Личный опытФантазийные гробы:
Как я снимала документалку о смерти
в Гане

Ни в 2017 году, при первом посещении Ганы, ни весной у меня не было никакого практического опыта в кинопроизводстве. Теоретический начал появляться за месяц до того — когда стартовала реальная подготовка к фильму. Когда я говорю о полном отсутствии опыта, я не кокетничаю: «ISO», «shutter», «aperture» казались заклинаниями; я не понимала, чем монопод отличается от трайпода и зачем перед началом съёмки стучат хлопушкой.

Из-за ограниченного бюджета я могла взять с собой только одного человека. Друзья, которые понимали в кинопроизводстве чуть больше, чем я, сказали, что в документальном кино простят почти любую картинку, но звук должен быть хорошим, иначе фильм просто не будут смотреть. Короче, мне нужен был звукорежиссёр — он нашёлся через десять минут и два рукопожатия. После десятиминутного телефонного разговора мы с Колей Александровым, молодым и отчаянным звукачом из Москвы, решили ехать вместе. Мне так понравился его голос, что я забыла спросить у него про опыт и уточнить, имел ли он дело с документальным кино. Коля звучал уверенно, и интуиция подсказала мне — он классный чувак.

Мы договорились, что поедем в начале апреля. Я купила билеты на самолёт, решила, что затея в целом забавная и нужно обязательно документировать процесс подготовки. Сняла несколько видосов для ютьюба, запустила подкаст. За месяц до поездки поняла, что на документацию процесса тратится больше времени, чем на саму подготовку, и заволновалась. Кроме билетов на самолёт, синдрома самозванца и ряда этических вопросов, у меня не было ничего.

Имею ли я право называться режиссёром, если нигде этому не училась, не так много смотрела и читала и, если быть честной, совсем об этом не мечтала? Могу ли я браться за такой сюжет, если я белая русско-литовская девушка, живущая в Лондоне, и у меня не случалось никаких особенных переживаний насчёт смерти? Мне хотелось избежать экзотизации и не рисовать ганский вариант российских бандитов из американских боевиков. Но опыта высказывания на такую табуированную тему, к тому же на таком непростом культурном поле у меня не было. Было страшно сделать ошибку и задеть кого-нибудь по незнанию.

Самообучение и двадцать банок парфюма

Чтобы уехать в Гану и хоть сколько-нибудь продуктивно провести там время, мне нужна была местная команда, которая бы помогла сориентироваться в городе, и договорённости хотя бы с несколькими потенциальными героями. Я начала спамить — похоронным бюро, пользовательницам инстаграма по хештегу #ghanafuneralfashion, сообществам в фейсбуке, незнакомцам в LinkedIn — всё безуспешно. Наступил период паники и отчаяния. До поездки две недели, потрачено много денег, сотни людей болеют за проект, который может и не случиться, если я не придумаю что-нибудь, что сдвинет всё с мёртвой точки.

После бокала вина мне в голову пришла спасительная идея — написать в местную киношколу и попросить разместить вакансию. Я искала человека, который поможет организовать интервью и найти героев за зарплату тридцать долларов в день. Шалость удалась, и вскоре мой вотсапп преобразился — я получила больше ста сообщений. На следующей день я встретилась с девушкой из Англии, которая в прошлом году снимала документальный фильм в Гане. Она объяснила, что причина такой невероятной популярности — высокий гонорар, примерно в четыре раза больше того, что обычно платят в Гане за подобную работу. Почему я поставила тридцать долларов? Я разделила на десять сумму, которую просили в день фиксеры, работающие с большими компаниями вроде BBC или VICE.

Чтобы организовать всю толпу кандидатов, я придумала три раунда собеседования. В качестве тестового задания нужно было найти трёх потенциальных героев для фильма: гробовщиков, плакальщиков, священников, людей, которые потеряли близкого. По итогу я созвонилась с самыми многообещающими кандидатами. Это было больно: плохая слышимость, непривычное произношение, постоянные перебои со связью.

