Личный опыт«Стараешься не потерять себя»: Я работаю
с «Врачами без границ»

О поездке в Украину и выгорании

Происходящее в Украине было похоже на то, как если бы я увидела в новостях улицу, по которой каждый день ходила на работу — и вдруг прямо на ней началась война. Перед тобой встаёт выбор: либо ты продолжаешь сидеть на диване и смотреть телевизор, либо попробуешь что-то сделать, потому что тебе не всё равно, потому что там такие же люди, как ты. С этого всё и началось.

Я ни к кому не присоединялась — это был внутренний позыв. У нас была небольшая инициативная группа, мы организовали форум волонтёров, которые помогают мирному населению (есть и те, которые помогают военным — но с ними мы не работали). На нём было около двухсот участников. Это было важно, потому что волонтёры зачастую даже не знали друг друга в лицо и чувствовали себя потерянными. Целью форума было дать всем познакомиться и помочь друг другу.

Когда я поехала первый раз в Украину, многие сочли, что я сошла с ума. Это очень опасно, у меня дома остался ребёнок, и никто не знал, что может случиться. Я сама сомневалась — но когда оказалась на украинской стороне, поняла, что назад дороги нет. Почему-то вспоминается фраза Антуана де Сент-Экзюпери из «Маленького принца»: «Когда говоришь взрослым: „Я видел красивый дом из розового кирпича, в окнах у него герань, а на крыше голуби“, — они никак не могут представить себе этот дом. Им надо сказать: „Я видел дом за сто тысяч франков“, — и тогда они восклицают: „Какая красота!“» Когда ты работаешь в трудных условиях и сталкиваешься с людьми, которые находятся в сложной ситуации, ты невольно многое переоцениваешь. 

С огромным страхом женщина всё-таки доверила мне малыша — и когда увидела,
что с ребёнком ничего не случилось, наконец расслабилась. На прощание
она сказала: «Я тебя никогда не забуду,
ты для меня будешь как крёстная»

Был момент, когда я ехала в поезде из Киева в Славянск, и рядом со мной — женщина. Она возвращалась в родной город, на руках у неё была двухмесячная девочка. Она прижимала к себе дочку, и было видно, что она держится за неё как за соломинку. Из-за стресса у матери не было грудного молока, и ей было нужно приготовить смесь. Я предложила подержать ребёнка, но она сказала, что справится сама — она пыталась лить горячую воду, но попадала мимо бутылки, всё валилось из рук. С огромным страхом она всё-таки доверила мне малыша — и когда увидела, что с ребёнком ничего не случилось, наконец расслабилась. Мы ехали в поезде почти шесть часов, и она кормила девочку ещё раза три-четыре — и каждый раз уже спокойно отдавала мне её подержать. На прощание она сказала: «Я тебя никогда не забуду, ты для меня будешь как крёстная». Ей было страшно возвращаться: она боялась, что дома всё будет по-другому. Когда я держала девочку на руках, то поняла, что даже если я больше ничего здесь не сделаю, помочь кому-то с ребёнком — это уже достаточно.

Конечно, когда ты работаешь в трудных условиях и видишь человеческое горе, это накладывает свой отпечаток. Я бы не стала говорить о выгорании, но были другие переживания. Например, трудно впервые возвращаться из зоны конфликта в обычный мир, когда миссия заканчивается. Первый раз со мной это было как раз после Украины. Там я привыкла ездить с места работы через блокпосты под обстрелами, привыкла слушать страшные истории людей. Они рассказывали, как по три недели жили в подвалах, как у их детей начался нервный тик, как их жизнь изменилась, как они, как в девяностые, стоят в очередях, чтобы получить буханку хлеба, как в людях просыпается что-то животное, когда они теряют человеческое достоинство — когда их вынуждают его потерять. 

