Личный опыт«Клеймо читеров»: Сноубордистка Алёна Заварзина о допинге и карьере
О кризисе в российском спорте и комплексе отличницы
дмитрий куркин
В КОНЦЕ АВГУСТА В РОССИЙСКОМ СПОРТЕ РАЗРАЗИЛСЯ КРУПНЫЙ СКАНДАЛ. Несколько сноубордистов на условиях анонимности рассказали изданию «Спорт-Экспресс», что Федерация сноуборда России (ФСР) конфликтует с ведущими спортсменками, месяцами не выплачивая им зарплату, и не может обеспечить должных условий для подготовки. В пример приводился случай Ильи Витюгова, в 2017 году выигравшего юниорский чемпионат мира «на сломанной доске, которую он самостоятельно купил с рук у себя в регионе».
Следом высказалась чемпионка мира в слоупстайле Софья Фёдорова, обвинившая ФСР в шантаже: «Мне сказали, что теперь я обязана быть в пятёрке Кубка мира. В противном случае мне не будут оплачивать даже участие на соревнованиях. Я должна была в письменной форме дать соответствующие гарантии». Конфликт с федерацией подтвердили участницы Олимпийских игр Екатерина Тудегешева (назвавшая происходящее «сливом лидеров сборной») и Алёна Заварзина, вскоре принявшая решение завершить карьеру.
Мы поговорили с Алёной, чтобы выяснить, действительно ли нынешняя ситуация в российском сноуборде — «внутренние сложности» тренеров, спортсменов и чиновников федерации, как пытаются представить дело представители Олимпийского комитета, или же речь идёт о чём-то большем. И заодно узнали, каково вообще быть российским спортсменом-олимпийцем — до и после Сочи-2014.
О мечте
Когда я была маленькой, я смотрела Олимпиаду в Сиднее в 2000 году. И я помню те эмоции, которые я переживала, когда смотрела, как выступают Светлана Хоркина, Алина Кабаева и Алексей Немов, Александр Попов. Я влюблялась в них. Я хотела оказаться там на арене, окружённой голубыми баннерами и олимпийскими кольцами. Я навсегда загорелась желанием побывать на Олимпиаде, чего бы это ни стоило. Когда я в первый раз поехала на Игры в 2010 году, у меня захватывало дух, когда мы выходили на стадион под свет прожекторов и вспышки камер.
В день старта я надела на себя номер с кольцами и поняла, что это тот момент, о котором я мечтала всю жизнь. Я не могла поверить, что весь мир — как минимум все, кого я знаю дома — сейчас смотрит на мой заезд. Было страшно и волнующе одновременно.
Я навсегда запомню те минуты, когда зал шумел, когда Немова поставили на второе место с очевидно лучшим выступлением. Я помню лицо Светланы Хоркиной перед её выступлением на бревне. Они для меня навсегда бесконечно крутые.
Я надеюсь, что мои выступления тоже кого-то так зарядят и вдохновят. В жизни очень немного моментов, которые хочется вспоминать. И победа своих на высшей сцене, их полная собранность, эти глаза человека, который полностью в своей тарелке, — это лучшее, что можно увидеть по ТВ.
О системном кризисе в российском спорте
Спортсменам приходится выслушивать очень много критики: «Что вы ноете?» Но тот, кто знает, сколько энергии тратят спортсмены и под каким стрессом постоянно находятся, не станет спорить с тем, что хотя бы право получить за свой труд элементарную зарплату они уж точно имеют. «Заварзина на эмоциях заканчивает карьеру». А почему бы, собственно, нет? Почему я не имею право говорить со страстью о главном деле своей жизни? Я очень болею за спорт и за Россию. И считаю, что здесь нет никакой «истерики» — я, как и любой человек из сборной, имею право получить то, что нам полагается по закону.
От нас требуют быть лучшими в мире, но не хотят дать лучшие в мире условия для тренировок. Сравните свою подготовку с подготовкой своих соперников, которые выигрывают соревнования, и подумайте, чего здесь не хватает. Можно сделать так, а не брать от человека подписку с гарантиями занять призовое место. Самые высокие требования к себе у самих спортсменов. И федерация вместо того, чтобы давить ещё больше, могла бы спросить себя, работают ли они сами на сто процентов.
В конце прошлого сезона я уже приняла решение закончить карьеру, но затем решила остаться до чемпионата мира, чтобы выступить в Америке. Потом министерство спорта «помогло» мне окончательно уйти, потому что возникла ситуация с невыплатой зарплаты: мне её не то что не платили — меня просто не поставили в контракт. Целый год я не была трудоустроена, и меня забыли поставить об этом в известность. Оставалась надежда, что когда я попрошу руководителей федерации обратить на это внимание, они исправят ошибку. Я думала, что я им небезразлична. Оказалось, что они ничего не могут сделать, и буквально до прошлой недели этот вопрос никак не решался. После моей встречи с министром спорта он дал указание немедленно решить проблему, но на сегодняшний день ничего не изменилось.
