Личный опыт«Вылезаешь из грязи
и омута»: Как я стала моделью в 70 лет
Ольга Кондрашева о радостях и трудностях работы
Интервью: Анна Елисеева
В этому году фокус модной индустрии ещё больше сместился на «нестандартных» моделей, в частности — возрастных. Женщины, которым больше пятидесяти и даже шестидесяти лет, становятся героинями рекламных кампаний, снимаются для обложек журналов и открывают показы, как это было на осеннем шоу Vetements. Кажется, мир медленно, но верно движется к принятию разнообразия красоты.
Мы поговорили с Ольгой Кондрашевой, которая стала одной из первых возрастных моделей российского агентства Olduska, о том, что значит работать в индустрии в семьдесят два года. В её портфолио — съёмки в рекламной кампании для сети парикмахерских Birdie, фотосессии в журналах Glamour и «Афиша», а также несколько показов на Московской неделе моды.
От биофака до кино
Я окончила биофак МГУ и проработала на факультете восемнадцать лет. Параллельно подрабатывала на «Мосфильме» в массовке — уже не помню, кто меня туда привёл. Платили мало, но всё равно было очень любопытно. Я на всё смотрела широко раскрытыми глазами, хотелось проявить какую-то активность — а вдруг меня в кадр возьмут? Но потом поняла, что это мешает процессу и надо просто делать то, что просит режиссёр.
Позже я уехала с мужем на Дальний Восток и проработала в местном Институте биологии моря тридцать лет. Там съёмки прекратились. Но пока была зоологом, ездила в разные экспедиции. Получается, что во Владивостоке прошла почти вся жизнь — в Москву я вернулась в начале 2000-х, на пороге пенсии. Умер отец, и в столице осталась пожилая мама, которой нужно было помогать. Чтобы заработать денег, пришлось устроиться в поликлинику в регистратуру. Это была очень тяжёлая работа: каждую секунду — телефон, каждую минуту — кто-нибудь в окошке, я — на разрыв. Меня хватило на четыре года.
Иногда агенты, у которых лежали мои карточки, приглашали сниматься. На фотографиях сзади обычно записывалась нужная информация об актёре: параметры и контакты. Поэтому, когда режиссёр искал определённый контингент, агенты показывали ему нужные карточки. Так, например, меня нашёл Юрий Грымов ещё в 1996 году. И я снялась в его клипе: кажется, это была «Зарядка» — по телевизору показывали целый месяц. Муж увидел во Владивостоке, и это была большая радость. Но клип крутили в шесть утра, поэтому вряд ли кто-то ещё его застал.
На других съёмках я познакомилась с Альбиной Станиславовной Евтушевской. Она тогда была уже известной актрисой, поэтому Игорь Гавар (основатель агентства Oldushka. — Прим. ред.) вышел сначала на неё, а Альбина Станиславовна уже порекомендовала меня. Мне было семьдесят, и кроме редких съёмок я ничем не занималась — была глубоко на пенсии. Более того, свой отпечаток наложил и диабет, начавшийся в этот застойный период: сидишь дома, ничего не делаешь, болеешь и умираешь. Девочки, которые бегали на съёмки каждый день, действительно зарабатывали, а я не такой человек: если для других, то пробьюсь, а для себя мало что сделаю.
Работа моделью
Первая фотосессия в рамках агентства была для журнала «Афиша» — съёмка с мехом. Помню, пришла в парикмахерскую перед этим, попросила осветлить волосы, а мне стали предлагать: «Давайте попробуем вот это и это». В итоге явилась на съёмку рыжей. Игорь меня знал только седой женщиной, да и одежду подобрали под мой натуральный цвет волос. Такой вот казус вышел.
