Личный опыт«Странные игры»:
Как я справлялась с тем, что меня изнасиловали в детстве

«Ты выглядишь как ш***а, которая делает минет на заднем сиденье»

Так сказал мне отец, когда однажды пришёл домой пьяный и взглянул на мой наряд. Мне было нечего возразить: почему-то я действительно чувствовала себя именно так. Много лет мне казалось, что со мной что-то «не в порядке». Что в детстве я сделала что-то «плохое», «порочное» и теперь с этим связаны все мои проблемы.

На самом деле мою сексуальную жизнь нельзя было назвать активной. Начиная с подросткового возраста я с трудом смотрела мужчинам в глаза, мне было страшно и стыдно. Я думала о сексе, но старалась запретить себе это делать — было ощущение, что это что-то «грязное». Я стеснялась и стыдилась собственных желаний. Мои первые серьёзные отношения начались на втором курсе, но моменты близости случались, только когда я выпивала достаточно много алкоголя. В тот период я сильно посадила себе здоровье.

Со второго или третьего класса я видела кошмары. Я в старом деревенском доме — в том, где мы жили с родителями, когда я была ещё совсем маленькой. Сижу на ступеньках. Появляется человек, мужчина. Я начинаю звать маму, но она не приходит. Бывало, я и в самом деле начинала кричать — так громко, что родители прибегали. В другие разы я просыпалась и видела, что постель у меня насквозь мокрая от пота. Я знала, что этот образ из моих кошмаров связан с соседским мальчиком, с которым мы играли в детстве. Иногда я начинала что-то смутно припоминать, но тут же отгоняла эти воспоминания. Я никогда никому не рассказывала о них и не была уверена, что они правдивы. Если что-то случилось, но ни одна живая душа, кроме тебя, об этом не знает, однажды начинаешь спрашивать себя: а случилось ли это вообще? Я осознавала, что с этим мальчиком связана какая-то неприятная история. И мне казалось, что в этой истории виновата я. Как будто я склонила его к чему-то нехорошему, спровоцировала. О деталях я не думала.

Однажды, когда я уже училась в школе, этот мальчик — теперь уже совсем взрослый — пришёл в гости к моему брату. Он приехал на машине, из которой гремела музыка, с ним была девушка. Я увидела его и ощутила дикую ярость. Выходя в коридор его встретить, я прихватила с собой нож. Он, хоть и приехал с подругой, подошёл и погладил меня по щеке. Сказал: «Такая ты стала… Девушка!» Я думала про себя: «Ничего страшного, если что, у меня есть нож». При этом я не могла проанализировать, почему именно я испытываю такую злобу.

«Такая ты стала… Девушка!»

Я хорошо училась, рано начала работать. Но почему-то делала всё так, будто наказываю себя за что-то. Работала на износ, летала в командировки с температурой под сорок, не брала отпуск по несколько лет. Несколько раз в неделю ходила в спортзал и занималась до изнеможения. Не оставляла себе времени на то, чтобы почитать, посмотреть кино, пообщаться с друзьями. В итоге у меня наступило нервное истощение. Я перестала нормально спать, ничего не могла делать. Однажды ночью я пыталась заснуть и вдруг почувствовала, что под кроватью лежит труп и пахнет. Я понимала, что это невозможно — откуда у меня в квартире взяться мёртвому телу? Но я ясно чувствовала запах, и я точно знала, что не сплю. До самого утра я лежала и пыталась заставить себя заглянуть под кровать, чтобы убедиться, что никакого трупа там нет. Но я так и не смогла себя пересилить — боялась, что он там всё-таки откажется.

После этого я впервые обратилась к психотерапевту. Мы с ней договорились: я беру отпуск на работе, откладываю все дела, хожу на терапию и отдыхаю. Так я и поступила. Следующие пару недель я приходила на сессию, очень много плакала, потом возвращалась домой, ела и спала. Постепенно сквозь слёзы мы стали обсуждать «труп под кроватью». Терапевт расспрашивала, как мне кажется, что он означает, почему он гнилой. Я ответила: он связан с чем-то из прошлого, это что-то, что живёт со мной очень давно, просто раньше я не замечала. Она задала вопрос: «Это что-то, что случилось в детстве?» В этот момент я расплакалась так, что не смогла говорить дальше. Каждый раз, когда мы подходили к этому вопросу, происходило то же самое — я начинала плакать так сильно, что не могла сказать ни слова.