Был канун Нового года, люди радовались. Как-то навстречу мне попалась группа молодёжи: они скакали и кричали что-то глупое. Тогда меня прорвало — я просто шла по улице и плакала навзрыд

Когда я вернулась, то поначалу просто чувствовала себя совершенно потерянной. Мне нужно было купить еды, но я заходила в магазин и не могла ничего взять. Был канун Нового года, люди радовались. Как-то навстречу мне попалась группа молодежи: они скакали и кричали что-то глупое. Тогда меня прорвало: я просто шла по улице и плакала навзрыд. Тебе кажется, что люди вокруг не понимают, что происходит в зоне конфликта — хотя они рассуждают о нём, считают себя экспертами, думают, что знают, как решить проблему и помочь людям. Коллега сказала, что практически все в первый раз через такое проходят. Наверное, это можно назвать посттравматическим синдромом, хотя я сама не пострадала от конфликта.

Но возвращаться к жизни нужно. Поначалу тяжело: тебе кажется, что люди тебя не понимают, ты не можешь им рассказать, что пережила — для них это как кино. Но на самом деле и тебе нужно понять их, дать им поддержать тебя. Нужно перебороть себя и не быть агрессивным по отношению к тем, кто живёт мирной жизнью. Нельзя игнорировать эмоции, нужно принять эту боль и не думать, что с тобой что-то не так. И не пугаться — особенно в первый раз.

Передача опыта тоже помогает восстановиться. Между миссиями я была в Армении, чтобы отвлечься и отдохнуть — год или два назад там было обострение военного конфликта. Я остановилась в хостеле: туда же приехал парень, который как раз был в горячей точке. Он пытался рассказать друзьям, как это было, но у него стоял ком в горле, он не мог подобрать слов. Потом мы пообщались: я рассказала о себе, и он почему-то увидел во мне человека, который его поймёт. Наш разговор и осознание, что он не один такой, помогли ему расслабиться. На прощание он подарил мне свой талисман — деревянный крестик. Я не религиозный человек, но для меня это особенный подарок.

О «Врачах без границ» и Центрально-Африканской Республике

«Врачи без границ» — международная независимая медицинская гуманитарная организация, которая оказывает медицинскую помощь людям, пострадавшим от конфликтов, вызванных либо природными условиями, либо человеком — под это попадают эпидемии, вооружённые столкновения, насилие, плохое питание, наводнения, землетрясения и многое другое. Официально с «Врачами без границ» я начала работать недавно. Первый раз я столкнулась с ними в 2009 году, когда меня пригласили переводить для главы миссии. Сначала я сотрудничала как фрилансер, потом поддерживала связь с организацией, когда начались события в Украине. Сейчас я в штате.

У меня не медицинское, а филологическое образование (я изучала иностранные языки — французский, английский), но, попав в гуманитарную сферу, ты можешь изменить профиль — что со мной и случилось. Уже официально с «Врачами без границ» я работала в Центрально-Африканской Республике — финансовым менеджером. Сейчас у меня немного другая должность, но она тоже связана с деньгами. Человек, который только попадает во «Врачи без границ», обычно начинает «в поле», чтобы непосредственно поработать с людьми, которым нужна помощь. Я занимаюсь похожими вещами.

У гуманитарных организаций есть универсальные принципы работы. Для меня, наверное, самый главный — принцип нейтральности. Когда ты работаешь в зоне конфликта, ты не можешь занимать ни одну, ни другую сторону. Если ты соблюдаешь нейтралитет (а твоя цель — поддержать человека, помочь ему, вне зависимости от его и твоих взглядов и убеждений), это помогает завоевать доверие. Ты видишь результат работы, видишь, что тебя принимают и тут и там. Для меня это важно: если я помогаю людям, я должна исходить из этого принципа, несмотря на то что у всех нас есть личные цели и интересы.

Для меня, наверное, важнее всего принцип нейтральности. Когда ты работаешь в зоне конфликта, ты не можешь занимать ни одну, ни другую сторону

Первую миссию с «Врачами без границ» я закончила в конце октября — в столице Центрально-Африканской Республики Банги. Это был проект о женском репродуктивном здоровье. Наша миссия занимается двумя так называемыми maternity — «женскими» больницами, которые помогают беременным, рожающим и младенцам, как с медицинской стороны, так и психологически.

