Личный опыт«Я как заключённая»: Беженки о жизни
в России

У меня есть российское гражданство. Получить его было очень сложно, нужно было собрать огромные папки документов. Это заняло почти два месяца, мы занимались этим с утра до вечера — успевали дома только поужинать и снова ехали стоять в очередях. Мы еле успели отдать документы. Сыну тогда было два с половиной года, а дочке полгода. Через десять месяцев я получила паспорт.

Легко ли было привыкнуть к новой стране? С одной стороны, что касается погоды — здесь длинная зима, холод, дожди. У нас в Афганистане очень хорошая погода, качественные фрукты и овощи — здесь их привозят из разных стран и они не такие. С другой стороны, мне нравится, что в России мирно, народ очень вежливый, люди очень гостеприимные. В Афганистане я носила паранджу и очень это не любила. Мужчины всегда на меня смотрели, всегда что-то говорили. Конечно, там было тяжело: война, беспокойно после нового правительства моджахедов, которые творили в Афганистане варварские дела. Здесь я могу обратиться к людям за помощью и мне помогут, это меня радует. Хотя враждебное отношение, конечно, тоже случается. Бывают люди, иногда пожилые, которым что-то во мне не нравится. Или в поликлинике однажды ко мне неприятно обратилась уборщица, а потом врач.

Но я очень мало общаюсь с посторонними людьми — даже с соседями почти не говорю, я как заключённая. Единственное — наша женская организация. Я мечтаю, чтобы у меня была возможность работать и были деньги. Я хотела бы помогать людям, которые находятся в такой же тяжёлой ситуации с деньгами, что и я — из России, из Афганистана, любым.

Однажды я ехала в метро, в вагоне был бездомный. Люди бежали от него, а в вагоне было мало места, и я села с ним рядом. У меня с собой был обед, я отдала его ему — и дала ещё двести рублей, которые были у меня в кошельке. Я подумала: «А если у меня тоже не будет дома? А если у меня не будет хорошей одежды и крыши над головой? Конечно, от меня тоже будут бежать люди». У человека возникли проблемы с деньгами, поэтому он попал в такую ситуацию. Это меня поражает — у всех должны быть равные права. За это я хочу бороться.

Муж не даёт покоя: сегодня может сказать, что мы разводимся, послезавтра — что нет. Я могу накраситься, пойти поговорить с людьми, но душа болит. Я знаю дари и пушту, ещё немного английский, но практики нет. Русский учить не очень тяжело, как и с любым языком — если постараться, всё получится. Я учу его два месяца — больше шести лет муж не давал этого делать, я занималась домашним хозяйством.

Раньше он не отпускал меня даже в магазин, всё покупал сам. Сейчас он отпускает меня в магазин, но денег нет. Дети требуют что-то им купить, но я не всегда могу — прихожу домой с пустыми руками, и это непросто. С другой стороны, надо общаться с людьми и быть весёлой, чтобы людям вокруг было хорошо, я не хочу всем рассказывать о своём положении. Когда люди видят меня, они думают, что я всегда весёлая, смеюсь, улыбаюсь.

В последнее время муж с трудом, но уже почти соглашается, чтобы я работала. Он болеет и не может работать — кто будет кормить семью? Я хочу выйти на работу. В Афганистане я работала дизайнером, могу работать парикмахером — на родине я какое-то время работала в салоне красоты. Мне нужно только подучить язык, и я смогу работать. На самом деле я хочу быть моделью, это мне очень интересно и очень нравится — но муж не разрешит.

Здесь нужно выживать. Многие работают от случая к случаю — например, смотрят за детьми, провожают их в школу. Некоторым девушкам приходится заниматься другими вещами — ну, вы знаете. Мужчинам здесь тоже бывает нелегко. Некоторые торгуют духами на рынке, у них нет документов — так что могут быть проблемы с полицией. Но им нужно что-то делать, никто не хочет просто возвращаться в Африку.

Визы у меня пока нет. Я ходила в миграционную службу и объясняла им мою проблему, спрашивала, не могут ли они мне помочь, но мне не ответили. У меня здесь только сын. Я знаю, что из России не депортируют женщин с детьми — пока это всё, что у меня есть. Других вариантов у меня нет — разве что добровольно вернуться на родину, но это очень дорого.

