Личный опыт«Поругайся со мной»: Художница Катрин Ненашева об акции
о домашнем насилии

О подготовке акции

Мы с друзьями обсуждали, что в самоизоляции люди постоянно находятся вместе и, конечно, уровень домашнего насилия растёт — статистика в странах ЕС говорит, что на треть. С одной стороны, мы как художники и активисты, которые так или иначе соприкасались с этой темой, понимали, что пандемия будет отсылать нас к этому опыту и насилия будет становиться гораздо больше. С другой стороны, мы с ребятами обменивались эмоциями по поводу происходящего — многие, когда были дома, слышали крики, ссоры, ругань.

Плюс вчера (6 мая. — Прим. ред.) у меня был не очень хороший опыт взаимодействия с соседями: мужчина угрожал мне, преследовал, очень долго стоял под дверью. Я столкнулась с тем, что на самоизоляции не очень понятно, кто вообще может тебе помочь, если ты сталкиваешься с насилием, угрозами или преследованием. Поэтому я подумала, что эта тема сейчас актуальна.

При всём этом мне кажется, что сейчас, когда люди находятся дома или выходят во дворы или магазины, в непосредственной близости от квартир, для художника это очень хорошая возможность и повод, с одной стороны, вообще поговорить с ними, а с другой — проверить, насколько такие локальные коммуникации могут работать и быть эффективными.

Я придумала и провожу акцию как художница. Но очень важным персонажем является человек, который пускает меня к себе домой. Это человек, который разделяет принципы взаимодействия с соседями, ему хочется поговорить с людьми о насилии. Скорее всего, те, кто соглашаются на это, сталкиваются с каким-то насилием в своих домах. Поэтому это очень важный шаг про доверие: ты доверяешь художнику и предоставляешь ему своё личное пространство для каких-то действий. Пока было три акции, и в разные районы Санкт-Петербурга меня звали разные девушки. Одна из них, например, инженер, другая — журналистка, третья — визажистка — не все они из художественной тусовки. В какой-то степени их можно считать полноправными героями и участниками. Это так называемый пропартисипаторный метод искусства, когда в его создание вовлекаются разные люди и вместе с художником они делают какое-то высказывание.

Я ещё и психоактивистка, много работаю с психологами и психиатрами. Для меня, как для человека, который занимается искусством прямого действия и взаимодействует с людьми на улицах, очень важна психологичность того, что я делаю, психологическое обоснование жеста. Поэтому перед акцией я общалась с психологом Ириной Мороз. Она нарративный практик, работает с темой насилия, мы вместе в прошлом году делали группу по преодолению абьюзивной ментальности. Мы с ней выработали так называемые инструкции по общению.

Об участниках

Всё происходит так: в подъездах и на улицах расклеиваются объявления, мы рассчитываем, что люди прочитают их и придут. Когда ко мне приходит человек, у него есть три опции, он может выбрать три действия. Первое — поругаться, второе — поговорить о своих конфликтах, обсудить их или просто поговорить о жизни, третье — сделать что-то для близкого. Мы выбрали такой символ, как платки: мы можем с человеком вышить на них какую-то фразу, слово, и человек может потом отнести это домой и отдать близкому. У первых двух опций — поругаться или обсудить конфликты — есть инструкция. Это мини-интервью, в рамках которого я задаю человеку вопросы. Мы вместе пытаемся понять природу конфликта, как человек себя в нём ведёт, как бы он хотел эти конфликты завершать и какую вообще роль для себя в этих конфликтах он видит.

При этом у людей есть и опция в прямом смысле поругаться. Например, на второй акции, на улице Победы в Петербурге, ко мне приходил ветеран чеченской войны — он избивает жену и детей, бьёт людей в пивной, это его постоянный способ общения. Он был прямо готов ругаться: бил по столу, пинал вазы, замахивался, хотел дать пощёчину. Конечно, я здесь как художница предоставляю людям полную свободу: говорю, что если вы хотите меня бить, дать пощёчину, можете совершенно спокойно это делать.

Нужно сказать, что это редкий случай. Люди и тем более мужчины, которые совершают насилие, вряд ли читают мой фейсбук, журнал Wonderzine и тому подобное, они не готовы обращаться за психологической помощью. У этого человека было то же самое: он считает психологов шарлатанами. Поэтому формат, когда ты с пивом, сидя на лавочке, можешь поговорить с кем-то и обсудить свои проблемы, ему очень зашёл. Для меня как для художницы это важное попадание.