В детстве, когда у меня были трудные периоды, я начинала много рисовать. Вот и сейчас специалист предложила мне: может, если я не могу рассказать ей о своих чувствах, я могу нарисовать их? Тогда я стала приносить на сессии рисунки. Там был старый деревянный дом, лес, озеро. Мы обсуждали с ней нарисованное и то, что происходило в этих местах. Чем больше я рисовала, тем лучше я вспоминала моменты из своего детства и тем легче мне было рассказать о том, что я долго держала в себе.

«Это что-то, что случилось в детстве?»

Это было в 90-е годы, я была совсем маленькой —  четыре или пять лет. Мы с родителями жили в посёлке на краю леса. Для родителей это был очень тяжёлый период: раньше они жили в городе, а тут их распределили работать на метеорологическую станцию практически в глуши. Мы поселились в старом деревянном доме, с туалетом на улице и без водопровода. У мамы тогда начался психологический кризис: в 90-е, без денег, в деревне с двумя детьми. Она хотела вернуться в город к своим родителям, но ей было стыдно. Она так погрузилась в себя, что мало занималась мной и братом. В основном мы были предоставлены сами себе.

В других домах в посёлке жили в основном пожилые люди. На лето к ним приезжали внуки, и мы с ними играли, ходили купаться на озеро. Родители шили нам пенопластовые жилеты, чтобы мы не утонули. Но один раз я почему-то пошла ко дну, несмотря на жилет, и чуть не захлебнулась. Меня спас соседский мальчик. Он был сильно старше меня — ему было тринадцать или четырнадцать. Мы и раньше были знакомы с ним и его сестрой. Но теперь, после этого спасения, я стала смотреть на него по-новому. Это была моя первая детская влюблённость: я постоянно ходила за ним, соглашалась на любую игру, которую он предлагал, а когда его не было рядом, отправлялась его искать. Он был моим принцем из сказки.

Мама видела, что он много общается со мной и братом, что нам нравится с ним играть, и часто просила его за нами присмотреть. Иногда, если родителям надо было уехать, они даже оставляли нас его дедушке с бабушкой. Обычно мы играли вчетвером: я, брат, соседский мальчик и его сестра. Он был старшим из нас и всегда выбирал, что мы будем делать: обычно мы шли купаться или кататься на велосипедах. Но со временем начались странные игры: например, будто бы мы с ним женимся, а потом он несёт меня домой на руках. Дальше шли раздевания, потом дошло и до орального секса. Мой «возлюбленный» говорил, что так мы играем в мужа и жену и это правила игры. Я думала: он же такой хороший, такой взрослый. Наверное, так и есть. Часто я сама ходила за ним и предлагала поиграть «в мужа и жену». Наверное, именно поэтому у меня на всю жизнь сохранилось ощущение, что во всём виновата я: когда начинали всплывать эти воспоминания, мне казалось, что я «испорченная» и в пять лет «совратила» подростка. Только сейчас я понимаю, что это невозможно — ребёнок не бывает виноват в том, что с ним произошло подобное.

«Иди, разберись с ним сама, играйте, во что вы там играли…»

Мои воспоминания в те годы делились на две группы, как будто принадлежали двум разным людям. В одних воспоминаниях — солнце, запах травы, мы мчимся на велосипедах. В других — чердаки, сеновалы, приглушённые голоса.

По мере занятий психотерапией мы подошли к самому страшному воспоминанию, которого я много лет боялась. Я вспомнила очень ярко: мы на чердаке у его бабушки с дедушкой. Он лежит на мне, а я не могу ни пошевелиться, ни вдохнуть. И тут мне становится очень страшно и больно, я впервые по-настоящему понимаю, что происходит что-то не то и все эти «игры» совсем не безобидные. Кажется, я закричала или что-то ещё случилось — на чердак стал подниматься дедушка. Все задвигались, разбежались кто куда. Я тоже побежала, по дороге больно ударилась. Примчалась к маме в слезах и пыталась объяснить что-то про того мальчика. Но она отмахнулась: «Иди, разберись с ним сама, играйте, во что вы там играли…» Почему-то в моей голове одно связалось с другим: мне казалось, что мама не захотела говорить со мной, потому что я сделала что-то плохое.

