Личный опыт«Бездомные не могут
за себя постоять»: Я работаю директором «Ночлежки»

Переход

Я десять лет работала финансовым аудитором в компании «большой четвёрки», но в какой-то момент устала заниматься финансами. Я примерно понимала, как будет выглядеть моё будущее в этой сфере — и оно стало казаться бессмысленным. Проверка достоверности финансовой отчётности — это честная и правильная работа, но при этом серьёзно она жизни людей не изменит. Да, она позволит немного лучше понимать, как устроены те или иные компании, но в критической ситуации это никому не поможет.

Четыре года назад моя бабушка заболела раком — впервые в жизни я оказалась бессильна перед бедой и мне потребовалась помощь. Я была очень растеряна и не знала, что делать дальше. Больше всего нашей семье был нужен кто-то, кто взял бы за руку и спокойно объяснил, как нужно поступить. Мы тыкались как слепые котята и не понимали, как помочь самому дорогому человеку, который страдает. Только тогда я узнала, что медицина — это такая область, где нужно всё время подстраиваться, придумывать невероятные манёвры, чтобы попасть к нужным врачам. Это столкновение с системой выматывало намного больше, чем сама беда.

Мы звонили на горячую линию фонда помощи хосписам «Вера». Мы не понимали, нужен ли хоспис? Будет ли ей больно? Нужно ли ей об этом знать? Было очень страшно. Я тогда подумала, что многие люди — где бы они ни работали, какими бы успешными ни были — рано или поздно оказываются в ситуации, когда им нужна профессиональная помощь в области, в которой они не разбираются. В такой момент очень важно, чтобы рядом были люди, для которых помогать — это работа. Тогда я решила, что хочу решать социальные проблемы. Мне показалось странным, что я этого не делаю, хотя могу. Я даже всерьёз думала получить второе высшее образование в медицинском.

Параллельно с работой аудитором почти семь лет я была волонтёром в программе «Старшие братья и старшие сёстры». Я понимала, как устроены некоммерческие организации, и решила, что это мой вариант: мне не нужно будет получать дополнительное образование и я смогу работать там, где решают социальные проблемы. Четыре месяца я искала место в разных фондах: сейчас, как и три года назад, уйти из коммерческой компании в некоммерческую непросто. Во-первых, меня не понимали коллеги по компании. Они вообще долго не относились к моему желанию уволиться серьёзно и считали, что мне просто надо отдохнуть. Во-вторых, я была готова к тому, что моя зарплата станет меньше, но в итоге она сократилась почти вдвое. Переход из коммерческой компании в НКО — это переход из стабильной благополучной жизни в мир, где нет медицинской страховки, нет уверенности в том, что зарплата вообще будет.

Потом я познакомилась с Валерием Панюшкиным, у него была идея фонда, который будет помогать детям с патологиями спинного мозга. Так я стала директором по фандрайзингу в благотворительной программе Spina Bifida. Я проработала там восемнадцать месяцев: сначала без команды, потом с очень маленькой — всё делала руками. Это была полезная работа, но в первую очередь адресная. Я же вижу «третий сектор» как место, где можно системно решать социальные проблемы, чтобы количество людей, которым нужна помощь, сокращалось.

Параллельно с тем, как я сформулировала для себя это правило, я узнала, что «Ночлежка» — старейшая петербургская организация, которая помогает бездомным, — открывает филиал в Москве и ищет директора. За «Ночлежкой» я следила давно, и мне было грустно, что у нас их нет. Мне близок их подход: фонд не давит на жалость и относится к подопечным как к равным. Ещё я понимала: тех, кто готов помогать взрослым, а уж тем более такой стигматизированной категории, как бездомные, очень мало. Это очень несправедливо, и принять это очень трудно. Каждый раз, когда я читаю комментарии людей, которые выступают против помощи бездомным, я не могу смириться с тем, что в наш век полётов на Марс и искусственного интеллекта в крупных городах до сих пор живут и умирают тысячи людей на улицах — без доступа к воде, возможности переночевать в тепле и получить медицинскую помощь.

Москва и Петербург

В Петербурге государство дало «Ночлежке» в безвозмездное пользование пространство. Там на первом этаже находится консультационная служба, на втором и третьем — приют, а на третьем в мансарде сидят сотрудники. Во дворе есть душевая и тёплый зал ожидания. Это место находится в самом центре жилого квартала, в пятнадцати минутах от метро «Обводный канал», но проблем, сравнимых по масштабу с московскими, из-за этого никогда не возникало — была только одна жалоба. Когда здание только-только выдали, оно было в руинах: задрав голову наверх, с первого этажа можно было увидеть небо. Зато как только в нём появились проекты, стало намного лучше.

