Личный опытМат, придирки
и домогательства:
Я уволилась из-за харассмента на работе

Работа

В январе 2017 года я устроилась на работу в кластер «Игры разума» пиар-директором ресторана «Симпозиум» и гастробара MadlabBar, и мне очень нравился этот проект. Виталий Соколов в то время был генеральным директором компании, после моего увольнения его переименовали в соучредителя. Компания небольшая, и там была довольно дружеская, семейная атмосфера — не получалось держать дистанцию, даже если хотелось. Рабочее веселье в какой-то момент перетекло в тесное общение. Надо сразу оговориться, что в начале моей работы у нас с директором была взаимная симпатия, но она не перешла ни в отношения, ни в секс — это важно, потому что звучат разные версии. Он тогда вёл себя пристойно, как взрослый, вполне обычный мужчина. Слово «симпатия», мне кажется, не равно «любовным отношениям».

Сначала ничего не выходило за рамки допустимого, но потом он стал общаться со мной странновато. Это было что–то среднее между флиртом и фамильярностью, например, стали звучать вульгарные шутки или слова — это было неуместно и оскорбительно, так что я начала отдаляться, по возможности избегая абьюза. Нормальные рабочие отношения рассыпались, когда одну из наших личных переписок — мою попытку расставить точки над i, поговорить о том, что происходит и как реагировать на его двусмысленные действия и слова, — он обсудил с моей пиарщицей. Разговор не только исказили, но и разнесли по всему кластеру. Служебные романы и флирт, по-моему, не хорошо и не плохо, а просто неудобно. Но романа не было, а вот абьюз и репрессии последовали.

У нас был очень тесный круг, мы проводили много времени на работе — все в принципе торчали там сутками, так было принято. Бесконечные пьянки, хоть это и плохо влияло на тайм-менеджмент, стали данностью — увы, руководство компании видело рабочий процесс именно так.

Я старалась дистанцироваться, и это оборачивалось агрессией против меня. Понятно, всегда можно сослаться на нервную работу — но под раздачу попадала именно я. В июне между мной и Соколовым произошёл первый жёсткий разговор (он тогда был в отпуске, и, очевидно, я его от чего-то отвлекла), с нецензурными воплями и оскорблениями. Я сказала, что раз начальника нет на рабочем месте, я пойду увольняться к Курпатову. О том, что произошёл скандал, узнали все — круг сотрудников был не таким большим. Я пришла к Андрею Владимировичу (Курпатову. — Прим. ред.), объяснила ситуацию, но он отговорил меня увольняться — у нас были прекрасные отношения, и я осталась.

Неадекватные моменты в общении стали возникать регулярно. Я стала получать нагоняи — в рабочих чатах, по почте, в личных сообщениях. Все были в курсе ситуации, но молчали. Не знаю, как сейчас, но тогда директор был очень пристрастен к алкоголю. Каждый вечер приходилось быть в баре и поддерживать очередную «дегустацию» коктейльного меню. Сотрудники оставались там якобы добровольно, но когда я уходила раньше времени или не принимала в этом участия, это отражалось на рабочем процессе. В какой-то момент стало ясно, что я не могу подписать у директора документы, партнёрские договоры, сметы.

После скандала в июне я перестала общаться с ним в личке, перевела всю коммуникацию в рабочие чаты. Ситуация мгновенно накалилась: мне перестали отвечать, ставить задачи в рабочем чате, со мной перестали нормально общаться. Пришлось вновь стать «хорошей девочкой», быть милой и показывать, что я симпатизирую директору. Нужно было стать более удобной, покладистой, вести себя нежнее, тише, спокойнее, на всё соглашаться и избегать собственных комментариев. Как только я прекращала это делать, обижалась на хамство, меня опять наказывали. 

Я и сегодня не считаю своё увольнение уходом по собственному желанию —
меня до этого довели. Я не считаю,
что можно так обращаться с сотрудниками

Мне сложно говорить о том, что невозможно доказать, — о разговорах, взглядах, прикосновениях. Могу апеллировать только к скриншотам переписок. Там всё предельно просто: бесконечный мат, упоминание моих частей тела, хамское отношение, постоянные придирки, агрессия, разговоры ночью, когда начальник был в очень пьяном состоянии.

Неприятно, что нельзя приложить к моему рассказу видео его глаз, направленных в декольте, сальных шуточек вроде «Хочется погрызть молодые косточки», «Во второй раз и макет, и оргазм лучше», «На две вещи можно смотреть вечно — на левую грудь и правую», этот цитатник можно и продолжить. Нельзя доказать предложения, прозвучавшие наедине, — все эти «Приходи вечером на сеновал», прикосновения и выражение лица директора, поглаживания в тёмном зале кинотеатра на партнёрском кинопоказе или внезапную руку, скользящую по моей спине: «Да ты просто гитара!» Меня многие обвиняют в «виктимности» и саморекламе — но я имею право носить свой четвёртый размер, не скрывая его. 

Я не снимаю с себя ответственности за то, что такая ситуация в принципе сложилась. Но не хочу снимать вину и с руководства компании. Хороши были все — но уйти пришлось только мне. Я говорю о харассменте и абьюзивном поведении, потому что для меня харассмент — это даже скабрёзная шутка. Я не считаю, что это только ситуация, при которой женщине уже полезли под юбку.

Я уволилась в конце сентября 2017 года: в рабочем чате меня дважды нецензурно послали— я разнервничалась и попросила меня рассчитать. Я снова пошла к Курпатову, рыдала у него в кабинете. Пыталась объяснить, что просила директора остановиться и оставить меня в покое с личными претензиями — я ничего не хочу, пусть он даст мне работать. Начался ад. Прозвучала даже фраза: «Тебя что, никто никогда на *** не посылал? Меня и то посылают». Хотя позже он от неё отказывался.

