Личный опыт«Модное оправдание»: Как я столкнулась с выгоранием

Я считаю, что этот текст стал таким вирусным, потому что очень многие узнавали в нём свою рабочую рутину. Меня он тоже тронул, но я решила, что со мной такого точно не случится. Мне казалось, что, как и с жуткими историями о смерти на рабочем месте в Японии, это слишком далеко от моей реальности.

Сейчас я понимаю, что в тексте Линдса описано ровно такое же соотношение работы и личной жизни, при котором со мной произошло выгорание. Я выпала из профессии, которую любила, на полгода. У меня было ощущение, что меня закормили манной кашей, она стоит колом в горле и больше в меня никогда ничего не влезет. Конечно, мне очень далеко до Линдса с его тридцатью годами стажа (у меня всего семь), но представьте, каково это — когда то, что я так любила и лелеяла, перестало иметь хоть какую-то ценность.

Синдром профессионального выгорания внесён в МКБ-11 и является основанием обратиться за медицинской помощью, но многие по-прежнему считают его модным оправданием и надуманным состоянием. В моей жизни такими людьми были работодатели. «Выгорания не существует. Если ты выгораешь — ты не умеешь придумывать, ты не профессионал!» — сказал мне на собеседовании креативный директор одного крупного агентства. Вспоминая тот случай, я понимаю, что хочу рассказать свою историю — ведь когда читаешь о чужой борьбе с демонами, легче победить своего.

Как всё начиналось

До мира рекламы я работала дизайнером в редакции журнала и параллельно училась в Британке на арт-директора. А потом в мою жизнь пришёл сериал «Безумцы» и чудесная реклама Volkswagen «The Force». Тогда я почувствовала, что всё — я железобетонно хочу в этот мир. Я буду как Пегги Олсон: придумывать истории, красноречиво презентовать их клиенту, тот будет смотреть на меня восхищёнными глазами, а потом я побегу снимать ролики. Очередь из таких же грезящих миром рекламы уже тогда была большой, и мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы осуществить намеченное. Я начинала стажёром и доросла до арт-директора — это многогранная работа, состоящая из разных этапов. Рекламные арт-директора отвечают за общую визуальную форму рекламной кампании и придумывают саму концепцию в паре с копирайтером: каким будет сообщение кампании, что будет изображено на рекламном плакате, как именно газировка должна литься в стакан, в каком наряде знаменитость станцует в рекламном ролике.

Первые годы было непросто, но работалось в кайф. Все проекты казались мне интересными и важными, я бралась за любой бриф и вникала в него до мелочей. Любые задержки допоздна, отменившийся поход в спортзал или рабочие выходные я считала легитимными жертвоприношениями во имя чего-то более важного. При этом каждый день я чувствовала себя, как Скрудж Макдак, с разбегу ныряющий в золотые монетки. Разговоры с коллегами были приятными и почти всегда заканчивались смехом.

Я ощущала, что нарастает внутренний конфликт: когда весь мир обсуждает права женщин, я двигаю тарелку супа на макете на три миллиметра и пытаюсь придать долькам картофеля более сексуальный вид

Больше всего я любила съёмочные проекты. Вообще, съёмка рекламного ролика — это праздник. Процесс подготовки захватывающий: написать сценарий, обсудить его с режиссёром, провести кастинг актёров, утвердить гардероб, обсудить музыку и спецэффекты. А затем наступает съёмочный день, когда ты видишь, как оживает всё, что ты придумала, — по ощущениям это магия. Во время съёмочных проектов я могла забыть вообще обо всём.

Я стала очень удобным сотрудником, который за всё берётся с энтузиазмом и никого не подводит, всегда была готова задержаться или взять работу на дом. Но людей, которые не умеют говорить «нет», берут в оборот ещё больше. Реклама — это в первую очередь бизнес, хоть и творческий, а я думаю, что любой бизнес в принципе заточен выжимать из людей максимум. Специфика рекламной индустрии — в бешеном темпе в сочетании с установкой на высокое качество продукта. Неиссякаемый поток правок от клиента, дедлайны всегда «вчера», несколько рабочих чатов в мессенджерах одновременно — в таком состоянии креативщики ежедневно пытаются родить идею. Мем «Я слышу, вы ещё дышите, нужно внести правки» куда ближе к реальности, чем кажется. Я думаю, что именно такая среда сформировала средний цикл работы рекламщика в России: работаешь — упахиваешься — увольняешься в никуда — отдыхаешь пару месяцев — выходишь в новое агентство. Эйчаров на собеседовании не отталкивает формулировка: «Я подустала в прошлом агентстве, отдохнула, готова снова идти в бой».