Обычные дни я чаще всего провожу дома. Большую часть времени смотрю кино на ютьюбе, читаю новости. Что-то готовлю, потом иду спать — вот, наверное, и всё. Я поддерживаю связь с родственниками в Камеруне, особенно с мамой — как раз только что с ней говорила. Она прошла ради нас через очень многое. Я звоню отцу, говорю с дедушкой, с племянниками в Кении. До того, как умерла бабушка, часто говорила и с ней. С двоюродными братьями и сёстрами мы общаемся в фейсбуке — я узнаю, как у кого дела. Через фейсбук и WhatsApp говорить проще всего.

У меня здесь есть друзья. Иногда они звонят мне, мы куда-то идём, можем выпить чаю — или даже водки. Знакомиться очень легко, встретить кого-то можно в самых разных местах — в метро, на рынке. Я вижу людей африканского происхождения и просто подхожу к ним: «Привет! Откуда ты? Мне очень нравятся твои волосы! Будем друзьями?» — и мы уже друзья. С теми, кто приехал из Африки, это очень частая история. Мы всё время ходим друг к другу в гости. Когда я спрашиваю, у кого как дела, вижу, что все сталкиваются с похожими проблемами. Жизнь здесь непростая — но нужно как-то справляться.

Я говорю по-русски — не очень хорошо, но говорю. Помогаю друзьям, когда им трудно объясниться. Я пользуюсь телефоном, чтобы переводить. Когда я говорю с людьми, я всегда добиваюсь того, чтобы меня поняли. Русский я выучила сама — ты учишь его, когда выходишь в магазин или общаешься с друзьями из России. Если тебе что-то говорят, может, ты не поймёшь сразу, может, нужно будет воспользоваться переводчиком, но ты постепенно всё подхватываешь.

В России много приятных людей. В Санкт-Петербурге я жила с россиянами — они очень хорошо ко мне относились, мне даже больше нравилось жить с ними, чем с теми, кто приехал из Африки. Некоторые очень приятные и гостеприимные, говорят с тобой так, как будто вы давно знакомы. Но так бывает не всегда. Неприятные люди тоже встречаются — они тебя не понимают, ведут себя грубо.

Когда шёл чемпионат мира по футболу, я увидела, что многие люди из России стали вести себя по-другому. На него приехало много болельщиков из разных стран — так что в метро люди, живущие здесь, подходили и здоровались, спрашивали, откуда ты, участвует ли твоя страна в чемпионате. Нам нужно быть друг с другом дружелюбнее. Ничего не стоит поприветствовать человека — или поздороваться с ним в ответ. Обычно когда здороваешься с человеком, он смотрит на тебя и просто проходит мимо — это несправедливо.

Климат здесь ничего, но в Африке жарко — это все знают. В России хорошо, но зимой, особенно когда нет работы, трудно. Я бы хотела, чтобы была компания, которая нанимала бы на работу тех, кто приезжает сюда из Африки — было бы здорово. У нас нет документов, у многих здесь дети — так что если бы для нас нашлась работа, это здорово бы облегчило жизнь. Я бы хотела, чтобы было какое-то пособие — мы были бы очень благодарны. Я бы очень хотела, чтобы правительство как-то с этим помогло.

Нужны деньги на еду, на детское питание, на каши. Ты мать, и если ты не будешь хорошо питаться, ты не сможешь кормить ребёнка. Это частая проблема у тех, кто живёт здесь. Многие девушки здесь не живут с отцами своих детей, не могут заботиться о собственных детях. Работы нет — как заботиться о ребёнке? Это так грустно.

Я хочу заняться бизнесом, стать бизнес-леди. Всё зависит только от денег. Бизнес может быть очень разным. Можно открыть кафе — люди едят и пьют каждый день. Можно продавать одежду — она всегда нужна. Можно продавать детское питание — женщины вокруг всё время рожают. У меня много больших желаний. Мешают только финансовые ограничения. Я очень творческий человек и очень трудолюбивый. Я понимаю людей, я упорно добиваюсь своих целей. Всё, через что я прохожу, я делаю ради своих детей — для них я должна быть сильной и смелой.

  Я родилась в Сирии. До начала войны (из-за неё мы и уехали) там всё было хорошо — она началась, как только я закончила учёбу. Я изучала английский язык, училась на филолога. В России я оказалась в 2014 году. Это было несложно: мой брат, который тоже живёт здесь, сделал приглашение для визы. Люди здесь относятся к нам по-доброму. Когда мы не знали язык, они не помогали — но когда мы научились хорошо говорить по-русски, они узнали нас лучше, начали с нами общаться. Русский мы учили сами — смотрели за людьми на улице и изучали, как они говорят.