Через некоторое время после этой истории мы переехали. Тот мальчик ещё несколько раз приходил к нам в гости, мы зачем-то запирались с ним в чулане — подробностей уже не помню. Потом он совсем вырос, стал учиться, надолго пропал. Я годами вообще не вспоминала о наших «играх». Потом, когда у мамы с папой наступил кризис в отношениях и они стали ругаться, на фоне стресса я стала видеть страшные сны — и тогда эта история начала меня преследовать, хоть я и не могла осознать и вспомнить, что именно случилось.

Когда во время очередной сессии я наконец смогла рассказать о случившемся, я испытала невероятное облегчение. Я сумела освободиться от тайны и поняла наконец, что не сделала ничего плохого. Когда в детстве мы «играли» в эти странные игры, тот мальчик говорил, что о них нельзя никому рассказывать — это наш секрет. Я охраняла этот секрет слишком долго.

«Теперь ты в безопасности, с тобой здесь больше ничего не может случиться»

Во время психотерапии я решила съездить в посёлок, где всё это произошло. Мы отправились вместе с другом — бывшим бойфрендом. Сначала он говорил мне: «Подумаешь, все дети в детстве друг друга трогают». Но когда вместе со мной оказался там, увидел мою реакцию, сказал, что теперь чувствует, как мне больно. Мы стояли напротив того дома, где всё происходило. Внутри были люди — возможно, те самые бабушка с дедушкой или сам парень. Я говорила себе: «Теперь ты в безопасности, с тобой здесь больше ничего не может случиться». Друг предложил зайти внутрь, но на это я не решилась.

С тех пор как мы с психотерапевтом докопались до этой истории, мне стало легче жить. Поняв, что я не «испорченная», я стала смелее, запустила свой бизнес, стала более открыто общаться с людьми. Я поняла: у тебя может быть травмирующий опыт, но это не значит, что ты плохой человек.

И всё-таки это был ещё не конец пути. Во мне оставалось много злости: на себя, на того парня, на родителей и брата, который не смог меня защитить. Как-то я даже думала найти этого молодого человека, прийти и высказать ему всё — как будто от этого мне стало бы легче. Потребовалось шесть лет психотерапии и работы над собой, чтобы во всём разобраться. Простить родителей, у которых было много своих трудностей. Брата, который сам был ещё ребёнком. Того мальчика — подростка из неблагополучной семьи, который в играх повторял то, что делал дома. Параллельно с психотерапией я занялась йогой и практиками осознанности. Это помогало мне находиться в моменте, понимать собственные эмоции, думать о мире вокруг. 

По мере того, как я открывалась другим людям, они тоже открывались мне. Я узнала, что в жизни многих происходили подобные истории. Как-то раз приятель рассказал мне, что в школе его изнасиловал учитель. Эта история очень сильно меня впечатлила — я поняла, что по всему миру ходит много подавленных, мрачных людей, которые не могут рассказать о своей боли. Они тоже думают, что с ними «что-то не так», что они «испорченные». Часто человеку кажется: «Я справлюсь с этим сам, это было давно, я сильный». Но при этом они не могут набраться смелости и уйти с нелюбимой работы, выйти из деструктивных отношений, потому что думают, что недостойны этого. На самом деле каждому, кто столкнулся с подобным, нужна помощь. А чтобы получить помощь, нужно начать говорить. А если не можешь говорить — рисовать, петь. Главное — попросить о помощи и не держать боль в себе.

Весной я ездила на йога-ретрит. Там было много человек, моих друзей и знакомых. Обязательная часть ретрита — групповая терапия под руководством психолога. В один из дней я решилась и рассказала свою историю — впервые я поделилась ею с кем-то кроме психотерапевта. Мне было трудно, я сначала не знала, как смотреть своим друзьям в глаза. Но они поддерживали меня, говорили: «Мы рады, что ты с нами поделилась, теперь мы понимаем тебя лучше». Теперь я готова рассказать обо всём ещё большей аудитории. Говорить — очень важно. Чтобы видеть, что ты такой не один. Чтобы понимать, что на самом деле с тобой всё хорошо.

Иллюстрации: Аня Орешина