К моменту, когда запал новичка начал иссякать, у меня возникла новая цель. Она очень понятна сердцу любого креативщика — я захотела выиграть Канны, самую престижную награду в области рекламного креатива. Я и так была очень удобным, гиперответственным и критично относящимся к себе сотрудником, а в довесок к этому поставила себе супервысокую цель. Примерно с этого момента стали появляться предвестники выгорания — но я этого ещё не понимала и сделала прямо противоположный вывод.

Зона горения

Первым стал сигналить организм. Чуть что, у меня возникала простуда, ещё были частые мигрени и хронический недосып. Но эти тревожные звоночки я уверенно игнорировала и списывала всё на сезонную хворь, гуляющую по офису.

Потом я заметила, что стала слегка циничной. Вместо смеха с коллегами начала больше ворчать: «Мы же не людей спасаем! От того, что я не сдам вовремя рекламный ролик, никто не умрёт». Я чувствовала, что то, на что я трачу большую часть своего времени, бессмысленно, что я не делаю чего-то значимого. Ощущала, что нарастает внутренний конфликт с моими ценностями: когда весь мир обсуждает права женщин, я двигаю тарелку супа на макете на три миллиметра и пытаюсь придать долькам картофеля более сексуальный вид.

Какой вывод из всего этого сделала я? Что я сама себя накручиваю, нужно не лениться и стараться ещё больше, ведь другие люди как-то делают крутые проекты. Я задействовала силу воли, но состояние только ухудшалось. Помню, что абсолютно утратила аппетит к выставкам и кино — хотя раньше, например, всегда любила ходить в «Гараж», не пропускала ни одного мероприятия. В тот период я чувствовала тотальное равнодушие и апатию — мне не хотелось даже изучать чужое творчество.

Меня кидало из стороны в сторону: медитация, курсы бровиста, кулинария, выгул собак, приготовление комбучи.
В какой-то момент я решила, что пора всерьёз осваивать новую профессию

На работе дела шли так себе: 90 % проектов казались мне наказанием за грехи. Было ощущение, что всё очень скучно и то, что я делаю, никому не нужно. Инстаграмный контент других креативщиков тоже подпитывал эту мысль — казалось, что все на свете делают крутые и интересные проекты, но только не я. Я физически ощущала тошноту, когда просто открывала фотошоп.

Но даже это не заставило меня пересмотреть отношение к работе. Я списывала всё на внешние факторы: плохие менеджеры, неинтересные проекты, безответственный напарник-копирайтер. Я продолжала работать, но медленнее, чем обычно. Начальство говорило, что мой цинизм и негативное отношение «заметно и плохо влияют на настроения в офисе», что я демотивирую новых сотрудников. Парировать мне было нечем. Я была очень несчастна и ощущала себя будто в одиночестве на льдине.

Остаток негатива я вымещала на своем ближайшем круге — даже с репетитором английского я обсуждала недовольство работой. При этом мне не казалось, что я напрягаю людей своими рассказами, ведь я просто жаловалась — так делают все. Я искала поддержки, мне хотелось, чтобы меня взяли на ручки и пожалели — но я не заметила, как это стало главной темой моих разговоров. Мне повезло, что друзья не стали обесценивать моё состояние, а деликатно предположили, что мне нужна поддержка специалиста.

Так я оказалась в кабинете у психолога. Она диагностировала выгорание и объяснила, чем оно отличается от депрессии. Если говорить коротко и просто, депрессия распространяется абсолютно на все сферы жизни. У меня же всё было неплохо, за исключением того, что касалось работы. Я решила, что смогу побороть это состояние сама, и не стала продолжать терапию.

Точка невозврата

Есть эпизод, который я считаю точкой невозврата. За месяц до коллапса у меня появилась странная привычка: по утрам я старалась растянуть путь от дома до двери офиса. Придумывала, как и чем насытить тридцать минут пути, чтобы внести разнообразие в рабочий день, который я всё равно убью на скучные дела — например, сделать крюк в сторону «Старбакса» и побаловать себя напитком. В один из таких дней, наконец переступив порог офиса, я резко почувствовала себя плохо: у меня начала кружиться голова, я почувствовала тремор, сердце стало биться чаще, а сознание, наоборот, внезапно затуманилось. Но главное — жуткое ощущение всепоглощающего страха. Я не понимала, что происходит с телом: как будто всё одновременно решило сломаться, как будто я перестала его контролировать. Я очень испугалась — подумала, что это сердечный приступ или что-то похожее.