Я и сегодня не считаю своё увольнение уходом по собственному желанию — меня до этого довели. Я не считаю, что можно так обращаться с сотрудниками. Даже если публика считает, что я в чём-то виновата — сквозь пальцы смотрела на полурабочие отношения, — я заплатила за это уходом с проекта. Хотя я уверена, что моей вины тут нет: я не спала с ним, не лезла к нему в штаны и всячески пыталась остановить хамство. Милый флирт — в разговоре или в переписке — случается во многих рабочих чатах, но из него не следуют абьюз и увольнение.

Расследование

В одном из недавних разговоров со мной Андрей Владимирович спросил: «Ты спала с Соколовым или нет?» Я удивилась, но ответила, что ничего не было — Соколов просто не давал мне работать. Потом мы ещё несколько раз обсуждали ситуацию с Курпатовым, разговоры длились по полтора-два часа. Он настаивал, что ничего не знал (хотя при нём шли разговоры об этом). Я говорила, что на меня орали, были коллективные посиделки с алкоголем, в которых все устали участвовать. Он даже признал в телефонном разговоре, что директор вёл себя странно, когда танцевал пьяным в баре. Я решила, что меня услышали, и предложила, чтобы компания приняла меры.

Недели через две я уточнила, произойдёт ли это. Мне сказали, что в компании провели внутреннее служебное расследование. «Вещдоком» оказалась записка, которую я оставила, уходя с проекта. В ней я говорила, что очень любила это дело, но зря, и добавила подпись «Счастливо оставаться» (начальник истолковал записку как признание ему в любви. — Прим. ред.). Записку я вложила в номер «Коммерсанта» с последним выпущенным мной интервью о кластере и баре. Всё относилось к работе — там не было обращения к конкретному человеку, не было имени перед словами «никого не любила». Но Андрей Владимирович интерпретировал это так, будто я всё время была дичайше влюблена в директора и сама из-за этого уволилась. Это было неправдой. Как-то по телефону Курпатов сказал мне, как после моего увольнения ему сообщили, что это я домогалась директора. Ещё мне сказали, будто есть люди, которые готовы подтвердить версию компании. Это тоже понятно, им работать с этим директором. 

Я не считаю расследование настоящим — со мной никто даже не поговорил. Я предъявила Андрею Владимировичу скриншоты переписок — с абьюзом, матом, скабрёзными обсуждениями. Он сказал, что у него нет сил с этим разбираться, «все хороши». Я попыталась настоять, что не вру, что у меня есть подтверждения. Он как будто согласился, но когда через несколько дней я попыталась прояснить ситуацию, мне опять предъявили записку, которая якобы свидетельствовала о том, что я уволилась по собственному желанию.

В этот момент у меня закончились аргументы для мирных переговоров — накипело. Я пошла ва-банк и написала пост об этой ситуации, хотя прекрасно знала, чего это будет стоить моей репутации. Я потребовала уволить директора. Мне советовали забыть эту историю, идти дальше, но в компании остались работать другие люди, придут новые. Я в принципе считаю, что директор не имеет права общаться подобным образом с сотрудницами, какие бы их ни связывали отношения. 

Резонанс

Я не знаю, имеют ли смысл дальнейшие разборки. Думаю, что наказания директору не последует — если бы оно предполагалось, это бы уже произошло. Я искренне не понимаю реакцию Курпатова. Когда читаешь скриншоты, которые я выложила в фейсбуке, волосы встают дыбом. А он сказал, что нет сил с этим разбираться. Передо мной самый публичный психотерапевт, неужели он не знает, как выходить из подобных ситуаций?

Спусковым крючком для меня вообще стало странное поведение взрослых мужчин, которым приходилось объяснять, что на работе так себя не ведут. Я не снимаю с себя вину, но считаю, что уже понесла наказание за свою глупость. Да, накуролесили — но если женщина говорит «стоп», мужчина должен притормозить.

Я морально была готова к такой реакции на свой пост — я всё-таки пиарщик и прекрасно понимаю, чем заканчиваются публичные высказывания. Но на подобный резонанс всё-таки не рассчитывала. С чем-то я согласна, с чем-то бы поспорила. С чем я не согласна категорически — так это с позицией «сама дура виновата». Я не могу согласиться с комментаторами, которые пытаются обвинять меня, спрашивают, почему я не ушла. Есть ведь разные жизненные обстоятельства — иногда тебе приходится действовать в их рамках.

Когда читаешь скриншоты, которые
я выложила в фейсбуке, волосы встают дыбом. А он сказал, что нет сил с этим разбираться

Это самое отвратительное в подобных дискуссиях. Общественность призывает раскаяться, коллеги по профессиональному сообществу вдруг перевоплощаются в филиал МВД и требуют больше доказательств. Я думаю, что оправдываться — задача второй стороны. Доказательств предоставлено достаточно, я готова обсуждать их с компетентными органами, а не с толпой.

Мерзко выглядит и круговая порука бывших коллег. Директор прячет голову в песок, подчищает невыгодное, демонстрирует обличающее. Выступает в амплуа мачо, которому мстят. Но я рада, что огласка получилась такой масштабной, — возможно, это поможет другим женщинам в аналогичной ситуации. Директору я желаю увольнения — с такими навыками общения ему лучше работать с заводскими деталями, а не с живыми людьми.

Фотографии: Randal — stock.adobe.com, Nikola — stock.adobe.com