Я работала в районе Банги, который называют мусульманским анклавом — в маленькой больнице. Там со мной произошла история, похожая на ту, что случилась в Украине. Я вышла из офиса во двор передохнуть и заметила молодую девушку, которая держала на руках ребёнка — ему было, наверное, месяцев шесть. Ей было тяжело, она пыталась на что-то опереться спиной. Я подошла к ней и предложила помочь — она сразу отдала мне малыша. Мы начали общаться, оказалось, что ей пятнадцать, столько же, сколько моей дочери. Она начала рассказывать, что её мужа убили, что в больницу она пришла, потому что в помощи нуждалась её мама. Потом она спросила, умею ли я читать на местном языке санго, и сказала, что ходит в школу, учится в шестом классе. Я ответила, что нет, а она с гордостью заявила: «А я умею!» — и начала читать все таблички вокруг — о гигиене, о том, как правильно мыть руки. Этот момент, наверное, запомнился мне больше всего за шесть месяцев работы в Африке. Когда ты прикасаешься к человеческой жизни, но не нарушаешь её и можешь хотя бы немного поддержать — это самое ценное.

О новых миссиях и важности мелочей

Мы работаем по контрактам: работа в гуманитарной организации не подразумевает, что у меня есть постоянная позиция и я могу на ней работать до пенсии. Сейчас у меня договор, предварительно заключённый на год: я езжу в короткие миссии в несколько стран в течение года. Мы внедряем новое программное обеспечение, которое позволяет управлять закупками и финансовой частью. Моя задача — помогать внедрять его, обучать людей на местах.

В Центрально-Африканской Республике наши передвижения были ограниченны, почти не получалось общаться с людьми, которые там живут. Отсутствие личного пространства и свободы передвижения — это очень тяжело. После Центрально-Африканской Республики я работала в Египте: здесь гуманитарная работа направлена на помощь жертвам насилия и беженцам. Каир — пыльный город, дышать тяжело, но я каждый день ходила на работу по полчаса пешком — потому что вспоминала, как полгода не могла свободно этого делать.

В стеснённых условиях ты начинаешь обращать внимание на мелочи и радоваться им. Запоминаешь вид из окна. Встречаешь у дома мальчиков, и пытаешься с ними немного пообщаться — запоминаешь взгляд, улыбку ребёнка. Сейчас я в Мозамбике — в столице страны Мапуту. Если говорить кратко, миссия посвящена работе с ВИЧ-положительными людьми. Работа всё та же, только ответственности больше: приходится меньше спать, меньше есть, пытаться не отвечать по-арабски «спасибо», когда вокруг говорят по-португальски, гонять малярийных комаров и делать так, чтобы другим потом было хорошо.

На месте помогают мелочи. Я всегда беру
свою кружку — никогда бы не сделала этого, путешествуя по России, но в миссии обязательно: это маленький кусочек дома

Когда я уезжаю на миссию, самое важное — чтобы меня кто-то ждал, чтобы было куда возвращаться. Наверное, самое страшное, когда ты далеко от дома, получить нежданную плохую новость. Ты ещё не вернулся, а тебя как будто убивают, такое не пожелаешь никому. На месте помогают мелочи. Я всегда беру свою кружку — никогда бы не сделала этого, путешествуя по России, но в миссии обязательно: это маленький кусочек дома. Беру чай с травами, которые собрала в огороде мама — ты далеко, но по ощущениям можешь быть рядом с близкими.

Стараешься не потерять себя. Ритм жизни, к которому ты привыкла, нельзя полностью воспроизвести в другом месте — но нужно себя поддерживать, продолжать следить за собой, насколько можно. Я стараюсь создавать уют там, где живу. Ты приезжаешь в пустую комнату (иногда ты её с кем-то делишь), в доме с тобой живёт от трёх до двенадцати человек. Нужно быть очень гибким: принимать то, что не можешь изменить, но оставаться позитивным, стараться извлечь из ситуаций что-то хорошее, драгоценное. Иначе будет тяжело.

Фотографии: личный архив автора, Sasha Maksymenko/Flickr, пресс-служба