Я наняла местную девушку, но та через пять дней уволилась, не успев ничего сделать. Я пошла дальше по списку кандидатов — не срасталось либо по времени, либо по деньгам. Всё это время один из интервьюируемых продолжал присылать мне видео похорон — в итоге я предложила работу ему, потому что до поездки оставалась неделя и он выглядел максимально мотивированным. Так в моей команде появился Алекс — организатор мероприятий и модель. А ещё через некоторое время к ней добавился оператор-волонтёр Крис, который по плану должен был снимать всё, что остаётся за кадром, и страховать меня, если я буду тупить с камерой.

За два дня до поездки я арендовала камеру, сделала страховку на себя и оборудование, купила сувениры для героев фильма: полотенца, карамель и двадцать банок парфюма из Poundland. Сказала себе, что нервничать поздно — пора отпустить ситуацию. В принципе, главный совет, который я получала ото всех, кто пытался что-то сделать в Гане, — научиться расслабляться и ждать. Мне говорили, что всё точно пойдёт не по плану и надо быть к этому готовой. Они были правы: самолёт задержали на полтора часа, багаж — ещё на полтора (я была уверена, что его арестовали из-за двадцати флаконов подарочного парфюма: провозить разрешено не более 250 миллилитров). По пути из аэропорта в съёмную квартиру полиция остановила наше такси четыре раза. Дома, как, впрочем, и во всём районе, не было электричества.

На следующий день у нас была встреча с ганской частью команды, и я очень волновалась: хорошие ли они ребята, выгляжу ли я достаточно по-режиссёрски, не покажется ли им моя затея слишком странной. Но знакомство прошло хорошо — все пришли вовремя, были на позитиве, и я даже успела дать урок синематографии оператору Крису, пересказав всё, что выучила из онлайн-курса по пути в Аккру предыдущей ночью. Он сказал, что это самый полезный воркшоп за всё время учёбы, и уволился через три дня.

Несмотря на то что номинально у них было гораздо больше опыта в кинопроизводстве, я поняла, что каким-то образом лучше разбираюсь в предмете. Это помогло принять себя в роли режиссёра и понять, что с точки зрения съёмки я могу рассчитывать только на себя. По моему опыту, один из самых важных и сложных шагов в новых проектах — это присвоение. Как только ты учишься говорить о себе «Я режиссёр» без смешков и оговорок, всё складывается гораздо лучше.

Новая норма

Нам нужно было снять пятнадцать интервью (меня научили, что в Гане нужно перестраховываться), похороны и службу христиан-харизматов. На следующий день мы начали работать. Одна из главных бед Аккры — пробки, поэтому чтобы куда-то успеть, мы выезжали в три утра. Первые несколько дней я умудрялась смотреть онлайн-обучалки по работе с камерой прямо в машине по дороге на локации. Последние были специфическими: морги, кладбища, церкви, похоронные конторы.

До поездки в Гану я ни разу в жизни не была на похоронах и не видела трупов вживую, извините за оксюморон. Для меня самой было загадкой, какие эмоции у меня вызовет происходящее — но оказалось, что в целом никаких. И вообще было не страшно — и даже не тревожно. Мы рано вставали, много снимали, уставали, всё шло не по плану. Но, возможно, из-за того, что мы позволили себе быть гибкими, с нами случались чудесные моменты: разговор с шаманкой, танцы в трущобах с местной барменшей, показательное выступление носильщиков гробов, которые специально для нас надели костюмы и в тридцатипятиградусную жару ходили с гробом на плечах.

Эта поездка помогла под новым углом посмотреть на то, что такое норма. Удивительно, как быстро меняются представления о прекрасном вместе с окружением. Очень быстро стало тяжело отбирать материал для фильма, потому что всё стало привычным — местный уклад жизни начал казаться единственным возможным. Сувенирные шоколадки с портретом умершего, танцовщики с гробами, профессиональные плакальщицы, экзальтированные службы харизматов, похоронные плакаты… Я часто писала друзьям: «А это вообще интересно?» И нередко получала в ответ: «Это сносит крышу, как так можно вообще?»

