Star Views + Comments Previous Next Search Wonderzine

Личный опыт«Я всегда строила планы побега»: Интервью узницы «скопинского маньяка» Екатерины Мартыновой

О жизни в заточении, возвращении к нормальной жизни и книге

«Я всегда строила планы побега»: Интервью узницы «скопинского маньяка» Екатерины Мартыновой — Личный опыт на Wonderzine

В издательстве «АСТ» выходит книга «Исповедь узницы подземелья». Её написала Екатерина Мартынова, которую в 2000 году похитил и на три с половиной года в своём подвале запер Виктор Мохов, известный под прозвищем «скопинский маньяк». Сейчас Мохов, отсидев в тюрьме почти семнадцать лет, вышел на свободу — и Екатерина полагает, что ей есть чего бояться: будучи в заключении, он написал ей письмо, в котором угрожал и обещал «показать компромат». Сейчас же Мохов приехал в Москву, где якобы снимался в одном из ток-шоу на федеральном телевидении, но в каком именно — загадка: федеральные телеканалы опровергли новость о подготовке подобной передачи.

Мы поговорили с Екатериной о том страшном времени, возвращении к нормальной жизни и планах помощи женщинам, переживающим насилие.

Антон Данилов


О заточении


Сейчас детали я уже подзабыла, и это к лучшему. Но какие-то основные моменты, хронику событий я помню. 30 сентября 2000 года в Рязани отмечали День Веры, Надежды и Любови. Я поехала на дискотеку с подругой моей старшей сестры. Городской праздник был открытым, там выступали артисты. Я осталась до вечера, чтобы посмотреть фейерверк — хотя понимала, что родители уже ждали меня дома.

После этого мы пошли на остановку подальше от центра, потому что там было очень много людей. Остановилась машина, предложили подвезти. Внутри было двое мужчин: один водитель, один пассажир. Как позже выяснилось, пассажиром была женщина, но мы тогда этого не поняли. Они предложили алкоголь, мы сказали что-то невнятное, и да и нет. Потом они дали воды, где было размешано снотворное. Мы уснули и очнулись уже где-то в центре Скопина. Ехали мы очень долго, больше ста километров, но мы были в отключке и поэтому ничего не понимали. Нам тогда показалось, что мы проехали минут десять. Они ответили, что мы недалеко от центра Рязани. Сказали, что нужно заехать к Мохову, чтобы заменить фару, а потом пообещали отвезти нас домой.

Когда мы приехали к нему на участок, пассажир Лёша, которого на самом деле звали Леной, начал мне угрожать. Потом Виктор меня изнасиловал и подавленную и испуганную силой спустил в бункер. На следующий день он привёл туда же и мою подругу по несчастью Лену. Всё это время я не знала, где она находится: я постоянно спрашивала о Лене, но он ничего не отвечал. В бункере Мохов заставил меня выпить какой-то алкоголь, но я не смогла — тогда он силком влил его в меня, и я потеряла сознание. Разбудила меня уже Лена. Всё происходило очень сумбурно, какие-то конкретные диалоги я сейчас уже не вспомню. Вообще, он мало разговаривал: никаких комментариев не давал.


О жизни в подвале


Подвал выглядел новым. По сути, это было обычное помещение без окон два на три метра с покрашенными стенами, деревянным полом. Кровать, стол, полка в углу, обогреватель. И маленький люк. Туалетом было обычное пластиковое ведро с крышкой, которое он иногда забирал. Мылись мы в маленьком пластиковом тазике. Он приносил еду, но каждый раз она была одинаковая: макароны, яйца, тушёнка. Всё примитивное, что может храниться без холодильника.

В следующий раз я увидела его через день. Он залез в бункер, и Лена начала будить меня, одевать. Всё это время он стоял у неё за спиной. В какой-то момент он просто выскочил в люк и закрыл нас. Первое время мы не могли следить за временем, мы не понимали, день сейчас или ночь. Очень часто отключался свет, но потом он горел почти всё время. Мы догадывались, что он, скорее всего, приходил вечером.

С Леной мы обсуждали, что он будет делать с нами, сколько мы тут пробудем. Каждая из нас понимала, что просто так он нас не отпустит. Он совершил несколько преступлений: изнасиловал нас, похитил. Уже несколько статей заработал. Первое время было страшно, что он в какой-то момент просто нас убьёт. Потом он периодически насиловал Елену, выволакивая в отдельную комнату. Конечно, мы продумывали разные варианты побега, но, по сути, единственной возможностью был открытый люк. Когда он был закрыт на засов, сбежать оттуда не представлялось возможным. Мохов был очень осторожным, он почти никогда не залезал внутрь бункера. Наверное, он думал, что мы можем напасть на него.

