Личный опыт«Мы с мамой спали с гаечным ключом под подушкой»: Как я сбежала от отца-абьюзера

В нашей семье трое детей, я самая старшая. У меня было ужасно скучное детство: большую часть времени я проводила дома. Я не гуляла с друзьями после школы, не ходила на кружки, не ходила на чужие дни рождения и не приглашала на свои, у меня не было каких-либо средств связи с людьми. Всё моё общение происходило в школе, когда мне ещё можно было туда ходить. Гулять я могла только во дворе с мамой или сестрой, могла ещё сходить в торговый центр с кем-нибудь из них, но на этом всё. Мне было категорически запрещено общаться с русскими людьми, но и с нерусскими не то чтобы разрешено. Отец считал, что русский менталитет и образ жизни может плохо на меня повлиять. Мои родители езиды, но себя я к ним не отношу: не чувствую себя такой, не поддерживаю их убеждения. Вроде бы это христианская религия, у нас стояли православные иконы, родители ходили в православную церковь, но при этом всегда считали, что мы другие. Мне  так и говорили: «Не смотри на них, им это позволено, а нам нет, мы другие». Это с детства вызывало у меня протест, а своё несогласие я никогда не скрывала. Ещё в семь лет я спрашивала: «Почему моя мама не может работать? Что за бред?» — поэтому ко мне отец относился куда строже, чем к сёстрам.

Моя средняя сестра видела, как отец регулярно бьёт маму, но всё равно его выгораживала. Как-то раз он зашёл в мою комнату и потребовал снять новогодние гирлянды. Я не понимала, чем они ему мешают, это же моя комната. Я не хотела бунтовать, мне просто хотелось оставить вещь, которая делает меня чуть-чуть счастливее, но сестра говорила: «Зачем ты сама нарываешься? Ты же знаешь, какой он человек». Так было практически всегда, но мой побег она в итоге поддержала.

Я в целом довольно социальный человек, в школе у меня сложился относительно большой круг знакомых, и я близко общалась с некоторыми девочками, за что отец постоянно меня ругал. С парнями же нельзя было не то что общаться, а даже как-либо взаимодействовать. Естественно, я не могла в школе делать вид, что они не существуют, иногда мы обсуждали какие-то учебные вопросы. Отцу это не нравилось, поэтому в седьмом классе меня перевели на домашнее обучение. Так я окончила восьмой класс, не посетив ни одного урока. После этого родители забрали документы из школы, но в новую не подали — я просидела дома четыре года. Моей средней сестре можно было учиться, иногда я читала её книжки, спрашивала, что она проходила на уроках, пыталась изучать что-то сама.

Моя средняя сестра видела, как отец регулярно бьёт маму, но всё равно его выгораживала. Как-то раз он зашёл в мою комнату и потребовал снять новогодние гирлянды. Я не хотела бунтовать, мне просто хотелось оставить вещь, которая делает меня чуть-чуть счастливее

Я постоянно просила родителей позволить мне хотя бы получить аттестат, но уговорить их получилось только в прошлом году, и даже тогда не всё было гладко. Дорога из школы до дома была с тремя пересадками, после уроков я должна была сразу ехать домой, нигде не задерживаться. И если вдруг по каким-то причинам, например из-за пробок, я опаздывала, дома был скандал. У меня отбирали телефон (его подарили мне на двадцатилетие), ключи от дома, деньги и опять запирали в четырёх стенах. Я не могла даже в поликлинику сходить или просто выйти подышать воздухом. Это касалось и работы — на тот момент я уже начала подрабатывать, и всю мою зарплату отец забирал себе. Он знал, сколько я зарабатываю, нельзя было утаить даже двести рублей. Если мне что-то было нужно, я должна была сказать отцу, что именно, и если он посчитает эту покупку разумной, то выделит мне деньги из моей собственной зарплаты. Он регулярно говорил, что «расправится» со мной, запирал в квартире без ключей, и если бы случился пожар, я бы не смогла выбраться. Мы с мамой спали с гаечным ключом под подушкой — так было страшно.

Осенью я начала работать помощницей педагога в частной детской продлёнке, но скрывала это: уходила после отца на работу и приходила раньше. Пару раз мы с ним сталкивались в дверях, я врала, что выходила в магазин. В один из таких случаев произошёл скандал. Он говорил, что дома не убрано, спрашивал, чем я занималась весь день. Я не успела выйти из соцсетей, а мне было запрещено в них сидеть. Он стал вырывать телефон из рук, несколько раз приложил меня к стенке, душил. Я вся была в синяках, кровоподтёках, со следами удушения. На второй день повторилось всё то же самое, только с мамой — она пыталась за меня заступиться. Он порвал наши вещи, забрал мамины деньги, изрезал мою обувь, положил всё в мусорный пакет и вынес, заперев нас в квартире. Я позвонила своей начальнице и попросила о помощи, она вызвала полицию. Полицейские ехали сорок минут и вели себя очень непрофессионально. Все показания брали со слов отца. Он сказал, что является маминым мужем, а это неправда — у них гражданский брак. Но они даже документы не проверили. Никому не было интересно, почему какой-то мужик после десяти часов вечера избивает женщин в квартире, где находится несовершеннолетний ребёнок (моя сестра). С нами никто не говорил, договор аренды на наличие его фамилии тоже не проверили. В итоге они просто развернулись и ушли, оставив нас один на один с отцом.