Я веду два еженедельных подкаста, два интервью в неделю — моя рутина. Я живу в Лондоне и делала проекты на английском, в том числе и журналистские, но говорить с людьми для фильма стало для меня серьёзным вызовом. Английский — официальный язык в Гане, но между собой все чаще говорят на местных языках — их много, и они сильно отличаются от региона к региону. Понятный иностранцу и грамотный английский — прерогатива очень небольшой прослойки людей. Я тоже не могу сказать, что говорю на английском абсолютно свободно. Из-за этого очень часто складывалось ощущение испорченного телефона: я задаю вопрос, но люди отвечают не на него; я пересказываю, что поняла, — выясняется, что я упустила важные детали. Ежедневное упражнение на внимательность и хладнокровие.

Но даже когда мы выстраивали понимание с языком, появлялись другие проблемы. Люди очень открытые, готовы общаться и договариваться, мне рассказывали очень классные, живые истории — но как только включалась камера, все разговоры сводились к Иисусу и Библии. Конечно, можно было поступить по методу Манского — не выключать камеру и писать всё с разрешением и без. Но, во-первых, не хотелось подставлять людей, которые мне доверились, а во-вторых, даже если бы они говорили со мной на сто процентов откровенно, это бы глобально не изменило порядок вещей. Приходилось выкручиваться, формулировать вопросы понятно, но так, чтобы автоматически не вылезал шаблонный ответ.

При подготовке к фильму в Лондоне я читала книги, посвящённые разговорам о смерти и потере близких, изучала карты нарративной практики и собиралась работать по ним. Мои попытки играть тонко обернулись фиаско: когда вы видите друг друга в первый раз, у вас есть тридцать минут, вокруг полно народа, английский для обоих не первый язык и вы говорите о смерти близких — нарративные практики работают так себе.

Заработок и репутация

К похоронам в Гане относятся по-другому, чем в России или Европе. Со стороны они скорее похожи на свадьбу: фуршет, все нарядные, гости дарят деньги и всякие ништяки. К тому же они очень завязаны на репутации —наверное, это самое важное мероприятие в судьбе ганца. Считается, что чем больше людей на похоронах, тем добропорядочнее был человек. На них собираются родственники и друзья со всей страны и иногда из-за рубежа. Хорошие похороны начинаются от трёхсот гостей, лучше пятьсот, если пришла тысяча — огонь. Если у тебя небольшие похороны, значит, и человеком ты был посредственным.

Если ты хочешь, чтобы на твои похороны пришли люди, ты должен ходить на чужие. Некоторые ходят каждую неделю. Похороны могут длиться несколько дней — например, в первый день проходит прощание с почившим (тело лежит в нарядно украшенной комнате), на второй день — церемония в церкви и погребение на кладбище, и третий — большая вечеринка. Если у семьи небольшой бюджет, все три стадии можно уместить в один день, но так или иначе они должны быть. Подготовка «хороших похорон» (это устойчивое выражение, которое подразумевает масштабное, грамотно организованное мероприятие) может занимать от месяца. Всё это время тело ждёт своего часа в морге, что стоит приличных денег.

Ещё один обязательный элемент похорон в Гане — это пожертвования гостей. Чем больше денег ты дал, тем лучше к тебе будут относиться. На похоронах поменьше, особенно в деревнях, у корзины с пожертвованиями сидит специальный человек и записывает имена и сумму доната в тетрадочку. Считается, что ты обязательно должен отблагодарить гостя за его пожертвование. Вечеринка (барбекю, танцы, диджеи), которую устраивают после каждых похорон, и есть то самое «спасибо». Если её не устроить, гости скажут, что ты жадный, а это ущерб репутации.

Ганцы — не очень про то, чтобы копить, в этом они очень похожи на россиян. Обычно на похороны скидывается вся семья (не только ближайшие, но и более далёкие родственники — двоюродные братья, сёстры, троюродные и так далее), если денег не хватает, то идут занимать. Занять можно или у друзей, или в микрокредитных организациях. И потом с того, что жертвуют на похоронах, раздают долги. Цитируя мой фильм: «It’s better to make a good name than live in shame» — вот такая стратегия. Лучше занять и зарекомендовать себя как нормального чувака, чем сделать скромные похороны на деньги, которые у тебя есть. А стоит всё солидно.