Я всю жизнь была зажатой, не такой, как все, фактически — белой вороной. А на съёмках вдруг раскрылась — во многом благодаря фотографу Алёне Чендлер. Когда она снимала меня для лукбука Кирилла Гасилина, попросила подвигаться. А как же двигаться без музыки? Мы включили одну, вторую, третью и наконец нашли композицию, которая бы не отбивала ритм. И всё: когда заиграла мелодия, пришло раскрепощение, бзики улетучились, и то, что держало меня стальной рукой за жабры, поясницу и конечности, ушло. Я вдруг обрела свободу — и не такую, когда сумасбродничаешь и делаешь, что хочешь, но когда ты можешь выразить себя. Потом всю ночь не спишь и думаешь: «Надо было сделать по-другому! Ан нет, всё было хорошо!»
Конечно, мне было страшно сниматься. Я пенсионерка, которая лежала дома на диване перед телевизором, а тут вдруг пришла на площадку без подготовки. Меня так трясло перед камерой, что я не могла разжать зубы. Страшно было от всего: куда и зачем меня привели, а вдруг я не справлюсь и мне откажут? Боюсь я и своих фальшивых движений. Обычно действие само собой совершается: тело становится в нужные точки, под определённым углом — и меня словно пронзает, и я радуюсь оттого, что получилось идеально. А иногда даже не нужно видеть себя со стороны, чтобы понять — движения фальшивы. Не знаю как, но об этом говорит само тело.
Страшно бывает и оттого, что в любой момент можешь почувствовать себя плохо. Когда тебе звонят и сообщают, что завтра показ, интервью или съёмка, нужно быть как огурчик: чтобы сердце билось, сосуды работали, а ноги шли. Когда не работаешь три месяца кряду и ведёшь санаторно-курортный образ жизни, сложно держать себя в форме. Есть вещи, на которые не можешь повлиять. Например, когда со скрежетом натягиваешь узкие туфли и встаёшь на высокие шпильки (очевидно, что обувь для пожилых людей должна быть удобной). Или представьте семидесятилетний глаз: от макияжа он слезится и восстановить его состояние уже сложно.
Тем и трудна роль возрастной модели, что человек зависит от своего болезненного или хорошего состояния. Это тяжёлая работа, но хорошие результаты буквально окрыляют. Помню, для Кирилла Гасилина мы снимали семь часов — я всё это время танцевала перед камерой, а Алёна уже использовала все флешки, какие у неё были. И под конец вдруг спрашивают: «Как вы? У нас тут последнее платье осталось…» И я говорю: «Конечно, тащи!» Это радостная усталость, от которой я, правда, отходила две недели.
Сложно сказать, насколько далеко я готова зайти на фотосессиях. Например, сниматься в нижнем белье не хотела бы, но в то же время каждое предложение надо рассматривать по отдельности. В чём я мечтаю сфотографироваться, так это в пышном белом платье — моя детская грёза. В волшебном, как у крёстной феи из советской «Золушки», где сыграла Янина Жеймо.
Работа возрастной моделью непостоянна, по крайней мере для меня. Иногда съёмок приходится ждать неделями, а то и несколько долгих месяцев. Есть и бюрократические трудности. Однажды, когда я снималась в качестве народной модели в телепрограмме одного из федеральных каналов, организаторы выслали договоры на съёмки в пенсионный фонд. А те в свою очередь отправили документы в соцзащиту, где посчитали, что я работающий пенсионер, за что из моей пенсии вычли московскую надбавку. То есть с пятнадцати тысяч рублей она уменьшилась почти до восьми. Дело в том, что договоры были на единичные съёмки, а не на целые месяцы работы, поэтому работающим пенсионером меня считать нельзя. Да и как прожить на обе эти суммы, не подрабатывая? Прежде чем мне вернули часть надбавки, пришлось долго разбираться.
Сложно переоценить то, что дала мне работа модели, — это преодоление страхов и открытие много нового в себе, знакомства с людьми и движение, повод не лениться. А ещё растёшь в своих глазах: не в том смысле, что испытываешь гордость за себя — ты вылезаешь из грязи и омута, в котором жила всю жизнь. Минусы нахожу только в том, что это страшно и очень ответственно.
Обложка: Cyrille Gassiline
