этого не хватало. Помню, как-то мне предложили работу по специальности — помощницей судьи на полный день с зарплатой 4500, ровно столько же стоила однушка. В общем, я попросила перевести меня в танцы — взяли. Прежде я никогда не была связана с хореографией. Всё показали на месте, и училась я по ходу дела — первый год страшно болели все связки и с тела не сходили гематомы от взаимодействия с шестом. Сначала казалось, что это уже навсегда. Потом тело привыкло.
Конкретного типажа внешности, в который надо попасть, просто не существовало: все любили огромную грудь, за неё «прощалось» пышное тело, у меня, например, был нулевой размер груди, но и вес колебался между 42 и 43 килограммами — на такое тело тоже всегда был высокий спрос. Помню, у нас была стриптизёрша сильно старше остальных — Жанна. Она всё время брала меня под ручку и таскала за собой по залу. Сейчас понимаю, что ей приходилось за мой счёт собирать чай, так как сама Жанна уже не очень котировалась среди гостей из-за возраста. Кстати, она долго работала за границей, знала несколько языков и выучила меня разговорному английскому.
«Манхэттен-Экспресс» закрылся в том же 1999-м. Потом я работала в других клубах, много времени провела в казино на Арбате. Там был VIP-зал с минимальной ставкой на рулетке 100 долларов, белый ковёр с пышным ворсом, тишина в зале. Игроки приводили туда выбранную на танцполе девочку для сопровождения на ставке. Тогда надо было переодеться в гражданское и идти к рулетке. Поначалу менеджер доставал нам из груды общих дорогих вещей что-то подходящее по размеру — в зале был яркий свет, так что скрыть какие-то серьёзные изъяны в одежде было бы сложно. Процесс наряжания был немного унизительным, и я быстро купила собственную одежду в аутлетах — некоторые вещи у меня всё ещё валяются дома, правда, уже не подходят по размеру. В казино немного другая публика — там мужикам стриптиз часто до лампочки, они помешаны на игре, но игровые приметы бывают связаны с женщинами: выбираешь нужную девушку и получаешь крупный выигрыш. Я обычно стояла рядом с мужчиной, общалась, ему в это время давали бесплатное шампанское, икру, сигары, чтобы подольше не уходил. Мне тоже надо было создавать расслабленную атмосферу и затягивать разговор: платили по часам. Ещё приходилось поддерживать тему азарта — подыгрывать, что это я такая фартовая, благодаря мне повезло, тогда получались хорошие чаевые.
Тысячу долларов в месяц я зарабатывала стабильно, часто — сильно больше. Проблем с деньгами припомнить не могу. Снимала квартиру, покупала вещи Dolce & Gabbana, могла в кафе сходить, что-то удавалось откладывать. А что-то приходилось и вкладывать в работу. Ты ходишь всю смену в гриме, потеешь, потом лечишь прыщи у косметолога. Обязательно надо колоть в бёдра озон от целлюлита — больно, дорого, но действенно. По тогдашней моде следовало проводить много времени в солярии, а потом сверху наносить автозагар.
На такой работе сильно меняется восприятие тела. Хоть я и была худая, всё равно достаточно быстро заработала РПП: в гримёрках же вообще ничего не обсуждали, кроме диет и кремов. К тебе постоянно приглядываются, обсуждают — изъяны же можно найти в любом теле. Я понимала, что нахожусь в хорошей для стриптиза форме, но не то чтобы всегда считала себя о**енной — в итоге десять лет провела на отрубях с зелёным чаем, на сырой моркови и морской капусте. Эта работа в принципе занимает всю твою жизнь. Танцуешь ночью, днём спишь — уже отрезана от остального социума.
В казино мужики помешаны на игре, но игровые приметы бывают связаны с женщинами: выбираешь нужную девушку и получаешь крупный выигрыш
Иллюзии появляются и с другой стороны — я сама неоднократно видела, как девушки не могут в реальной жизни выйти из рабочего образа и навсегда остаются условной повелительницей тьмы
Принципы работы мне объяснили очень быстро: человек приходит, потому что ему все рады, он может сказать любую чушь — все будут восхищаться, музыку поставят, обласкают, сигары дадут, а твоё главное дело — слушать и подливать. За десять лет я претерпела такую трансформацию, что ещё долго норовила подстроиться под каждого человека, с каждым во всём соглашаться, теперь вроде от этого избавилась, но зато при необходимости умею быть с кем угодно на одной волне. Правда, у меня ещё долго сохранялось плохое отношение к большинству мужчин: я видела их в слишком неприглядных ситуациях. Я за версту чую определённых людей. Например, неуверенных в себе. А кто ещё ходит по стрипакам? Ведь если нужен секс, проще всего пойти к проститутке (сохранена лексика героини. — Прим. ред.), а в стриптиз он приходит разрушать мозги красивым женщинам. Чтобы они делали вид, что восхищены его умом, что влюбляются, чтобы он мог сказать «денег не дам» и выслушивать уговоры. Люди, не готовые признать свою ориентацию, тоже приходят самоутверждаться. На рейве как-то встретила гея, который накануне был у меня в VIP-зале и вёл себя как мачо. Посетители могли всю ночь рассказывать, как поднялись до уровня олигарха, называли сорта элитного шампанского и конфет, которые они потребляют каждый день. А с утра ты провожаешь такого гостя на метро и ждёшь, пока он позавтракает шаурмой с пивом. Много иллюзий. Иллюзии появляются и с другой стороны — я сама неоднократно видела, как девушки не могут в реальной жизни выйти из рабочего образа и навсегда остаются условной повелительницей тьмы. Это гораздо хуже, чем выгорание, и со стороны выглядит абсолютно странно.