Когда я слушала первые интервью, я думала, что когда мои герои говорят про заработок на похоронах, они имеют в виду то, что зарабатывают агенты, ведущие, поставщики услуг, как в России. Да, они зарабатывают, но я была очень удивлена, что главная цель семьи — поднять денег на похоронах, желательно в два раза. И этого никто не стесняется. Навариться на похоронах — это целое искусство: нужно пригласить правильных людей, всё так организовать, чтобы тебе накидали в два раза больше, чем ты потратил.

В целом всё завязано на репутации и отношениях между людьми. Ну и все очень любят выпендриваться. Как мне говорили респонденты, ганцы подсматривают что-то у европейцев и доводят до максимума. Большинство традиций, которые кажутся нам удивительными, на самом деле калька с европейских обычаев времён колоний. Например, похоронные плакаты — на них лицо умершего человека, возраст, адрес, где будут проходить похороны. Их вешают у входа в церковь, на воротах дома — везде. Или, например, объявление о похоронах в газетах, на радио и телевидении. Как я поняла, это было позаимствовано из газет колониальных времён, где объявляли, что кто-то умер — в Гане так делают до сих пор, только с большим масштабом.

Фантазийные гробы — очень известная за пределами Ганы история и, наверное, первое, что приходит на ум при упоминании Ганы человеку из Европы. Это гробы в форме разных штуковин — льва, бутылочки, чего угодно. Это относительно недавняя история — их начали делать лет шестьдесят-семьдесят назад. Это дико популярно у туристов, местных тоже в них хоронят, но не очень часто. Я была на четырёх похоронах, и там были обычные европейские гробы.

В Гане осталось несколько не запечатлённых мной похоронных традиций — можно поехать в другой регион и делать продолжение фильма. Я снимала в Аккре, столице, большинство моих героев были из народности га. Во втором по величине городе Кумаси живут ашанти. У ашанти самые пышные похороны, плакальщицы — женщины, которых нанимают, чтобы показать интенсивность переживаний на похоронах. Это не отдельная группа женщин, которая стоит и рыдает — плакальщицы смешиваются с гостями, и вычислить их можно только по слишком интенсивному плачу. Даже некоторые местные потешаются над ними. Один из моих героев рассказывал, что они сначала рыдают, потом просят: «Дадите пивка?» — выпивают и продолжают рыдать.

Удача

Мне очень повезло. Во-первых, с людьми. Звукорежиссёр Коля оказался идеальным напарником — расслабленным, позитивным и моющим посуду. Алекс — удивительно системным и ответственным. Во-вторых, повезло по жизни. Из-за отключения электричества у нас сломались переходники, зарядки и ещё кое-что по мелочи — в общей сложности на пятнадцать тысяч рублей. Но если учесть, что мы везли оборудование на полтора миллиона, мы обошлись малой кровью. Меня чуть-чуть обманывали по деньгам (по моим подсчётам, ещё тысяч на семь), но я считаю это компенсацией за удачу, которая нам сопутствовала. Нас не ограбили, никто не заболел, и мы сняли двадцать часов материала.

Аккра, которую увидела я, совсем не похожа на тот город, который показывали в «Орле и решке». Это не «мусорная столица», а большой, разнообразный город, где бедность соседствует с богатством. Там вкусно, очень много цвета, красивые, приветливые и эмоциональные люди, очень дорого и очень дёшево одновременно, есть богатая культура, в которой сложно разобраться с наскока. Если резюмировать моё ощущение от Аккры, это сложносочинённое, неоднозначное и крутое место, которое за две недели как режиссёр я узнала в двадцать раз лучше, чем за две недели как турист. Мы сняли много крутых штук — я сяду монтировать фильм и посмотрю, что из этого выйдет. Но точно будет красиво, и вы точно такого не видели.

ФОТОГРАФИИ: Кристина Вазовски