Никакого результата тут с самого начала быть не должно, это не психологическая сессия, а художественный жест: человек вовлекается, и происходит диалог. Участник ругался, замахивался, чтобы дать пощёчину, крушил всё вокруг себя. Но потом всё-таки попытался поговорить. Мы сделали с ним карточку, где описали его способы и методы насилия. Она называется «Синдром рыбака», потому что он «даёт всем леща» — это его постоянная, дежурная фраза. Мы описали, почему он совершает насилие, что он от него получает — как выяснилось, ничего, и это тоже очень важно. Ещё важно, что он признаёт и понимает, что сила — единственный его способ коммуникации. К сожалению, у него нет практики объясняться словами, поэтому силу с его стороны люди понимают гораздо эффективнее и быстрее. Я отдала ему карточку, мы всё обсудили, я дала ему листовки с правилами и советами, что делать мужчинам, если они замечают агрессивные, сложные состояния. Мы договорились на вторую встречу — хотя я пока не очень понимаю, пройдёт она или нет.

Среди других участников в первый раз на акцию пришли две девушки. Они хотят поддерживать просветительские активности для жителей во дворе и доме, в частности, по теме домашнего насилия. Одна из них — инженер, другая работает в пиар-агентстве — мы сколотили небольшую коалицию жителей дома, и это очень классно. Мы договорились, что сделаем вечеринку для жителей дома, чтобы они с балконов могли увидеть, что люди собираются и что-то обсуждают. Использовать лозунги, полезную информацию, которую можно разместить крупным планом.

Ещё вчера, например, мы общались с подростками. Мы обсуждали насилие в подростковой среде, как ребята сталкиваются с ним дома или решают что-то насилием между собой. Они пришли на акцию не специально — просто шли по улице, заинтересовались, и мы с ними пообщались. Ещё приходили несколько мужчин. Один из них никогда не совершал насилия и просто захотел обсудить эту проблему, другой совершал его и сейчас хочет от этого избавляться.

О взаимодействии

Текст инструкции я написала сама, а психологи его проверили. Универсального разговора о насилии с людьми на улицах в принципе нет, это новаторские формы, и мне важно, что их производит именно искусство. Всё основано на техниках стандартной медиации. Если человек, например, готов рассказать про конфликт, ему задаются вопросы типа: про какой конфликт вы хотите рассказать, как часто он происходит, какая ваша роль в нём, как бы вам хотелось, чтобы этот конфликт разрешился. И знаковый вопрос — что человек готов сам сделать, чтобы этот конфликт решить.

Человеку предлагается написать на бумажке, например, как он хотел бы, чтобы конфликт разрешился, можно даже вышить фразу на ткани. Он может забрать эту фразу с собой — это про его возможности, про то, как он сам готов участвовать в решении конфликта. Это всё связано с нарративным подходом, где самый главный актор — человек, который всегда задаёт себе вопрос: «А что я могу сделать?» Это тоже мой художественный метод — для решения проблем в России в принципе мы можем действовать только сами, и только наши локальные действия и практики могут что-то в этой стране изменить.

Второй вариант — поругаться — это техника, в которой человеку предлагается начать конфликт с какой-то из фраз, которые он чаще всего употребляет. Его спрашивают, как он обычно действует в конфликтах, какие методы ругани он использует. После этого мы говорим, почему он таким образом ведёт себя в ссоре, почему использует физическое насилие, упрёки, крик, манипуляцию. Завершение этого разговора — то, как человеку хотелось бы, чтобы он заканчивал конфликты. Ему тоже предлагается написать это на бумажке или повышивать, например, и забрать эту фразу с собой. Это очень важная вещь для размышления. После этого я раздаю листовки двух питерских центров: «Анна», у которого есть очень хорошие материалы о том, как распознать насилие, и «Мужчины XXI века» — единственного в России центра, который работает с мужчинами, которые совершают насилие и готовы что-то с этим делать. Ещё я предлагаю людям, если у них есть возможность, тоже находиться в активной позиции — например, самим раздавать листовки или разбросать их в почтовые ящики.

Разница с другими разговорами о насилии для меня здесь в первую очередь в методе. Здесь ключевым, как и в любом искусстве, становится акт взаимодействия и вторжения в реальность. Если ты выходишь из подъезда выкинуть мусор и видишь разговор о насилии и предложение поругаться и поговорить на эту тему, это нестандартная для тебя схема. Это даёт людям возможность поговорить и вовлечься. Ключевое здесь — действие, приглашение к разговору.

С другой стороны, то, как я говорю с людьми, наверное, тоже важно. Я разговариваю с ними как художница, у которой есть психологические скиллы: я работала в детской психиатрической больнице, умею вести группы поддержки, но кроме этого — вышивать и использовать где-то такой ручной труд. Это отличается от стандартных психологических практик.