Как только мне стало немного легче, я поехала к терапевту — оказалось, это была паническая атака. Я была потрясена. Мне очень не хотелось, чтобы подобное состояние повторялось — после этого эпизода я уволилась. Решение было резким и далось легко, а в голове крутилась мысль: «Сейчас это мне нужно для выживания». Я впервые почувствовала лёгкость и свободу, как бы по-рекламному это ни звучало. От меня больше не ждали чудес и того, что я задержусь на работе, клиенты не присылали правки. Не нужно было создавать новые концепты за пять минут, соревноваться и выигрывать «каннского льва».

Я решила взять тайм-аут без чётких временных рамок. Жила на подушку сбережений и думала, что буду заниматься творчеством для себя, потихоньку реанимируясь. Но время шло, а творчество так и не приносило удовольствия. Мне по-прежнему было неинтересно ходить на выставки, хотелось держаться подальше от компьютера. Я стала пробовать разные новые увлечения, и меня кидало из стороны в сторону: медитация, курсы бровиста, кулинария, выгул собак, приготовление комбучи. В какой-то момент я решила, что пора всерьёз осваивать новую профессию — ведь деньги заканчиваются, а я всё ещё явно нетрудоспособна. Но какую? А вдруг я там тоже начну выгорать? Я поняла, что окончательно запуталась и без посторонней помощи мне не справиться.

Как я заново полюбила работу

Вернуться в профессию помогла работа с психологом. Думаю, что есть люди, которым это не понадобится — но я точно не из них. Второй раз я вновь пошла к психологу без страха, но совсем с другим настроем: я была намерена изменить своё состояние, а не просто получить диагноз, который как бы дал мне официальное право страдать.

Первым признаком, что я возрождаюсь из пепла, стал вернувшийся интерес к чужому творчеству. Я записалась на вебинар по современному искусству и, слушая его, почувствовала тепло внутри. Сейчас я уже год в строю и снова испытываю приятный трепет и азарт. Сначала я чувствовала себя неуверенно и волновалась: вот классный бриф — а вдруг я опять начну всё делать по-старому и всё превратится в мой персональный ад? Но я следовала новым установкам, и всё сработало.

Да, рекламная индустрия действительно сложная и агрессивная среда. Поменять её я не могу — и никто не может, это монолит. Но я могу изменить своё к ней отношение, то, как я реагирую, и сценарии, по которым я действую — найти такие, которые помогут получать удовольствие от того, что я делаю. Теперь я не стремлюсь быть удобной для всех и слежу за своими границами. Не беру на себя слишком много, учусь говорить «нет» не извиняясь. Среда конкурентная и требует многого, но мой ресурс не бесконечен, и я должна следить за ним сама.

Я уволилась. Решение было резким и далось легко, а в голове крутилась мысль: «Сейчас это мне нужно для выживания». Я впервые почувствовала лёгкость и свободу

Ещё я стараюсь не оценивать себя через призму своих проектов и не сравнивать себя с другими. Есть расхожее мнение, что троечникам в жизни легче — думаю, что привычка воспринимать себя через оценку, которая идёт из школы, очень вредная. Я имею право на ошибку, могу сделать что-то неидеально и даже накосячить. И это не значит, что мне нужно ставить на себе крест — наоборот, это движение вперёд. В одном из самых престижных рекламных агентств мира Wieden + Kennedy в лобби висит надпись «Fail faster» — думаю, не зря.

Теперь я не вовлекаюсь в рабочие проекты эмоционально так же сильно, как раньше. Наш ресурс ограничен, и если очень глубоко вникать во всё и полностью контролировать каждую мелочь, проекту это особенно не поможет — зато сожжёт внутренние силы. Нужно обязательно оставлять что-то на себя и близких, поэтому я не забываю переключаться и отдыхать. Отдых такая же важная штука в моём календаре, как и все рабочие встречи: я стараюсь планировать его заранее и не переносить. В течение рабочего дня пользуюсь приложениями для медитации.

Мой план роста теперь намного реалистичнее. Если поставленная планка очень высока, лучше на пути к ней расставить более достижимые мини-цели — например, не метить сразу в Канны, а начать с меньших фестивалей. Или вообще не зацикливаться на соревнованиях, а говорить, например, о количестве завершённых проектов в год. Это помогает ощущать рост и видеть, что всё небессмысленно. Это реальный критерий успеха, на который можно опереться, когда работа кажется неинтересной и бесполезной.

Главный вывод, который я сделала из этого опыта: ответственность за моё психическое здоровье только на мне. Да, на пути будут попадаться люди (в том числе и на руководящих должностях), которые будут ухмыляться при разговорах о психическом здоровье и радоваться, что я впихиваю тонну проектов в своё личное время. Но у меня есть обязанность перед самой собой — вовремя давать отпор. Мне кажется, это здоровое отношение к себе — с уважением и вниманием.