На следующее утро он забрал все ключи и телефоны, что были в доме, мамины документы (мои остались при мне) и ушёл на работу. За два дня до этого я умудрилась сделать дубликат ключей, сама не знаю, что на меня нашло. На заработанные деньги я сняла квартиру и мы с матерью ушли, но уже через неделю она захотела вернуться. Что я могла поделать? Она говорила, что он изменится, что наш уход сильно на него повлиял. Мама живёт с ним с пятнадцати лет, ей было шестнадцать, когда я родилась. В самом начале отношений она хотела от него уйти, но тогда ей бы пришлось оставить меня, отец шантажировал её. Он старше матери на девять лет и полностью сломал её под себя. Она взрослела под его крылом, естественно, она зависима от него, у неё стокгольмский синдром. Но в конце концов она взрослый человек, и ей принимать решения.

Мы вернулись. Полгода родители и правда жили как в медовом месяце, а я осталась крайней. Якобы я настроила мать против отца ради собственной свободы. Он опять не пускал меня учиться, мы с мамой буквально умоляли его, она говорила, что будет ездить со мной на занятия. В итоге он согласился. Мы вообще перестали как-либо с ним общаться, не говорили друг другу ни слова, жили в одном доме как соседи.

В марте этого года, когда я мыла посуду, отец залез в переписку с моей подругой: я писала ей, что нравлюсь одному парню. Если бы родители поговорили со мной, то узнали бы, что этот парень мне даже не нравится, между нами ничего нет. Но они сразу записали меня в ш****ы, на этот раз мать была на стороне отца. Он сказал мне забыть про школу, как обычно всё у меня забрал, даже лекарства — я тогда принимала антидепрессанты, он запретил маме покупать мне новую пачку. Я не ем мясо и продукты животного происхождения, мою вегетарианскую еду он тоже запретил покупать. Мол, ешь что дают. Они собирались записать меня к гинекологу, чтобы проверить, девственница ли я. «Таких, как ты, нужно отводить в лес, поливать бензином и бросать спичку, чтобы сгорели заживо», — любимая фраза отца звучала и в тот день.

Он сказал мне забыть про школу, как обычно, всё у меня забрал, даже лекарства — я тогда принимала антидепрессанты, он запретил маме покупать мне новую пачку. Мою вегетарианскую еду он тоже запретил покупать. Мол, ешь что дают

На тот момент у меня было два телефона, один из которых был спрятан. Родители заперли меня и ушли на работу, а я позвонила своей близкой подруге Ане, всё рассказала. Она и раньше говорила мне, что нужно бежать, но я боялась: тут хоть и плохо, но я уже всё знаю, а за пределом дома неизвестность. Я ведь никогда не жила одна, не принимала никаких обычных для любого человека решений. Но в итоге я решилась. Моя младшая сестра ходит в школу, и у неё есть свой комплект ключей, но она тоже была предупреждена, что их нельзя мне давать. Я отвлекла её — наполнила ей ванну, предложила помыться моим гелем с блёстками. Пока сестра плескалась, я скинула Ане ключи из окна, и она побежала делать дубликат, всё это заняло минут семь. Дубликат остался у Ани, а я пока планировала побег. На следующий день к нам приезжала средняя сестра, они с младшей отправлялись в Барнаул, средняя там училась. Получалось, что на этой неделе мать будет работать, а у отца как раз будут выходные. Я поняла, что одна с ним дома не останусь. Он много раз говорил, что убьёт меня и сдастся полиции, как только средней сестре исполнится восемнадцать — мол, если с мамой что-то случится, будет кому присмотреть за младшей. Это были не эмоции, а холодный расчёт.

Я дождалась, когда дома никого не будет, собрала самые нужные вещи и уехала вместе с Аней и её парнем. Сначала я не хотела оглашать эту ситуацию, но одна активистка, с которой мы участвовали в феминистской выставке, посоветовала это сделать. Ко мне обратился Первый канал, они говорили, что не будут связываться с родителями и представляться журналистами, что придумают более хитрый способ с ними поговорить, но в итоге обманули меня. Они рассказали всё отцу, видимо, планировали сделать передачу, где мы встречаемся лицом к лицу и доказываем свою правоту. В итоге отец наорал на журналистов, он уже не разбирал, к кому проявляет агрессию. Его мыльный пузырь внешнего благополучия лопнул, и меня это полностью устраивает. Я больше не общаюсь с матерью, так как слышу только манипуляции. Отец тоже звонит, обещает, что всё будет хорошо, он меня не тронет, я смогу поступить в университет. Но я ему не верю. Сейчас я живу с Аней и её парнем. Главная моя цель — получить наконец среднее, а затем и высшее образование.

ФОТОГРАФИИ: bobyramone — stock.adobe.com (1, 2)