Естественно, эта акция помогла разобраться в теме насилия. Я понимаю, что у людей в России довольно много страха, блоков на разные темы. Чем больше ты как художник предоставляешь им возможностей для коммуникации или чтобы что-то узнать, тем активнее они готовы в это вовлекаться — во всяком случае, пока так показывает практика. Может, дальше будет хуже — это в первую очередь исследование, и у меня нет готовых ответов.

С другой стороны, я укрепляюсь во мнении, что решать проблему насилия можем только мы, обычные люди, художники, активисты, может быть, в коалиции с психологами и журналистами, а не органы, которые бездействуют. Я понимаю, что пространство разговора может дать плоды, в том числе стать примером для других людей. Даже в пандемии ты можешь не только возмущаться, как всё плохо, а как минимум взять листовки и распространить по почтовым ящикам.

О продолжении акции

Вчера у меня и моей подруги, журналистки Ани Боклер, произошёл конфликт с соседями: мужчина угрожал под дверью убийством, говорил, что выкинет меня из окна. Я стала пытаться звонить в полицию, та сказала, что приезжать не будет, хотя после они всё-таки приехали. Но мужчины уже не было, и они заявили, что помочь ничем не могут. Нам с Аней стало очень страшно. Мы живём одни — непонятно, чего ожидать, когда ты выйдешь в подъезд.

Мы столкнулись с тем, что в пандемии непонятно, что делать женщинам, которые страдают от домашнего насилия или подвергаются преследованиям или угрозам. Ты можешь на время уехать из дома (хотя сейчас это сложнее) — но опять же почему ты должна уезжать, если это твой дом, твоё пространство? Мы решили провести небольшое исследование: в течение недели мы будем общаться с жителями района, устраивать одиночные пикеты, делать стрит-арт и пытаться найти этого мужчину — чтобы, с одной стороны, поговорить с ним, а с другой — попытаться всё-таки написать заявление. Ещё мы столкнулись с тем, что соседи пытаются покрывать насилие, говоря, что ничего не знают и не слышали об этом мужчине.

Задача таких районных практик — с одной стороны, понять, что мы можем предпринять, что нам может помочь или как-то поддержать нас, если мы вынуждены защищать себя сами. С другой стороны, хочется разобраться, насколько вообще удастся поговорить с разными людьми, распространить информацию, что в их районе живут такие люди, что нам эта ситуация кажется ненормальной. Вчера мы снимали видео, как ходим по району с ножами, потому что у нас не было другой возможности выйти из дома. Это всё называется очень гротескно — «Диалог на острие ножа».

У меня самой очень большой опыт насилия, связанный с пытками в ДНР. Помочь мне тогда никто не смог: ни люди, которые были рядом со мной (я тогда была с партнёром, которого тоже пытали), ни правоохранительные органы, которые и устраивали это насилие и пытки. Обратиться было некуда. Ровно тогда я поняла, что мне не хватает одних практик работы с посттравматическим синдромом — мне очень важно быть в активной позиции. Насилие воздействует на человека так, что он начинает чувствовать себя невидимым, прятаться. Когда у насилия появляются свидетели, они молчат или делают вид, что ничего не происходило. Два года назад ветеран чеченской войны приставлял ко мне пистолет и пугал меня расстрелом, а сейчас другой ветеран (я знаю, что у него ПТСР, мы об этом разговаривали) приходит ко мне в таком формате говорить о его насилии. Я продолжаю работать с этой темой, само действие меня сильно поддерживает. Кроме того, я довольно много работаю над собой. У меня есть психотерапевт, с которым я, естественно, тоже согласовываю все эти действия, есть люди из психологического сообщества, которые тоже стараются меня поддерживать.

Я надеялась, что 11 мая самоизоляция кончится. Думала, что всё сделаю, пока я в Петербурге, и мы устроим с жителями разных районов большую вечеринку. Выпущу документацию — я, конечно, документирую, что говорят люди, наши диалоги. Но очевидно, что пандемия не кончится. Скорее всего, я буду продолжать акцию в Москве, может быть, и в других городах, если люди будут готовы меня принять.

Плюс есть три молодых человека, которые готовы провести эту акцию сами, и для меня это очень важно. Я мало видела, чтобы мужчины проводили акции про домашнее насилие и насилие в целом. Я очень надеюсь, что хотя бы одна из них состоится, и это тоже будет для меня определённой победой.

ФОТОГРАФИИ: Светлана Кожуханова, Евгений Звездорюк