Это системный кризис, и я не хочу перекладывать вину только на ФСР, хотя каждый из нас может работать более эффективно. Мы четыре года ждали подвижек. Но так как бюджетные деньги ограничены, а в последнее время они и вовсе заканчиваются, на всех спортсменов их уже просто не хватает. Многие переходят на региональное финансирование, и нас в какой-то момент тоже хотели на него перевести.
Проблема и в том, что у федерации не налажен контакт со спортсменами: недавно я выяснила, что спортсмены не должны напрямую обращаться к руководству. Но я считаю, что любая федерация существует для того, чтобы обслуживать спортсменов. Не мы для чиновников, а они для нас.
Хороших спортсменов можно пересчитать по пальцам: мы не стоим в очереди, мы не рождаемся по расписанию. Тяжело вырастить качественного спортсмена — такого, который поднимется после падения, неудачи, травмы и снова пойдёт наверх. Посмотрите, сколько спортсменов мы потеряли в последние годы из-за того, что им не была оказана должная поддержка. В лыжных гонках, в биатлоне. Я говорю не о себе — я не хочу выступать за другую страну, хотя многие спрашивают меня об этом. Но это происходит повсеместно.
И если случается недопонимание с федерацией, у нас просто не остаётся другого выбора, кроме как закончить карьеру и заняться чем-то другим, чтобы найти твёрдую почву под ногами. Российский спорт — это наша единственная работа. Мы не можем уйти из одной компании в другую, если первая нас на устраивает. Наша компания — это наша страна.
О последствиях доклада Макларена
После допингового скандала косые взгляды на себе я ловила только вначале: у меня был открытый конфликт со спортсменкой из другой страны — меня задело её высказывание о России и обо всех нас. После этого с коллегами из сноуборда проблем не было. Мне очень много приходилось говорить на тему допинга в этом сезоне, поэтому перед Олимпиадой я ушла из всех соцмедиа. Я стараюсь не заводиться и культурно отвечать на претензии совершенно посторонних людей. Но я до сих пор чувствую на себе клеймо читеров, нечестных людей, когда приезжаю на соревнование в другую страну и говорю, что я из России. Попасть под дискриминацию по национальному признаку неприятно.
На Олимпиаде нас будили каждый день в пять утра: проверяли всю нашу квартиру, где жили шесть человек — по очереди. Чтобы найти нужного спортсмена, будили всех и проверяли аккредитацию. Только потом ты мог пойти спать.
За тестами на допинг ко мне приходили в лобби отелей и рестораны. Пару раз приходилось созваниваться с допинговыми агентствами и объяснять, почему их офицеры не застали нас дома. Потому что даже если ты указал в документах, что будешь дома в шесть утра, могли прийти и в три дня, и в пять вечера — и ты обязан сдать пробу, отказаться нельзя. Проверки были постоянными.
О самоотречении и жизни после спорта
Жизнь спортсмена не заканчивается на пороге дома. Когда ты приезжаешь со сборов, ты не чувствуешь, что ты вернулся с работы и сейчас отдохнёшь. Ты настолько идентифицируешь себя как спортсмена, что когда результаты хорошие, ты смотришь на себя в зеркало и выглядишь в нём хорошо. А если результаты не на уровне, чувствуешь ненависть, разочарование, не хочешь ни с кем разговаривать, начинаешь уходить в себя.
Я занимаюсь спортом с десяти лет, с шестнадцати — профессионально. Я не могу смотреть на себя как на обычного человека, как на женщину. Это как комплекс отличника, который усугубляется глобальной ответственностью: ты не можешь примириться с тем, что не можешь что-то сделать. Это тяжело, и тем более тяжело, когда на тебя смотрят другие. Я справлялась с этим, но в моей жизни есть моменты, которые я просто не помню. Я настолько уходила в подготовку к тем же Олимпийским играм, что я плохо помню это чистилище. С Олимпиады у меня осталось три фотографии на телефоне. После Игр я «проснулась» в апреле — как прошёл март, я не знаю.
У меня есть другие мечты, я всегда любила искусство, всегда хотела создавать что-то красивое. Я хочу стать креативным директором, хочу работать в рекламе. В этом направлении я сейчас действую: готовлюсь поступать в Сент-Мартинс. Я хочу заниматься тем, что не требует постоянного одобрения. Я хочу быть слабой, хочу позволить себе расслабиться, покукситься, поныть, выплеснуть эмоции. Спортсменам это делать запрещено. Особенно женщинам.