В трудовой книжке у меня было написано «артистка балета», правду знала только одна близкая подруга, а обычно я представлялась официанткой или менеджером. Менеджером я действительно поработала какое-то время, но быстро ушла. Во-первых, намного больше ответственности и намного меньше денег. Во-вторых, у тебя не очень привлекательная задача — хорошо продать тяжело травмированных людей. У нас были девочки, сбежавшие из неблагополучных семей, девочки из голодных регионов, молодые матери-одиночки, жёны заключённых, оставшиеся без денег. По-хорошему, им всем нужна была поддержка, а не работа в стриптизе. Правда, у нас танцевала одна худенькая девушка, она показала мне как-то свои школьные фото — оказалось, всю жизнь была крупной, весила в районе ста килограммов. Потом год ела только отруби, похудела до сорока, посадила сердце и загремела в кардиологию. После больницы пришла в стриптиз, набрала вес, очень похорошела, окончила университет. Диплом защищала по теме: «Маркетинг в шоу-бизнесе на примере клуба „Манхэттен-Экспресс“», ей наша менеджер даже ставила печать на листе о прохождении практики. Она потом, спустя годы, рассказывала, что стриптиз спас её от анорексии, вернул к жизни. Но это скорее единичный случай.
Мне кажется, многие виды работы с людьми похожи между собой. В недвижимости надо было обмануть всех, чтобы не обманули тебя. В стриптизе было то же самое. Мне нравилось со всеми договариваться и создавать позитивную атмосферу. Только в клубах ещё надо было контролировать все ситуации — чтобы они не доходили до разборок с охраной, тем более — с полицией. Помню, ещё в «Манхэттен-Экспресс» ко мне приставал один мужчина — постоянно ходил рядом и говорил гадости. Через несколько дней я не выдержала и попросила одного фээсбэшника, который к нам захаживал, ответить ему. Фээсбэшник ответил, естественно, в месте без камер, приставала вызвал ментов на телесные повреждения, никто не дал показаний. Вообще, люди из структур и олигархи собирались больше в Dolls на Красной Пресне, к нам приходили обычные люди, священники, эстрада. У нас часто устраивали концерты со звёздами, потом они оставались потусить. Помню, Борис Гребенщиков подарил нам всем по своему диску.
В клубах всегда были камеры: проституция и наркотики там не предусмотрены. И если наркотиков никак не избежать, то секса — вполне. Мой самый эротический поступок на работе — приватный танец. Заходишь с мужчиной в VIP-кабинку, танцуешь полностью обнажённая, по-всякому изгаляясь, чтобы он не увидел камеры. Я не хочу рассуждать сейчас, на какие деньги существовали все эти клубы, но компромата на публичных людей там было много.
Такие заведения держали не совсем простые люди. Просто человек откроет клуб — придут менты и всё закроют. Так что у таких заведений была силовая крыша. На моей памяти были случаи, когда человека сажали на много лет после личного конфликта с руководством клуба.
К тридцати пяти я абсолютно выгорела, я уже почти не могла наступать на ноги из-за травм, мне просто страшно надоело. Казино потихоньку начинали закрываться, денег в стриптизе стало сильно меньше. Стриптиз переставал быть чем-то нормальным. Раньше про стриптиз много говорили на телевидении, моя коллега снималась в «Голых и смешных». А потом стриптиз стали массово осуждать. Я всю жизнь любила шить. Шила себе костюмы для стриптиза, девушки смотрели, просили тоже им сделать. Постепенно доход с заказов стал хорошо возрастать, и в 2008-м я оставила стриптиз.
Я занимаюсь искусством и до сих пор шью костюмы. Многие мои коллеги открыли свои стриптиз-школы, некоторые из них достаточно известные. Одна знакомая работает аниматором в сауне, я шью ей костюмы, которые невозможно снять, так что думаю, там происходит что-то вроде консумации. Сейчас нам всё время предлагают укреплять нравственность, но иногда это работает странным образом — как-то шила в один стриптиз-клуб костюмы для празднования Масленицы. Ещё мне кажется, что финансово индустрия стриптиза в Москве себя исчерпала. Я привозила много костюмов в Crazy Girls на проспекте Мира, вполне популярный успешный клуб, познакомилась там с девушками: кто-то после смены идёт в поликлинику медсестрой, кто-то в офис бухгалтером. Для меня это было шоком — в наше время по крайней мере с деньгами проблем не было.
Сейчас нам всё время предлагают укреплять нравственность, но работает это странным образом — как-то шила в один стриптиз-клуб костюмы для празднования Масленицы