«Ночлежка» в Петербурге появилась в 1990 году, а «Ночлежка» в Москве — в 2018-м. Конечно, Москва в 2018 году — это куда более благополучный город с другим уровнем жизни. Наверное, в 90-х тема бедности и бездомности была понятнее и ближе, чем сейчас, а в столице особенно. Здесь всё-таки есть нацеленность на праздник, успех и нарядность — а бездомные «мешают» этому празднику. Мне это понятно, но не особенно близко. Это неправильно, когда стремление сделать город красивым приводит к тому, что проблемы просто убирают за пределы города или в отдалённые районы, словно их нет.

Мы просили московских чиновников передать нам в пользование государственное помещение для работы с клиентами. На наш взгляд, неправильно тратить благотворительные пожертвования на коммерческую аренду, если мы занимаемся решением важного социального вопроса. Первые полгода мы только и делали, что писали чиновникам, но в ответ получали отказы — якобы в Москве всё хорошо с помощью бездомным людям и никакие новые проекты для этого не нужны. Для того чтобы понять, что это не так, достаточно пройтись по Чистопрудному бульвару или выйти на площадь трёх вокзалов. Стало ясно, что получение помещения от государства — долгий процесс. Мы продолжаем работать в этом направлении.

Мы небольшая организация, и по меркам многих фондов у нас небольшой бюджет. Год назад единственное, что мы могли себе позволить, — снять помещение для решения первостепенных проблем. Мы стали искать пространство для прачечной, потому что тогда в Москве не было места, куда человек, живущий на улице, мог бы прийти и бесплатно постирать вещи. Притом что обоснованная претензия многих горожан к бездомным звучит так: «С ними неприятно ехать в метро и вообще находиться рядом». Мы нашли это помещение в Савёловском районе, разделив его с фондом «Второе дыхание», подписали договор аренды и объявили о запуске. А дальше выяснилось, что есть активисты, которые готовы сделать многое, чтобы проект, связанный с бездомными, не заработал в их районе. В Москве тема помощи бездомным людям в публичном поле почти никогда не звучала. Если «Ночлежка» в Петербурге за двадцать девять лет работы регулярно проводит акции социальной рекламы, то в Москве это не так.

Мы, конечно, не единственная организация, которая занимается темой бездомности в Москве. Однако многие наши коллеги — это религиозные организации, преимущественно православные, которые делают много хорошего, но не привлекают внимания к проблеме. Именно поэтому тема бездомности зазвучала так громко год назад. Мне кажется, что это происходит из-за отсутствия общественного обсуждения и нехватки знаний, ведь всё незнакомое и новое пугает. У людей много вопросов про безопасность и болезни, которые могут «принести» с собой бездомные.

Начать разговор

И год назад, и сейчас мы были готовы встречаться с людьми, рассказывать им о себе и развеивать сомнения. Не получается только, когда люди не готовы слушать вообще. Мы понимаем, что переубедить некоторых не получится. Год назад мы решили перенести прачечную из Савёловского района и следующие девять месяцев искали другое помещение. Оказалось, что это очень сложно: помимо тех, кто выступает против соседства, есть ещё те, кто не сдают помещения по некоммерческой стоимости. Мы искали место, которое будет как минимум в ста метрах от жилого дома, без пропускной системы и с отдельным входом. При этом нам было нужно, чтобы это было недалеко от метро или вокзала. Наши сотрудники посмотрели больше восьмидесяти вариантов, а волонтёры обошли пятьдесят промзон, спрашивая, не сдаётся ли тут помещение.

Не так давно мы нашли подходящее место в районе Беговой. Это не жилая зона, там только строятся апартаменты, а в радиусе трёхсот метров нет социальных объектов. Учитывая прошлый печальный опыт, мы заранее встретились с главой управы и написали муниципальным депутатам, чтобы они помогли поговорить с жителями. Потом мы наняли независимую исследовательскую компанию, которая провела опрос. Мы выясняли, есть ли люди в этом районе, которым нужна помощь. Если да, то какая именно помощь им нужна, много ли тут бездомных, как люди относятся к открытию небольшой реабилитационной службы. Собрав всю эту информацию, мы поняли, что до того, как у нас появится действующий договор аренды, надо будет поговорить с жителями. Для нас это было непростое решение. По закону такие проекты можно размещать в жилых домах с отдельным входом без согласования, но мы решили сделать так, чтобы жителям не было тревожно. Многие говорили: открывайтесь, никто не заметит. Действительно, наверное, так и стоило поступить, но нам было важно начать разговор.