Мой муж в Сирии был детским врачом, здесь он работает бухгалтером. Мы жили в одном доме, окончили учёбу и поженились — все в Сирии знают соседей и дружат с ними. Мой муж и муж Ясмин (героиня этого материала. — Прим. ред.) — братья. У нас большие семьи. Мы хорошо жили, постоянно ходили друг к другу в гости. Собирались почти каждую неделю, общались. Раньше все думали о будущем, как всё будет развиваться, что будет дальше. Сейчас думают о прошлом — как было хорошо. Мы думаем только о настоящем — чтобы дети были здоровы, было, чем их кормить.

У меня трое детей — два мальчика и девочка. Мальчики ходят в школу, в первый и второй класс, девочка ходит в садик. Дети здесь очень быстро учат язык. Я не работаю, воспитываю детей. Кем здесь работать? Учить английскому языку здесь я не могу. Мой обычный день такой: я отвожу детей в садик и школу, потом прихожу в сирийский центр. Покупаю продукты, иду домой.

Устроить детей в школу легко, если есть документы. Нужно много документов — иногда просят регистрацию, иногда спрашивают, где ты живёшь. Задают много вопросов. Мы беженцы. У нас статус временного убежища, каждый год мы его продлеваем, но это очень сложно — каждый раз на это уходит по три месяца. Сейчас многие говорят, что им часто отказывают в убежище. Раньше у большинства здесь было убежище, сейчас нет.

Много моих родственников живут в других странах — где-то в Турции, где-то в Сирии, но связь с ними остаётся. Я очень хочу сделать документы, увидеть семью в Сирии или в Турции. Но если я поеду туда, я не смогу въехать обратно.

Сейчас все общаются с родными по интернету, через WhatsApp. У меня четыре брата и пять сестёр. Каждый день я говорю с ними по два-три часа — когда дети спят, я говорю с семьёй. Смотрю видео, но не очень много — начинаю плакать. В основном слушаю их. В праздники я говорю по телефону по два часа. Мои дети не знают, какие у них хорошие бабушка и дедушка. Не знают моих сестёр, братьев, потому что мы живём здесь, далеко от них.

Дома всё разрушено. Нет электричества, нет воды, питьевую воду не купить. Мы бы, конечно, хотели вернуться, но даже не знаем, как там сейчас — так давно мы там не были. Когда мы рассказываем детям о Сирии, они радуются, хотят туда уехать. Дети всегда интересуются, как выглядит их дом.

  Я родилась в Сирии, переехала в Россию в 2012 году из-за войны, с помощью брата. Труднее всего было выучить язык — он совсем другой, хотя мы знаем английский и арабский. Первый год, когда я не знала языка, было трудно, потом стало лучше. Сначала я учила его сама, потом в школе в центре.

Мой муж в Сирии был инженером. Сейчас тоже этим занимается, он работает ради детей. Я не работаю, занимаюсь детьми — работать бы хотелось, но это занимает много времени. У меня трое мальчиков: двое ходят в школу, ещё один пока дома. Дети очень хорошо говорят по-русски, лучше меня. Дома они говорят на арабском, в школе учат русский.

Люди в России добрые, все к нам относятся хорошо, только нет помощи с документами. Мы общаемся здесь с земляками, сирийцами — все такие же беженцы, у всех нет документов. Из-за этого я тоже не могу вернуться в Сирию и увидеть родителей. С родственниками я общаюсь только по телефону. У меня четыре брата и сестра, они остались в Сирии — мы только говорим с ними по телефону, и всё.

Мы ждём, когда закончится война. Про войну мы знаем и понимаем мало — только что до неё всё было лучше. Страдает в основном простой народ. Мы не можем жить как раньше, все думают, что это какой-то сон. Многие матери не знают, где сейчас их дети — может, умерли, может, уехали в другую страну. Это очень страшно. Сейчас и здесь, и в Сирии много детей, которые не ходят в школу, не учатся.

Вернуться я не могу — мы ждём, когда закончится война. Там нет электричества, нет воды, нет школ, хорошей работы, кругом военные. Дети знают, что в Сирии война. Спрашивают: «Мама, когда война закончится?» Они видят по телевизору войну, знают, что это страшно. Многие люди из России были в Сирии и знают, какой Сирия была раньше. Это была очень хорошая, очень красивая страна — сейчас она другая. Мы не знаем, что будет дальше.

Благодарим комитет «Гражданское содействие» за помощь в организации материала

Иллюстрации: Даша Чертанова