Мы пытались разговаривать с ним, спрашивали, почему он нас не отпускает. Постоянно просили выпустить, но каждый раз он отвечал одинаково: «На днях». На другие темы мы не разговаривали. Мы были маленькими девочками в беде — и не пытались как-то разбирать его психологически. У нас не было на это сил.

Потом мы узнали о беременности Лены: у неё начал расти живот. Мохов никак не отреагировал на эту новость — только принёс медицинское пособие по акушерству и сказал мне: «Полистай, поучись, скоро роды будешь принимать». Роды прошли обычно, ребёнок прожил с нами два месяца. Однажды Мохов выкрал его ночью: Лена не соглашалась его отдавать, а он хотел его подкинуть. Потом он принёс нам вырезку из газеты о том, что в подъезде жилого дома нашли ребёнка.

Потом Лена забеременела ещё раз. Я опять принимала роды — книга мне уже была не нужна, но я всё равно боялась, что что-то может пойти не так, боялась, что она умрёт. Лене повезло, роды прошли без осложнений. Второй ребёнок прожил с нами четыре с половиной месяца, и Лена потом сама отдала его Мохову. Она понимала, что ребёнок плохо себя чувствует, а у неё не было молока. Сейчас и первый ребёнок, и второй уже большие. Первого усыновили в Скопине, а второго практически сразу забрали иностранцы. У Лены потом была и третья беременность — уже в роддоме она родила мёртвую девочку.

Худшие воспоминания — самое начало нашего заточения. Мы не понимали, что происходит. Постоянно плакали, постоянно болела голова. Из нормальных условий попасть в такую среду было очень тяжело. Потом мы не то чтобы привыкли, но стали чувствовать себя спокойнее. Я не знаю, как можно описать Мохова, его интересовало только насилие. Приносил еду, чтобы мы не умерли с голоду, и насиловал одну из нас. Никаких его качеств как человека я не заметила.


Об освобождении

Об освобождении


Вместе с Моховым в этом доме постоянно жила его мать. Только вчера я узнала, что она меня видела — когда он приводил меня в дом ночью, чтобы я мылась в душе. Так было три или четыре раза — видимо, он понял, что я никуда не убегу. Но на самом деле я всегда строила планы побега, просто не хотела совершить ошибку, потому что знала: тогда он больше меня не выведет к себе домой. Я знала, что если увижу какой-то шанс, то тогда рискну. Бежать не зная куда было очень страшно.

Потом он сказал, что на следующих выходных мы пойдём к его молодой квартирантке. Она тогда училась в училище и снимала у него комнату. Я должна была помочь ему проделать с ней то же самое: напоить снотворным, помочь ему изнасиловать её и, возможно, тоже затащить в бункер. В субботу утром мы пришли к этой девушке. Она открыла дверь, пригласила нас внутрь. Я заметила, что она вообще не понимает, что мы у неё делаем. Он представил меня как племянницу, но ей это всё не нравилось.

Мы пробыли там недолго, наверное, полчаса. С собой у меня была записка. Мы заранее написали её с Леной, я спрятала её в волосах. Там мы указали наши имена, адреса, написали, что находимся под гаражом, и очень просили обратиться в милицию. В бункере у нас были ручки — и даже краски, которые я просила у Мохова. Эту записку я вложила в подкассетник. Квартирантка показала её подруге, а та — своему молодому человеку, который работал милиционером. Они пробили наши имена и увидели, что мы числились в списке пропавших без вести.

Утром 4 мая 2004 года мы услышали незнакомые звуки. Мы сразу поняли, что это не Мохов: он открывал люк аккуратно, практически беззвучно. Сначала мы испугались и подумали, что он привёл кого-то ещё. Но когда открылся люк, мы увидели мужское лицо. «Вы живы?» — спросили у нас и сказали, что скоро освободят. Потом люк опять закрылся на засов. Так мы просидели ещё целый день.

Этот человек был милиционером. Когда в милиции получили нашу записку, сотрудники пришли к Мохову на работу и забрали его в отделение. Он не признавался, что у него кто-то живёт в бункере, а когда милиция приехала на участок, то не нашла входа в подвал. Вход в бункер и правда было тяжело найти. Гараж Мохова был обит небольшими листами железа, и один из них на углу гаража был на магнитах — чтобы он открылся, его нужно было слегка подковырнуть. Милиционеры тогда даже хотели его отпускать, но всё равно понимали, что наши имена не могли всплыть просто так. Они понимали, что что-то не так. Тогда они надавили на него, сказали, что сейчас приедет бульдозер и снесёт гараж, — только тогда он признался.