Мы позвали жителей на встречу. Было непросто, во многом потому, что на неё пришли уже знакомые нам активисты Савёловского района. Раньше они говорили, что борются за то, чтобы эти проекты не появлялись рядом с их домом. Что ж, в этот раз проекты должны были появиться в другом районе, но они по-прежнему за что-то борются. Часть людей оказалась не готова к этому разговору. Было много криков: «Валите из этого района»; «Забирайте своих бомжей и валите». В тот момент было очень тяжело: я смотрела в глаза и видела, сколько там сиюминутной злобы и агрессии, направленной на меня, на жизнь, на людей в целом. Казалось, что это невозможно победить. Что бы я ни сделала — будет так.

После этих криков многие вышли из зала под руководством двух муниципальных депутатов — Александры Андреевой из Лефортово (которая к району Беговой вообще не имеет никакого отношения, но известна своими высказываниями в адрес бездомных людей) и Зои Андриановой. Честно говоря, такое участие чиновников меня огорчает больше всего, ведь жители района — это не только условно благополучные люди, которые прописаны в нём или купили собственность. Жители района — это в том числе те, кто приехал на заработки и трудится на стройке, кто концентрируется около вокзалов. Мне казалось, что муниципальные депутаты — это чиновники, которые выражают интересы разных людей.

То, почему часть жителей не хочет видеть сервисную службу для бездомных в своём районе, хорошо изученное во многих странах социальное явление, которое называется NIMBY (Not in my back yard — «Только не у меня дома!» — Прим. ред.). Коллеги из других стран говорят, что во время таких протестов они иногда обращаются к представителю мэрии или чиновнику, который говорит: «Мы понимаем ваши опасения, но со своей стороны готовы помогать НКО так, чтобы её работа была прозрачной, эффективной и вам не мешала. При этом мы понимаем, что те, кто придут в этот проект, — это такие же жители района, которые имеют право получить помощь. Поэтому такие проекты будут. Давайте придумаем, как сделать так, чтобы они никому не мешали». А вот позиция «Валите из нашего района» и «Это хороший проект, но давайте за сто первым километром?» мне непонятна. Людей, которые занимают эту позицию, на самом деле не так много, они просто очень громкие. Я не могу перестать думать, что бездомные, а это уязвимая категория людей, не придут на такую встречу и не будут отстаивать свои интересы, потому что у них просто нет сил. Где же муниципальные депутаты или люди из управы, которые поддерживают не только тех, кто переживает за своё благополучие? Где люди, которые выражали бы интересы тех, кто сам не может за себя постоять? Я помню себя, когда я пыталась помочь бабушке, — у меня вообще не было сил на то, чтобы что-то требовать и чего-то добиваться. И с бездомными то же самое.

За два года нашей работы не появилось ни одного чиновника, который сказал бы: «Я понимаю, зачем вы это делаете, я готов отстаивать интересы людей, которые придут к вам за помощью». Единственная поддержка, которую мы получили год назад, — двадцать шесть муниципальных депутатов из разных районов написали письмо в департамент труда и соцзащиты с просьбой выделить нам помещение. Им тоже довольно быстро отказали, но это была солидарность. Сейчас мне кажется, что единственный путь — это продолжать разговор с жителями. Мы предложили им создать общественный совет, который бы со стороны жителей контролировал нашу работу. Пока жители никак не отреагировали.

Поддержка

Есть и другие жители района — те, кто остался, когда группа людей вместе с муниципальными депутатами ушла. Я по-человечески за это им очень благодарна. Это не те, кто обеими руками был за нашу работу, были и те, кто хотел разобраться — они задавали вопросы, у нас получился разговор. И мы, конечно, всё это время получаем поддержку: есть жители Беговой, которые рассказывают соседям, что не надо ничего бояться. Есть жители Москвы, которые готовы к тому, чтобы «Ночлежка» была в их доме, кто-то даже запустил флешмоб #ЯзаночлежкувМоскве. Мне кажется, что в этом году общественное обсуждение идёт по-другому: у нас появилось больше волонтёров — только за эту неделю записалось тридцать человек. Больше людей готовы разбираться, аргументировать свою позицию, рассказывать о нашей отчётности и обращать внимание на статистику. Это показатель того, что людям на самом деле не всё равно. Тогда я понимаю, зачем это делаю.