Вечером нас вызволили из люка, ночью я уже была дома. Было очень страшно: я не знала, как отреагируют мои родные на то, что я жива. Меня встретила мама — и заплакала, я же старалась держаться. Отец тогда был в санатории, он приехал только на следующий день.



О восстановлении

О восстановлении


Мне предлагали помощь психолога, я даже один раз ходила на приём. Но мне, кажется, попался какой-то неквалифицированный специалист. Он сказал: «Ну, рассказывайте, что вас беспокоит, что с вами случилось». И я подумала, что справлюсь сама. Не готова была рассказывать в лоб, без понимания и эмпатии. Меня очень поддерживала семья, мама. Никогда не задавала каких-то лишних вопросов. С Леной мы продолжали общаться — может быть, года полтора-два. Сначала очень тесно, потом реже, а потом и вовсе перестали. Лена не понимает моё отношение к ситуации и считает, что я «из трагедии делаю шоу», но это абсолютно не так. Она думает, что я должна была молчать. Но если бы я молчала, то он просто вернулся бы сейчас домой и к нему не было бы такого пристального внимания. Сейчас все знают Мохова в лицо — и я очень надеюсь, что его будут обходить стороной.

Я начала общаться с прежними подругами: они приходили в гости, не задавали никаких вопросов и просто рассказывали о жизни. Потом я окончила вечернюю школу и поступила в институт, параллельно вышла замуж. Всё пошло по нормальному пути, но мне снились кошмары: раньше часто, но и сейчас бывают. Особенно, когда день эмоционально перегружен. Часто снится, что я в каком-то частном доме, из которого пытаюсь убежать, а меня догоняют. Тогда я просыпаюсь.

Освободившись, я пыталась написать книгу. Мне хотелось всё это описать, перенести на бумагу. Долгое время не получалось: было тяжело вспоминать. Понимала, что если сяду, то нужно говорить правду и ничего не утаивать, потому что я делала это для себя. В 2016 году я написала книгу очень быстро, за несколько месяцев. Работала над ней по ночам. Когда рукопись была закончена, я почувствовала облегчение. Я наконец-таки отделила эту историю от себя. Всё осталось там, в рукописи.

Два года назад Мохов написал мне письмо. Я была поражена, что он узнал мой адрес — я не понимаю, как это случилось. Наверное, у него были какие-то связи. Кто ему сказал? Письмо я порвала и выбросила, но потом интерес пересилил, и я прочитала его. Ничего нового из письма я не узнала: он угрожал мне, говорил, что когда выйдет на свободу, то всем расскажет, как всё было «на самом деле». Писал, что у него есть «компромат» на нас, что мы не такие белые и пушистые, какими себя преподносим.

Я участвовала в нескольких ток-шоу, когда он сидел в тюрьме. И не вижу в этом ничего плохого: так эта история не забывается. На этих передачах меня никто не обвинял, всё было достойно. Я всё время хотела показать своим примером, что и после таких жутких событий можно жить, быть счастливым человеком. Мне хотелось поддержать женщин, которые переживают насилие. Но теперь он вышел из тюрьмы — и сидеть с ним в одном помещении, спорить о чём-то я не хочу и не буду.

Мохов сидел шестнадцать лет и десять месяцев. Сейчас я негодую, ведь из него делают звезду. Над ним установлен надзор на шесть лет: он не может покидать своё место жительства, посещать массовые мероприятия, должен отмечаться в полиции. Но сейчас он в Москве — то есть он нарушил все эти требования. Если он сейчас себя так повёл, значит, я могу ожидать от него всё что угодно. Мы сменили адрес, но страх всё равно остаётся.

Сейчас у меня в планах создать вместе с коллегой благотворительный фонд, с помощью которого мы хотим поддерживать женщин, которые пережили какое-либо насилие. Бороться за гендерное равноправие. Моя книга опубликована, теперь хочется, чтобы утихла шумиха, чтобы я дальше могла спокойно заниматься фондом.


Заказать книгу «Исповедь узницы подземелья» можно по этой ссылке

ФОТОГРАФИИ: Good Studio — stock.adobe.com

Рассказать друзьям
15 комментариевпожаловаться